Речь идет об эпохе, а не столько о Гайдаре. Все, кто был с Гайдаром, вступили в схватку за то, чтобы их эпоха была признана гениальной, необходимой, величественной, судьбоносной, успешной, правильной, единственно возможной. Это бой за историю, которую открыла смерть Гайдара.
Вчера один из участников разговора о Гайдаре сказал: «Ну да, они (команда Гайдара) были поставлены в условия цейтнота и не успели ничего объяснить населению». Думаю, они и не хотели объяснить. Я помню 92-й год: они не хотели объяснить, они тогда ходили с довольно циничными ухмылками, говорили, что не всем удастся приспособиться. Это была такая ухмылка приспособившихся. Мы-то, типа, приспособились, мы-то типа здесь, в правительстве. Но если ты, сильный, говоришь «горе побеждённому» – в этом бесстыдство. Надо было увещевать, надо было быть политиками, надо было говорить «Я пытаюсь спасти всех», «Я делаю всё».
Как Обама сейчас рассказывает? «Я зашёл в самолёт, я увидел гробы, я увидел тела солдат в гробах, я не знаю, как я смог это вынести. Как это можно вынести вообще». Вот как говорит Обама. Он не говорит «Ну что, засранцы, трахнули вас там?» Он говорит: «Я люблю их, я благодарен им за то, что они спасали меня. Я за них, они за меня». Это политика. Обама не может сказать, зайдя на борт самолёта, где у него воины лежат в гробах, «Ну не всем удалось приспособиться». Он не может так цинично сказать. А Гайдар мог.
Проблема была в том, что они не любили нас в тот момент. А нелюбовь она так же понятна, как и любовь – без объяснений. Вот так нельзя с народом разговаривать. Народ чувствует любовь и нелюбовь, и народ заслуживает любви.
Сейчас пошёл спор за историю, сражение за историю, и оно будет продолжаться. И Чубайс, и все остальные будут и будут говорить. Их цель – убедить себя, вас, своих собственных детей, своих собственных внуков в том, что это было правильно, то, что они делали, что это было единственно возможным. Они с вами тогда не объяснились. Они тогда объяснялись так, как если бы они вас презирали, в тогдашних репликах. Тогда не успели, сейчас объясняют. Вас это убедит? Вас это убедит в том, что это была единственно возможная альтернатива?
Ну мы же избежали гражданской войны. Мы, правда, поголодали: тогда просто отсекли половину населения, если не 80% от питания совсем. Как отсекли? Наполнили мгновенно магазины югославской ветчиной, такой мыльной и очень вкусной (тогда она казалась нам очень вкусной, а сейчас бы мы и собакам её не дали). Но «бабушка» не имела к этому доступа, не могла пойти купить авокадо – у неё не было доступа ни к чему такому. Как она ела свою картошку или гречечку, так она и продолжала их есть, и ничего ей реформа не дала. И не только «бабушке», но взрослым мужчинам и женщинам, и детям не дала.
Политикой нельзя заниматься, если ты презираешь людей. Нас по-честному всех не любили и презирали. И до сих пор презирают, между прочим.
*Сергей Доренко - главный редактор радиостанции Русская служба новостей
Королевство для двоих: история любви, прошедшей страшные испытания 
Михаил Веллер: «В России события прошлого всегда рассматривались с точки зрения полезности для власти» 
