Открытие Эклса. Власти США предвидели текущий кризис ещё в 1950-м году

На самом деле, кризисная ситуация, которую мы наблюдаем в мировой экономике сейчас, является следствием чрезвычайно неравномерного распределения доходов и материальных благ, утверждает профессор государственного управления Р. Райх. К такому выводу американец Марринер Эклс пришёл ещё более полувека назад; и сейчас мы видим наглядное подтверждение его теорий. Подробно об этом Райх написал в книге «Послешок», выпущенной издательством «Карьера Пресс». Мы публикуем отрывок из неё.

«Совет Федеральной резервной системы — вероятно, самая влиятельная экономическая группа в мире — расположился в Эклс-билдинг на Конститьюшн-авеню (г. Вашингтон). Напоминающее мавзолей длинное белое здание названо в честь Марринера Эклса, возглавлявшего совет Федеральной резервной системы с ноября 1934 по апрель 1948 года. Эти годы стали определяющими для американской экономики, да и для мировой тоже.

Сегодня об Эклсе вспоминают редко, однако именно ему принадлежит критический анализ маятниковых колебаний американского капитализма. Выделенные им экономические стрессы, послужившие толчком к Великой депрессии, поразительным, едва ли не сверхъестественным образом совпадают со стрессами, предшествовавшими краху 2008 года. Кроме того, с помощью анализа Эклса можно если не спрогнозировать будущее, то хотя бы предположить, что ожидает нас в последующие годы.

Эклс был невысоким худощавым человеком с темными глазами и бледным заостренным лицом. Он родился в 1890 году в Логане, штат Юта. Его отец Дэвид Эклс, бедный мормониммигрант из Глазго (Шотландия), приехал в Юту, взял себе двух жен, стал дельцом и нажил состояние. Всего у него был двадцать один ребенок. В начале 1910 года его сын Марринер отправился в Шотландию миссионером, однако два года спустя возвратился домой и стал президентом банка. К двадцати четырем годам он стал миллионером, а к сорока — настоящим магнатом, под началом которого находились железная дорога, отель и страховые компании; кроме того, он возглавлял банковский холдинг, контролировавший двадцать шесть банков, а также являлся президентом компаний, занимавшихся строительством и поставками древесины, молока и сахара на территории, раскинувшейся от Скалистых гор до Сьерра-Невады.

К моменту краха в 1929 году области деятельности компаний Эклса были весьма разнообразны, а банки оказались должным образом капитализированы, поэтому Эклс удержался на плаву. Однако он был глубоко потрясен, когда обнаружил, что его убеждение в быстром восстановлении экономики оказалось ошибочным.

«Пользовавшиеся моим уважением люди заверили меня, что экономический кризис не продлится долго, — писал Эклс, — и вскорости в дело вступят силы, вытащившие страну из предыдущей депрессии. Однако недели превращались в месяцы, а месяцы — в год с лишним, а кризис, вместо того чтобы ослабевать, лишь нарастал». К концу 1930-х Эклс понял, что дело было не только в экономике, но и в том, что он неправильно ее понимал. «Я обнаружил, что нахожусь на дне пропасти и не имею ни единого инструмента, чтобы измерить ее глубину... Впервые я обнаружил, что, проработав семнадцать лет в мире финансов и производства, изучив техническую сторону дела, я абсолютно ничего не знаю о существующих в нем экономических и социальных факторах». Все, кто зависел от него, — семья, друзья, партнеры по бизнесу, люди, кормившиеся за счет работы на его предприятиях — ожидали, что он найдет способ выбраться из пропасти. «Однако сам я не чувствовал ничего, кроме отчаяния».

Когда обеспокоенные вкладчики начали требовать назад свои деньги, Эклс потребовал возврата займов и сократил кредитование, чтобы сберечь резервы банка. Однако сокращение кредитования плохо сказалось на экономике. Мелкие предприниматели не могли взять займы, которые были необходимы им для выживания. Эклс же, предпринимая эти шаги, не мог избавиться от ощущения, что за счет ужесточения (а не облегчения) условий кредитования он, как и прочие банкиры, спасает свой банк за счет интересов общества — «стремясь к личному спасению, мы принялись губить общественные интересы».

Экономисты, крупнейшие бизнесмены и авторитеты с Уолл-стрит — в том числе финансист Бернард Барух, президент Пенсильванской железной дороги У. У. Аттербери и глава United States Steel Corporation Майрон Тейлор — стремились убедить страну в том, что рынок выправится автоматически и что единственная задача правительства — сбалансировать бюджет. По их словам, снижение цен и процентных ставок неизбежно «привлечет „естественные новые инвестиции“ со стороны людей, у которых еще имеются деньги и кредит. Вновь начав свою деятельность, эти люди обеспечат подъем экономики». Предполагалось, что предприниматели будут вкладывать деньги в новые технологии, а эти технологии приведут страну прямиком к процветанию. Однако Эклс задумывался о том, с какой стати человек станет инвестировать в столь явно больную экономику. Подобные инвестиции, по его словам, «можно делать в процветающей стране, где покупательная способность масс подталкивает их к усвоению более высоких стандартов жизни и позволяет приобретать массу вещей помимо самых необходимых. Но разве можно было надеяться на технологический прорыв в Америке 1930-х, в которой у миллионов людей не хватало покупательной способности даже для того, чтобы удовлетворить самые насущные потребности?»

Те, кто считал, что сделать ничего нельзя, предлагали более детальный и якобы этичный довод. Многие крупные дельцы и экономисты тех дней считали, что «депрессия возникла в результате научного проявления экономических законов, которые не созданы человеком, но даны Богом. Перебороть эти законы невозможно». Депрессию как явление они сравнивали с историей об Иосифе и семи тучных коровах — фараону приснился сон о семи урожайных годах, за которыми последуют семь лет голода, а Америка как раз переживала тощие годы, неизбежно следующие за изобилием. Эклс писал: «Они подробно объясняли мне, что скудные годы наступили вследствие нашей расточительности и мотовства в бурные 1920-е. Мы тратили полученное, вместо того чтобы сберегать. Мы непомерно вздули цены. Однако со временем мы образумимся и экономика поднимется благодаря тем, кто, не утратив рассудительности и бережливости, сберег деньги и в нужный момент вложит их в производство новых товаров. Это и станет концом тощих лет».

Эклс считал это полной бессмыслицей. Будучи благочестивым мормоном, он все же видел, что выдававшееся за божественную природу экономики на самом деле «было не более чем результатом воздействия интересов тех или иных сил, которые находили сложившееся положение удобным и сопротивлялись введению любых новых правил, которые могли бы помешать им». Эклс писал: «Мне как капиталисту было очевидно, что, если я займусь подобными действиями и стану сопротивляться любым переменам, призванным облегчить существование людей, я буду отравлен ядом социального неравенства, которое сам же помог создать». Кроме того, Эклс утверждал, что «люди, наделенные властью над экономикой, имеют излишне большое влияние на правила экономической игры, заставляют правительство действовать в поддержку этих правил и вынуждают общество следовать этим правилам. Утратив веру в тех, кто были моими идеалами в мире бизнеса, я пришел к выводу, что я, как и все прочие, имею такое же право участвовать в процессе создания и изменения экономических правил». Один из наиболее влиятельных экономистов страны заключил, что в экономике игра идет не на равных и что преимущество остается за теми, кто наделен богатством и властью.

Эклс впервые выступил с общественно-политической речью перед Финансовым комитетом сената в феврале 1933 года, за несколько недель до того, как президентом был избран Франклин Д. Рузвельт. Комитет проводил слушания, посвященные возможным средствам борьбы с текущим экономическим кризисом. Прочие специалисты рекомендовали сократить государственный долг и сбалансировать федеральный бюджет, однако Эклс советовал поступить иначе. Предвосхищая сказанное британским экономистом Джоном Мейнардом Кейнсом три года спустя в знаменитом труде «Общая теория занятости, процента и денег», Эклс заявил сенаторам, что правительство должно еще глубже влезть в долги, чтобы компенсировать недостаточные траты потребителей и организаций. Эклс пошел дальше и порекомендовал сенаторам ряд способов передать больше денег в руки обеспокоенного среднего класса. Он предложил четкую программу, целью которой было «за счет предпринятых государством действий повысить покупательную способность всего населения страны».

Подобные идеи появились у Эклса вовсе не вследствие его натуры или происхождения — все-таки он был банкиром шотландских кровей, — нет, в их основе лежала логика и опыт. Эклс понимал экономику на всех уровнях. Он видел, как средний человек реагирует на экономические спады, как его собственные клиенты реагируют на текущий кризис. Он лишь соединил эти точки. Предлагаемая им программа включала в себя меры по улучшению положения безработных, оплату правительством общественных работ, государственное рефинансирование ипотечных ссуд, установление минимальной зарплаты на федеральном уровне, федеральную поддержку пенсий по старости и увеличение налогов на прибыль и на наследство для состоятельных людей — таким образом предполагалось контролировать аккумуляцию капитала и избегать чрезмерно крупных игр на бирже. Эклс предупреждал, что полное восстановление экономики возможно лишь при соблюдении всех этих рекомендаций.

Затем Эклс вернулся в Юту и стал наблюдать за деятельностью Рузвельта в первые сто дней его президентского срока. С точки зрения Эклса, меры, принятые новым президентом, практически ничем не отличались от того, что предлагал его предшественник Герберт Гувер — этакая окрошка из идей, приготовленная на Уолл-стрит, дабы помочь удержаться дельцам, однако бесполезная для всех прочих. «Нью-Йорк, как всегда, в седле, единолично руководит налоговой и денежной политикой», — писал Эклс своему другу Джорджу Дерну, бывшему губернатору Юты, занявшему при Рузвельте пост военного министра.

В середине декабря 1933 года Эклс получил телеграмму от министра финансов Генри Моргентау-младшего с приглашением как можно скорее вернуться в Вашингтон, чтобы «поговорить о финансах». Эклс был удивлен этим. Новая администрация не интересовалась его идеями. Сам он не был знаком с Моргентау, резко выступавшим за балансирование федерального бюджета. Личная встреча лишь добавила неопределенности. Моргентау попросил Эклса подготовить отчет о кредитно-денежной политике — но для этого Эклсу незачем было бы выезжать из Юты.

Несколько недель спустя Моргентау пригласил Эклса к себе домой и расспросил о его деловых связях, состоянии личных финансов и положении дел на предприятиях Эклса, особенно интересуясь тем, были ли среди них обанкротившиеся. И наконец, Моргентау доверился Эклсу. «Мне порекомендовали вас как человека, которого я должен убедить помочь мне с работой в министерстве финансов», — сказал Моргентау. Эклс был очень удивлен и попросил несколько дней на то, чтобы обдумать предложение.

«Ну что, Марринер, — сказал себе Эклс (впоследствии он вспоминал об этом в своих мемуарах), — ты все разглагольствовал о том, что правительство должно и что не должно делать. Ну так теперь придется либо довести дело до конца, либо заткнуться... Боишься, что твоя теория не сработает? Боишься показаться идиотом? Уж куда проще было бы торчать в Юте и слыть непризнанным пророком — и собой гордишься, и риска никакого. [Но] если ты откажешься сейчас от предложения, жалеть об этом будешь всю жизнь». И вот так Эклс уговорил себя взяться за дело.

В следующие месяцы Эклс с головой погрузился в работу министерства финансов и администрации Рузвельта, объясняя всем и каждому, почему правительству следует залезть в долги ради спасения экономики и что нужно делать для среднего человека. Своего он добился — планируя бюджет на 1934 год, Рузвельт воспользовался рядом идей Эклса, нарушив данное некогда обещание сбалансировать федеральный бюджет. Как писал Эклс, «президент проглотил нарушенное обещание, хотя и не без трудностей».

Следующим летом неожиданно вышел в отставку председатель совета Федеральной резервной системы, и Моргентау порекомендовал на это место Эклса. Прежде Эклс никогда не рассматривал Федеральную резервную систему как средство продвижения своих идей, однако несколько недель спустя, когда президент вызвал Эклса в Белый дом и предложил ему эту должность, Эклс заявил, что принял бы предложение, имей вашингтонская резервная система больше власти над денежной массой, а нью-йоркская (которой заправляли банкиры с Уолл- стрит) — меньше. Эклс знал, что Уолл-стрит стремится к сокращению денежной массы и, как следствие, к установлению высоких процентных ставок, однако все прочие «стриты» Америки — читай, реальная экономика — нуждались в увеличении денежной массы и снижении процентных ставок. Рузвельт согласился поддержать новые законы, которые будут направлены на поддержание интересов реальной экономики, и Эклс занял предложенный пост в совете.

В течение последующих четырнадцати лет Эклс вел активную деятельность, неизменно и бдительно заботясь о благосостоянии среднего класса. Эклс принимал участие в управлении экономикой на излете Депрессии и в течение Второй мировой войны и стал одним из создателей Великого благополучия Америки и значительной части прочего мира — благополучия, наступившего в послевоенные годы.

В 1950 году Эклс вернулся в Юту, намереваясь писать мемуары и размышлять о том, что же стало причиной Великой депрессии — тяжелейшего экономического заболевания из всех, перенесенных Америкой. Он пришел к выводу, что первопричина Депрессии никак не была связана с избыточным потреблением в 1920-е годы. Скорее причину следовало искать в оседании значительного числа доходов в руках богатейшей верхушки, оттягивавшей покупательную способность у прочих американцев.

Это было величайшим и важнейшим открытием Эклса, имеющим непосредственное отношение к Великому спаду, начавшемуся в конце 2007 года. Говоря словами самого Эклса:

«Массовое производство должно сопровождаться массовым потреблением, а массовое потребление, в свою очередь, требует распределения богатства — не существующего, а создаваемого — с тем, чтобы покупательная способность человека равнялась количеству товаров и услуг, предлагаемых средствами национальной экономики. Однако в 1929–1930 годах вместо распределения словно бы включился огромный пылесос, высасывающий все большую долю производимого богатства и передающий ее в руки немногих избранных. Таким образом произошла аккумуляция капитала. Однако, лишив широкие массы покупательной способности, обладатели капитала лишились эффективного спроса на свою продукцию — спроса, который оправдал бы реинвестирование накопленного капитала в новые заводы. В результате ситуация стала напоминать покер — в одних руках оказывалось все больше фишек, а в других — все меньше, и чтобы остаться в игре, другим игрокам приходилось занимать средства. А когда кончился их кредит, кончилась и игра».

Займы приобрели форму ипотечных задолженностей за жилые дома и офисные здания, ссуд в рассрочку и иностранных займов. Эклс понимал, что в конце концов этот пузырь долгов лопнет, вызвав спад потребления.

Так оно и случилось. Когда приобрести покерные фишки в кредит стало невозможно, должникам пришлось сократить потребление. В результате упал спрос на все виды товаров и выросла безработица. Безработица же приводила к дальнейшему сокращению потребления, а оно снова влекло за собой безработицу. По мнению Эклса, главным виновником случившегося было растущее неравенство».

Смотрите также:

• Александр Аузан: Не дразните «хомячков»: именно они делают революции →
• Руслан Гринберг: Из кризиса мир может вытащить только Россия →
• Руслан Гринберг: Эра безответственности →