Но что ещё можно написать? Они, блокадники, уже всё рассказали - хотя нам ведь этого никогда не понять... Как это - стоять в очереди за хлебом с 5 утра до 11 вечера в минус 34? И уйти, так и не дождавшись даже крошки... Как это - не чувствовать уже даже боли, когда тот, с кем ты спал под одной грудой наваленных одеял, с утра больше не просыпается, и ты просто кладёшь его поближе к окну, туда, где похолоднее…
Чего ещё мы не знаем и что мы можем понять?.. Я поехала к Галине Ивановне. Сейчас она живёт в Москве, раньше - «между Мариинским театром и домом старухи процентщицы». «Может, это сенсация, как думаешь?» - спрашивали меня про письмо Гитлеру. Я думала, что Галине Ивановне просто нужно кому-то это всё рассказать - в стотысячный раз. Тем более что конец января - а в январе прорвали блокаду... Фантомные боли - по зимним холодам.
У неё до сих пор не разобрана ёлка. Под ней - письмо. Нет, ей письмо - от президента Медведева. По случаю 65-летия снятия блокады.
- Что президент пишет, Галина Ивановна?
- Пишет: «Берегите себя»… Ой, да это всё не то... Я же вам про главное хотела рассказать!
- Про войну?
- Да, про войну…
Про то, что важнее даже, чем письмо от президента.
«Это место я поцеловала»
- …В июне 1941-го мне исполнилось 11 лет. Я ровесница Тани Савичевой, чьи блокадные дневники читал мир. В тот день папа подарил мне на день рождения часики. Моя младшая сестра Валенька очень плакала: ей тоже хотелось такие. Когда после войны мы пришли на кладбище, отца так жгли воспоминания об этих слезах на её могиле… Ведь, знаете, у Вали была могила. Она умерла, когда ещё можно было достать гроб и похоронить…
У Галины Ивановны есть такая папка для школьных тетрадей - светло-коричневая, с тесёмками, до которой страшно дотрагиваться. На папке написано «Валенька. 1941». Валеньке было тогда 6 лет. Шесть ей навсегда и осталось. Она смотрит с большого портрета над диваном на свою старшую, старую сестру. Галина Ивановна бережно открывает папку: «Последние письма, рисунки, папины «печати»» - это подзаголовок, написанный её дрожащей рукой. И я вижу последние письма Вали Яковлевой отцу (набережная канала Грибоедова - действующая Красная армия), её рисунки - одёжку на кукол - и её волосы.
За несколько дней до смерти Валя попросила маму её остричь. Светлую прядь положили в кулёчек из тетрадного листа. Лист этот уже протёрся на сгибах, а прядь - нежнее нежного. Галина Ивановна говорит, только потемнела немного, так-то Валя чисто русая была...
- 17 июля отец ушёл на фронт. Прощались на Поцелуевом мосту - у него и название такое, что издавна многие там расставались. Валя как-то умудрилась пролезть сквозь толпу и что-то вложить папе в руку. Мы только после войны узнали что… Отец ведь до Германии дошёл, был санитаром, всегда на передовой, и не знаю, каким чудом он выжил, потому что, рассказывал, снаряды рвались совсем рядом, а ему - ничего.
Вернувшись, он из кармана гимнастёрки вынул Валины «печати» - кружочки такие, величиной с монету, на листочках в клеточку. Это Валя ему нарисовала и сказала: «Папа, так тебя везде пропустят и не убьют». Он всю войну их с собой носил. И я теперь думаю, что это она ему свою жизнь отдала. Потому что, когда папа в 1993-м умер, я эти «печати» достала из серванта, чтобы с ним положить, и пересчитала. Их было 52. Ровно столько отец прожил после того, как Валя ему их отдала на Поцелуевом мосту…
Валя умерла от дифтерита в сентябре 1941-го. Ленинград уже был в блокаде.
«Гитлер, ты нас обижаешь!»
С набережной канала Грибоедова на фронт ушло письмо: мама подробно нарисовала папе схему, как найти Валину могилу, если их самих не будет.
Галя тоже писала письма. Мама велела папу не расстраивать и не говорить, как Ленинград день за днём, с каждым градусом ниже нуля и с каждым сокращением норм выдачи хлеба превращается в город призраков. И Галя писала: «У нас всё хорошо, я тебя очень люблю, дорогой папулечка». А потом обводила чернилами уголок клетчатого листа: «Это место я поцеловала».
Сколько раз потом целовал это место санитар Иван Яковлев?..
К тому времени Галя уже начала выковыривать заплесневелые крошки, кусочки еды, которые они с Валей в хорошие времена запихивали в щели деревянного стола, снизу, чтобы мама не видела. Скоро попробовала хозяйственное мыло. Выплюнула. Пропала кошка - она жалела любимую мурку. Потом стала жалеть, что не съела её сама.
С мальчиком Витей, сыном соседки по коммуналке, решили бежать. Побег не удался: у Вити уже распухли ноги - водянка.
Безумие. Витина мама, Галя слышала, бормотала: «Хоть бы он умер, хоть бы он умер», тогда Витины 125 граммов стали бы мамиными 125 граммами. Пришёл взять саночки домоуправ: санбригада в соседнем доме нашла девочку 3 лет, она сидела на кровати рядом с мёртвыми мамой и братом. Девочку звали Рита. У Гали была кукла по имени Рита. Галя упросила маму, та взяла саночки и привезла девочку к ним.
После войны, блокады, после всего-всего Рита стала детским врачом. Она живёт сейчас в Санкт-Петербурге, перезванивается с Галиной Ивановной. «моя блокадная сестра».
Галя Яковлева закончила Институт инженеров кино и переехала в Москву. Работала на Киностудии имени Горького. Вышла на пенсию. пошла на улицу митинговать. «Детьми нас убивали фашисты, стариками - правительство России». Стала писать письма. В Страсбург, Лужкову, Шрёдеру, Путину… Валенька в деревянной раме смотрела на неё сверху.
- Галина Ивановна, а как же письмо Гитлеру, вы забыли…
Она снова развязывает тесёмки на папке.
- Да, да… Его написала Марина, моя двоюродная сестра. Ей было 5 лет, она хотела есть, боялась воздушных тревог... Как и все мы. Её мама объяснила Мариночке, что во всём виноват Гитлер. И тогда Марина решила написать ему... Вот это письмо.
«Гитлер, ты нас обижаешь, - написано на листочке в клеточку, выдранном из тетради. - Мы сидим в коридоре. Мы не кушаем саечки. Гитлер, до свидания. Марина».
- Вы знаете, что такое саечки? Это такая ленинградская белая булка… Самый вкусный на свете хлеб. Марина не умерла в блокаду, она жива и сейчас. А письмо её я хотела отдать в музей в Санкт-Петербурге. Не взяли. Поругали. А я думаю: ведь писали же дети Бармалею, а он ведь тоже отрицательный герой. Помните: «Милый-милый Бармалей, смилуйся над нами…» Хорошо, что вот теперь хоть вам рассказала.
Про самое главное.
