Борис Минаев, автор повестей «Детство Левы», «Гений дзюдо», романа «Психолог, или Ошибка доктора Левина»:
Я давно хотел написать про дачу. Может быть, роман, может быть, большое эссе или историческое исследование. Начну с колонки.
Дача – это точный образ русского счастья. Наше национальное представление о нем. На мой взгляд, и я, и мои соотечественники представляем себе его так: высокие деревья, небо, чистый воздух (может быть, даже грядки или теплицы, Пастернак, как известно, на даче сам картошку копал), недалеко – шум электрички (то есть город все-таки в пределах досягаемости) и – невысокое деревянное строение в кустах боярышника и крыжовника. Оно обязательно требует ремонта. Оно слегка поскрипывает, так как деревянное. Оно с крылечком и мансардой. В этом есть все: отделенность забором от соседей и остального мира. Свобода и воля (на даче милицейских нарядов нет). «Природность» (тоска по экологии, патриотизм русского человека). И еще чуточку анархизма. Убежать, уехать, скрыться, чтобы никто не нашел.
Удивительное дело, как благотворно действует дачная местность на мое душевное и физическое здоровье. Проехался раз на велосипеде по лесной тропинке – и нервного срыва, головной боли как не бывало. Сходил в сельпо за сметаной, сахаром и растворимым кофе – и городские проблемы улетучились как дым. Попил чайку на веранде – и жизнь показалась прекрасной.
В разных местах под Москвой я чувствую себя по-разному. Вот взять Кратово и Переделкино – те же сосны, тот же песок, те же грязноватые водоемы. Та же аура, как сейчас говорят, стародачного места. Тот же адский шум самолетов (тут Внуково, там Быково). Но по-разному чувствуешь себя, иначе все видится. В Переделкине больше света, влаги, какой-то уверенной в себе жизни, в Кратово – золотой грусти уходящего лета, одиночества, уединенности.
Правда, за те 25 лет, которые прошли с тех пор, как я ездил по Казанской дороге, тут изменилось многое. Изменилась сама суть дачного поселка. Раньше «дача», как явление, была просто подарком судьбы, случая, дедушкиным или папиным наследством. Стояли старые деревянные строения, жутко обаятельные в своей ветхости, редко-редко, когда крыша хотя бы у людей была новая. Сейчас – серьезные такие коттеджи, за каждым – годы упорной работы, гигантский масштаб строительства, отношения с прорабами и дизайнерами, непростая кредитная история, словом, русская мечта все более приближается (на этом участке суши) к американской. Полуразвалившиеся советские домики 30‑х, 40‑х, 50‑х годов уходят в прошлое.
Но, что бы не изменилось, в русской даче всегда будет вот этот свет «русского счастья» – маленькие дети, которых вывезли сюда на все лето, скучающие мамаши с колясками, чай на веранде, уединенность прекрасной пустоты и счастливые люди на велосипедах, которые едут, сами не зная, куда и зачем. Они на даче.
