Борис Минаев, автор повестей «Детство Левы», «Гений дзюдо», романа «Психолог, или Ошибка доктора Левина»:
- Возле нашей дачи в районе Боровска есть церковь. Церковь сельская, аж ХVIII века, недавно заново отстроенная, такая сине-белая, очень красивая. Интересно и то, что прихожане приезжают сюда почти исключительно на машинах, церковь стоит прямо на шоссе, маленькие деревеньки вокруг, похоже, давно опустели, а вот коттеджные поселки, напротив, растут как грибы. Но, в общем, я не про контингент, и не про архитектуру, и даже не про религию.
…В последний раз я был в этой церкви на Крещение, приходил за святой водой. Воду разливали из огромных блестящих емкостей, она послушно текла из кранов, было много детей, их тихой возни, лица у взрослых были торжественны и озабочены, и я в очередной раз подумал о том, что помимо самого церковного канона все эти наши обычаи концентрируют в себе что-то еще. Какой-то гигантский опыт природного цикла, зависимости человека от природы.
Ну, например, в этой воде я ощутимо чувствую движение сырого весеннего ветра. Смену погоды. Пробуждение леса. Какие-то кровяные толчки в организме, который расположен не во мне, а вокруг меня. В огромном космическом организме, который вдруг ощущаешь как свой. Это странное чувство.
Вчера жгли масленицу. Другой обряд. Совершенно не церковный. Но вот интересно – и в нем есть дыхание природного круговорота. Раз – пахнуло огнем, и сгорели зимние страхи, зимние впечатления. Снова ты ждешь другого времени, другого солнца. Удивительно.
Вообще в детстве я никогда не хотел делать что-то, как все. Всегда чему-то сопротивлялся. Не хотел поздравлять девочек на 8‑е Марта. Отказывался идти с отцом на первомайскую демонстрацию на Красную площадь. Если гоняли в футбол, всегда упрямо вставал в ворота.
Одиночество в детстве было моим подлинным призванием. Народ бесился на перемене, а я уходил в тихую библиотеку. К нам домой приходили гости и начинали петь «Хасбулат удалой», а я в темноте убегал во двор и смотрел на окна нашей квартиры. Общий праздник отталкивал, а не притягивал меня.
Я прекрасно помню, как наступала весна в нашем дворе на Красной Пресне. Как вдруг начинали течь огромные ручьи, унося с собой вниз по переулкам всякую шелуху. Я надевал резиновые сапоги и уходил строить запруды. Этот праздник талой воды напополам с грязью был моим личным праздником весны, отличным от остальных.
Но вот прошло время, и я ощутил, что «как все», это тоже мое.
Я щурюсь на солнце и чувствую – «как все».
Пусть что-то другое я делаю не как все и не хочу никому отдавать это «не как все». Но вот тут я – как все.
