В 28 лет Михаил Добкин стал депутатом городского совета, в 32 — депутатом Верховной Рады, в 36 — мэром полуторамиллионного Харькова, в 40 стал главой облгосадминистрации и заслужил славу одного из самых скандальных представителей Партии регионов.
Оппоненты могут припомнить ему многое — и позирование в футболке «Беркута» во время противостояния в центре Киева, и предложение перенести столицу в Харьков, и проведение так называемых съездов депутатов юго-востока, которые многие расценили как проявление сепаратизма. После смены власти в Киеве он был арестован, содержался в СИЗО. Потом его выпустили под домашний арест. Сколько сегодня против него открыто уголовных дел, Добкин не знает.
Он давно не чувствует себя в безопасности, периодические нападения на его дом или партийный офис расценивает как попытку выдавить его как минимум из города, как максимум — из страны. Но покидать Украину не собирается.
Сергей Гапченко, «АиФ»: Если вспоминать обстановку в стране перед Майданом, можно ли было предсказать такое развитие событий?
Михаил Добкин: Нет. Внешне ничего такого не было. Конечно, любая власть совершает ошибки, которые могут вызвать недовольство части людей. Иногда даже довольно большой. Но те события, которые были на Майдане, — это всё-таки вооружённый захват власти. Я не верю в его стихийность. Это была спланированная акция, которую блестяще провели её организаторы. Для этого им вообще не нужны были никакие причины.
— Можно ли считать каких-то конкретных людей виновными в том, что произошла смена власти?
— Здесь нет конкретного имени. Давайте проанализируем историю Украины после развала СССР. Первая серьёзная акция протеста была в 2000 году — «Украина без Кучмы». Я думаю, что это было превью к будущим сложным событиям в нашей стране.
Ровно через четыре года последовала «Оранжевая революция», которая привела к смене действующей власти. Тогда у нас впервые прозвучала фраза «не правовое, а политическое решение». Тогда, в 2004 году, впервые политика начала доминировать над правом.
Но удержать завоевания той революции было сложно, потому что общество по большей части не было готово к новым «реформаторам». В итоге всё это очень быстро закончилось крахом как самого Ющенко так и идеалов Майдана. И к власти в 2010 году пришёл Виктор Янукович, фактически второй раз выиграв президентские выборы.
Его правление само по себе не было катализатором протестных акций в стране, не было ситуаций, из-за которых нужно было его смещать, разваливать страну. Просто технологии, которые первый раз применили в 2000-м, а второй — в 2004-м, не сразу дали результат. Тогда общество не было готово к полноценному революционному путчу, а к 2014 году подросло молодое поколение — целое поколение людей, которые несут в своей голове абсолютно чуждые для большинства граждан нашего общества символы и идеалы. И они за эти символы готовы биться. Биться насмерть.
И когда они созрели, была спровоцирована некая ситуация, которая дала почву для массового протеста. Плюс умелое манипулирование, игра на противоречиях внутри команды президента Януковича — всё это привело к тому, что мы сегодня видим. Разрушенная страна, находящаяся в войне, потерянные территории, гибнут люди, экономика падает, страну разрывают противоречия. Это итог всех этих манипуляций и революций.
— Был ли шанс избежать Майдана? Что было сделано не так и перед началом активных протестов, и после?
— На первом этапе однозначно можно было всё это спокойно свернуть, и несиловым методом вернуть страну на путь спокойного эволюционного развития. Точкой невозврата стало избиение студентов.
К концу ноября протестные акции начали сходить на нет. У них не было лидера. Четвёрка оппозиционеров вызывала раздражение, а местами даже и ненависть. Эта вспышка с разгоном студентов должна была быть вовремя погашена с наказанием виновных. Я даже не хочу вникать в суть того, что это было: провокация, нападение на милицию, жестокость самой милиции. Но если это произошло — власть в любом случае виновата. Тогда Януковичу нужно было уволить министра внутренних дел, может быть, даже выйти к людям на Майдане (тогда ему бояться ещё было нечего), попросить прощения за допущенные ошибки, за избиение молодых людей, за резкое изменение пути развития государства. Нужно было, скажем так, дать возможность людям выпустить пар. Тогда всё это спокойно бы свернулось.
Все надеялись на то, что европейские, американские политики, имеющие влияние на четверку оппозиционеров, призовут их к спокойствию и убедят увести людей с улицы. Но это была фатальная ошибка власти, которая привела к ещё большим человеческим жертвам, а затем и к бегству руководства страны.
— Как оцениваете действия президента Януковича и его администрации в начале 2014-го?
— Всё уже развивалось само по себе. Власть в тот момент пыталась разве что эти процессы объяснить, якобы показывая, что всё находится под контролем. Но уже с середины января было понятно, что она ничего не контролирует. Администрация президента начала вести переговоры с представителями других государств и надеялась уже не на милицию, которая была деморализована, не на армию, которая уже вряд ли выполнила бы команду Верховного главнокомандующего, потому что он полностью себя дискредитировал в глазах солдат. Все надеялись на то, что европейские, американские политики, имеющие влияние на четвёрку оппозиционеров, призовут их к спокойствию и убедят увести людей с улицы. 
Но это была фатальная ошибка власти, которая привела к ещё большим человеческим жертвам, а затем и к бегству руководства страны.
— Сразу после смены центральной власти «импортировался» ли Майдан в регионы, или это было «движение снизу»?
— Я не могу говорить про всю Украину, потому что в то время я практически безвыездно находился в Харьковской области. Мы старались максимально сохранить спокойствие, усмирить радикалов, которые стали поднимать голову. У нас была задача не допустить нападения на воинские части, на склады с оружием, на органы государственного управления.
...революция у нас пустила свои метастазы уже после того, как было свержено правительство в Киеве.
У нас тоже были митинги. Собирались на них максимум человек 200. Больше — когда нужно было привлечь внимание СМИ к Харькову. Политические гастролёры, проплаченные участники, чтение стихов, распевание гимна, речовки… Мы не придавали значения этим «майданам», если они не мешали проезжать автомобилям, проходить людям. А журналисты рассказывали о многотысячных акциях протеста.
На самом деле революция у нас пустила свои метастазы уже после того, как было свержено правительство в Киеве. Тогда уже здесь многие люди, которые раньше не были активными участниками политических процессов, стали создавать отряды самообороны, люстрационные комитеты. Они получили уникальную возможность. Им не нужно было обладать яркими лидерскими качествами, умом. Оказалось, что достаточно носить национальную символику, громко петь гимн и кричать маты в сторону соседа. Это всё делало человека важным, сильным, значимым для победы над диктатурой Януковича и всех его приспешников и пособников.
— После Майдана вы оказались чуть ли не единственным главой области, который не подал в отставку тут же и не уехал из страны. Почему так получилось?
— Меня и сейчас пытаются выдавить из страны, потому что моё присутствие здесь вызывает у кого-то дискомфорт. И ситуация с недопуском «Оппозиционного блока» на местные выборы в Харьковской области — это только лишь подтверждение моих слов.
Нападение на наших активистов, штурм партийного офиса, нападение на мой дом — всё это попытка заставить меня хотя бы уехать в Киев. В регионе я неудобен. Можно проводить сколько угодно революций, выборов, менять депутатов, губернаторов, президентов, но вы людей не поменяете. Здесь очень много людей, которые исповедуют те же ценности, что и я, и которых я пытаюсь защищать.
Что касается событий прошлого года, то я вынужден был действовать по обстоятельствам. Образно говоря, наша армия была разбита, но остались некие очаги сопротивления. На одном из таких клочков оказался я со своей командой.
Я спокойно смотрел на подбор кандидатов, пока не пал выбор на Сергея Тигипко. С этим я согласиться не мог. Это человек не является лидером, потому что в самые сложные и тревожные минуты у него есть привычка исчезать.
— Президентские выборы – 2014. Почему вы изначально пошли самовыдвиженцем, а не кандидатом от Партии регионов?
— К тому моменту, когда началась официальная президентская кампания, я уже прошёл через СИЗО. К тому времени я находился под домашним арестом в Киеве, и у меня было много времени, чтобы наблюдать за происходящим. Остались связи с различными людьми в разных регионах, и, общаясь с людьми, я понял, что у нас есть большая проблема. На тот момент Партия регионов была ещё очень большой. Ушли конъюнктурщики, прилипалы, но значительное количество людей осталось. Зато сбежал лидер, бросив всех на тонущем корабле. И нам нужно было в срочном порядке перегруппироваться. Мы понимали, что наши шансы на победу очень невелики, но благодаря избирательной гонке, мы можем сплотить людей вокруг новых задач.
Я спокойно смотрел на подбор кандидатов, пока не пал выбор на Сергея Тигипко. С этим я согласиться не мог. Этот человек не является лидером, потому что в самые сложные и тревожные минуты у него есть привычка исчезать. Просто растворяться в пространстве. Так было, когда он ушёл с поста начальника избирательного штаба Януковича в 2004 году. Так было, когда лишали льгот афганцев и чернобыльцев, а он занимал пост профильного вице-премьера. Я посчитал, что выдвижение этого человека — это крах. Поэтому я предложил свою кандидатуру. И она была поддержана 25-ю из 27-ми региональных партийных организаций.
— Не поддержали только запорожская и кировоградская парторганизации. Почему?
— Демарш двух областей объясняется тем, что между руководителями парторганизаций существуют личные отношения. У двух — запорожской и кировоградской — были личные отношения с Тигипко. Но когда прошёл съезд, господин Тигипко получил несколько десятков голосов, а я больше 300. Поэтому здесь даже нет смысла говорить, кто кого поддержал.
Много моих бывших знакомым, товарищей абсолютно спокойно призывают к убийствам на Донбассе, утверждают, что все, кто остался на Донбассе, чуть ли не враги Украины и поэтому не заслуживают прощения, что с ними нужно разбираться по законам военного времени.
— Могли ли другие регионы Украины пойти по пути ДНР и ЛНР, какие, и почему этого не произошло?
— Это гадание на кофейной гуще. Я считаю произошедшее в Донецке и Луганске огромной трагедией. Она унесла жизни людей. Она принесла много горя жителям этих областей, разрушила инфраструктуру. Так называемая АТО, которую я считаю гражданской войной, очень сильно раскалывает общество. Сегодня модно быть «патриотом» и тяжело быть человеком, тяжело озвучивать альтернативную точку зрения. Много моих бывших знакомых, товарищей абсолютно спокойно призывают к убийствам на Донбассе, утверждают, что все, кто остался на Донбассе, чуть ли не враги Украины и поэтому не заслуживают прощения, что с ними нужно разбираться по законам военного времени. А речь ведь идёт о судьбах людей, которые ещё недавно были составляющим нашего общества. Мы встречались, общались, разговаривали.
— Какую поддержку среди простых граждан Украины имеет нынешняя киевская власть?
— Не случись восстаний на востоке Украины, не случись там войны, сегодня уже камня на камне не осталось бы от нынешнего правительства. Потому что война забрала у нас не только территории, которые сейчас называют временно оккупированными, она забрала и сторонников той идеологии, которой придерживаюсь я и многие мои сторонники. Мы потеряли как политики поддержку почти шести миллионов избирателей. Если бы они сегодня имели возможность принимать участие в политической жизни страны, то без оружия, без стрельбы эту власть можно было давно снести, просто проголосовав на выборах, избрав тех, кто может вернуть страну к былым позициям.
— Каким должен быть выход из конфликта на Донбассе? Может ли регион стать вторым Приднестровьем или силой быть возвращён в состав Украины?
— Я не хочу становиться в ряд людей, политиков, политологов, которые высказывают свои рецепты. Кто-то говорит, что нужно неукоснительно выполнять Минские соглашения, кто-то говорит, что нужно вообще от Донбасса оказаться. Сегодня конкретного сценария, по которому это может произойти, нет. И вообще, любой сценарий — это тактика. А стратегия заключается в политической воле.
Вот смотрите, что у нас произошло в мае 2014 года. Пётр Порошенко одержал победу в первом туре выборов. Впервые в истории Украины. И ни сейчас, ни тогда он не заслуживал такого результата. Почему это произошло? Это был результат длительной кропотливой работы? Нет. Главная причина — это огромная надежда испуганного войной, революцией, переворотом, уставшего общества. И желание мира. Это было первое, чего хотели люди. 90% общества этого хотело. 
— Что Порошенко должен был сделать?
— Протянуть руку западу и востоку и склеить страну навсегда. Уже к этому моменту были жертвы, уже были разрушения. Но они были ничтожны по сравнению с тем, что произошло после. На том этапе можно было простить всё. Даже смерти.
Вместо этого появились милитаристские призывы, новая волна агрессии. Я даже не хочу вдаваться в подробности, кто в этом виноват, кто уничтожил хрупкую надежду на перемирие. Я только хочу сказать, что надежды людей не оправдались. Не было политической воли.
От неё зависит многое. В том числе и настроение людей, которые живут на временно оккупированных территориях. Что они сегодня видят? Идёт блокада Крыма. Кого блокируют люди в масках? Власть? Они блокируют тех, кого хотят вернуть в страну. Таким образом можно вернуть любовь к Украине? Сомневаюсь. Да и кто блокирует? Это государственное решение? Если нет, то что там делает милиция, которая охраняет этих «активистов»?
Если не будет политической воли, то ситуация будет только ухудшаться.
Я провёл очень неприятное для себя время в СИЗО, потому что меня обвиняли в том, что я сепаратист, что я настаиваю на федерализации.
— Как вы относитесь к федерализации страны, предусмотренной Минскими соглашениями?
— Мне на эту тему сложно разговаривать… Я провёл очень неприятное для себя время в СИЗО, потому что меня обвиняли в том, что я сепаратист, что я настаиваю на федерализации.
На самом деле я не видел в Минских соглашениях федерализации. Если федерализацией вы называете особый статус Донбасса, то это связано не с желанием поменять государственное устройство, а с необходимостью обеспечить реальную безопасность для жителей Донецкой и Луганской областей, когда они вернутся в состав Украины. Чтобы они не боялись того, что придут люди в балаклавах и начнут их вырезать семьями за то, что они якобы воевали в ЛНР и ДНР. Поэтому закон об амнистии и особый статус Донбасса — это только лишь гарантии безопасности для тех людей, которые должны принять для себя непростое решение и добровольно вернуться в состав Украины.
Заметьте, это же не предложение Украины или самого Донбасса. Под Минскими соглашениями стоят подписи глав Франции и Германии. А значит, в их понимании эти изменения Конституции Украины не несут опасность для нашей страны и не могут вести к расколу украинского государства.
— Может ли Украина выйти из затяжного экономического пике?
— Пока война — никак. Армия сегодня, я не побоюсь этого слова, сжирает огромную часть нашего бюджета. Коррупция далеко не побеждена. Сегодня мы выживаем за счёт кредитов. Но МВФ и руководители западных государств в недоумении. Почему при таком колоссальном вливании ничего не меняется? Почему остались коррупционные схемы на таможне, уходят деньги из бюджета, отмывается НДС? Таких «почему» очень много.
Мы не критикуем нынешнюю власть. Разве что в самых вопиющих случаях. И критикуем, как правило, не в политической, а экономической плоскости.
— Как сейчас обстоят дела с теневым правительством? Есть ли шансы, что рано или поздно оно «выйдет из тени».
— У нас не теневое, а оппозиционное правительство. Когда была сформирована нынешняя Верховная Рада, наша политическая сила не получила ни одного комитета, хотя по итогам кампании мы были третьими. Наших представителей сегодня нет ни в одном из органов, которые могут контролировать коррупцию. Поэтому, не имея никаких возможностей на что-то повлиять, мы создали оппозиционное правительство, которое публично с помощью СМИ даёт альтернативную точку зрения по всем направлениям развития нашего общества.
Мы не критикуем нынешнюю власть. Разве что в самых вопиющих случаях. И критикуем, как правило, не в политической, а в экономической плоскости. Да, с экранов телевизоров премьер рассказывает, что высокие тарифы — это хорошо, что воевать — это классно. Но он скорее для собственного успокоения это говорит. А наша задача — дать этому альтернативную точку зрения.
Мы разбираем подход к формированию бюджета, правоохранительной реформе, системе образования. Многое из того, что правительство называет реформой, на деле оказывается фикцией. И мы людям помогаем сориентироваться в этом потоке лжи.
— Какие уголовные дела против вас сейчас открыты? По каким статьям? Есть ли под ними реальная основа?
— Я не могу сказать. Они появляются, исчезают. Недавно я два раза давал показания следователям по двум уголовным делам.
Поэтому мы просто документируем всё, чтобы потом виновных можно было привлечь к ответственности, к реальному наказанию. Когда будут другие милиционеры, прокуроры…
Я власти наелся настолько, что если бы был в стране порядок и появился человек, который готов был взять на себя ответственность за страну и Харьковскую область, то я бы с удовольствием передал ему бразды правления, в том числе и партийные, и помогал бы ему советом.
— Каковы ваши политические планы и амбиции?
— Для меня главная амбиция — навести порядок в собственном доме. Я имею в виду страну. Если вы о должностях, то я занимал все возможные должности в своём регионе. Я власти наелся настолько, что если бы был в стране порядок и появился человек, который готов был взять на себя ответственность за страну и Харьковскую область, то я бы с удовольствием передал ему бразды правления, в том числе и партийные, и помогал бы ему советом. Но до этого ещё далеко. Возвращаться, топтаться на месте точно не входит в сферу моих желаний. Мне нужно движение вперёд. А всё остальное — жизнь покажет.
