Борис Минаев, автор повестей «Детство Левы», «Гений дзюдо», романа «Психолог, или Ошибка доктора Левина»:
- В 1998 году в Москве случился большой ураган. Я очень хорошо это помню. Мы жили тогда в доме на улице Кедрова, пятиэтажка была окружена старыми деревьями, как густым лесом. В ветреные дни ветки стучали в оконное стекло, в солнечные дни сквозь листву пробивался волшебный, рассеянный свет, наполняя комнаты ощущением чуда.
А потом все вдруг кончилось. Я вышел в то утро во двор, и сердце сжалось. Лежали поваленные деревья, и густым слоем – сорванные и сломанные ветви. Было и страшно, и при этом даже как-то бодро, казалось, что это еще пронесло, все остались живы, крышу не сорвало, могло быть и хуже. Настолько сильный был ураган, уникальный для московской погоды.
Да. Пронесло, но не совсем. Москва не досчиталась сотен, тысяч деревьев. До сих пор их гниющие трупы лежат в подмосковных лесах. До сих пор экологи оплакивают последствия этого жуткого бедствия. Для нашей тихой равнины действительно жуткого.
Я вспомнил об этом еще раз, когда недавно пришел вместе с городской экскурсией в Александровский сад. Здесь было повалено всего 16 деревьев. Но каких! Это были старые дубы, возможно, видевшие и последнего царя, и его батюшку. Сад от этого стал более прямой, прозрачный, строгий. Ушла какая-то таинственность и веселость, всегда присущая этому месту. Не хватает ему деревьев.
Замечательный московский историк Константин Полещук рассказал моим друзьям и мне, что здесь было раньше. Как в 1812 году несколько десятков московских патриотов, не согласных с решением правительства оставить Москву, засели в Кутафьей башне и отстреливались, русские камикадзе, русские смертники. И как их разметала наполеоновская картечь. Как Екатерина Великая велела учредить вдоль берега бурной Неглинки фонтаны, пруды, смотровые площадки, и как горожане начали жаловаться на ее зловоние, и как ее зарыли в каменный мешок и отправили под землю. И как знаменитый грот Бове построили из обломков сгоревших во время пожара 1812 года московских усадеб. И как памятник 300-летию дома Романовых переделали в памятник знаменитым революционерам.
Удивительно, но вот эти деревья – они все это помнят, знают, они все это видели. В них, в этих деревьях, есть живая душа, которая каким-то образом сохраняет и душу города, и его генную память. Я всегда это знал, чувствовал.
У деревьев нет могил, им никто не ставит памятников, они не умеют говорить. Но вот какое ощущение – этим погибшим деревьям в Александровском саду мне захотелось поклониться, как и Неизвестному Солдату. Поклониться и сказать – мы вас помним!
Такое возникло странное чувство.
