Как решается у нас в стране эта острая тема? Какие шансы имеет в России ребенок, которому судьба выставила самый высокий счет, чья жизнь зависит от донорской почки, печени, сердца?
Слово – директору программы «Трансплантация органов», руководителю отделения трансплантации почки РНЦХ им. академика Б. В. Петровского РАМН, профессору Михаилу Каабаку.
Горькая арифметика
«АиФ. Здоровье»: – Михаил Михайлович, вы являетесь одним из ведущих в нашей стране специалистов по пересадке почки. В каких ситуациях без этого не обойтись?
М.К.: – Для трансплантации почки есть два показания: почечная недостаточность, развившаяся вследствие тяжелого заболевания, либо врожденный нефротический синдром – порок развития мочевой системы, в результате которого ребенок теряет белок, перестает расти и в конечном счете умирает от тромбоза крупных сосудов.
«АиФ. Здоровье»: – И сколько из нуждающихся в пересадке детей дожидаются донорского органа?
М.К.: – Ежегодно в России выполняется около 100 трансплантаций почки детям. Реальная потребность во много раз больше. Если же брать общую ситуацию по пересадке органов, у нас в стране ее дожидаются процентов двадцать малышей.
«АиФ. Здоровье»: – С чем это связано?
М.К.: – С отсутствием прозрачной и справедливой системы распределения донорских органов. В Европе и Америке она очень понятная. Каждый реципиент, нуждающийся в пересадке, имеет свой, заранее расписанный иммунологический код, занесенный в единый лист ожидания донорского органа. Бывает, что на один орган подбирается сразу несколько претендентов. Критерий отбора в этом случае строг: предпочтение отдается тому, кто уже не в состоянии ждать, что исчисляется совокупностью медицинских показаний и выражается соответствующим количеством баллов. Чем выше балл, тем больше шансов у пациента обрести новый орган.
«АиФ. Здоровье»: – А у нас?
М.К.: – У нас все завязано на отдельные, не связанные между собой медицинские центры, большинство из которых находится в Москве. И на отдельных специалистов, которых можно пересчитать по пальцам. Нет в России и национального реестра пациентов, нуждающихся в пересадке донорских органов. В каждой клинике – своя очередь, не объединенная в единую систему и, следовательно, не поддающаяся общему анализу и учету.
При этом пациенты, нуждающиеся в трансплантации, находятся не совсем в равных условиях. В ожидании донорской почки, которое может растянуться на годы, ребенок должен через день получать процедуру гемодиализа и находиться неподалеку от медицинского центра. А значит, нужно снимать жилье. Для многих родителей наших потенциальных маленьких пациентов (скажем, из Сибири или Дагестана) – это непозволительная роскошь.
Трудный выбор
«АиФ. Здоровье»: – Но есть ведь родственная пересадка (от родственника больному)…
М.К.: – У нас в стране это скорее вынужденная необходимость. Плохо, когда единственный способ спасти ребенка – поделиться с ним своим органом или его частью (в случае с пересадкой печени). И хоть современные медицинские технологии позволяют свести на нет риск инвалидизации добровольного донора, это – сложный выбор. У родителей больных детей должна быть другая альтернатива.
«АиФ. Здоровье»: – Речь о посмертном детском донорстве, по поводу которого у нас в стране последние лет двадцать идут большие дебаты?
М.К.: – И будут идти. Проблема сегодняшней российской трансплантологии – отсутствие сведений о результатах операций. Чем больше будет объективной информации о том, как работает система пересадки органов, тем больше у нас будет единомышленников. Не только в обществе, но и среди наших коллег, реаниматологов, которые как раз и занимаются потенциальными донорами. Сегодня они – главные наши оппоненты. И, как это ни печально, их число растет.
«АиФ. Здоровье»: – Законодательное решение этой проблемы изменит ситуацию?
М.К.: – Вряд ли. На мой взгляд, в России сейчас нет для этого условий. Легализации детского трупного донорства лишь ухудшит и без того непростую ситуацию в этой области.
К тому же без детского донорства невозможна лишь трансплантация сердца. Другие органы – печень и почки – вполне успешно пересаживают детям от взрослых доноров. В том числе – детям в возрасте до пяти лет.
Выход есть!
«АиФ. Здоровье»: – Кроме вашего отделения, детской трансплантологией у нас в стране еще где-нибудь занимаются?
М.К.: – В настоящее время в России работает около 10 центров, занимающихся трансплантацией органов взрослым, возможности которых позволяют проводить пересадку почки и печени (от взрослых живых родственных доноров и взрослых умерших неродственных доноров) детям старше 5 лет и подросткам. Но кроме нас реально пересадкой почки у детей в нашей стране занимаются еще в двух лечебных учреждениях – в РДКБ Москвы и в РДКБ Уфы, а пересадку почки ребенку младше пяти лет как от родственника, так и от умершего взрослого человека можно сделать только в РНЦХ.
«АиФ. Здоровье»: – Выбор невелик. Делать пересадку детям сложно?
М.К.: – У них меньше ресурсов для того, чтобы справиться с таким серьезным вмешательством в организм, как пересадка чужого органа, и они более чувствительны к погрешностям в довольно агрессивном лечении.
«АиФ. Здоровье»: – Как решаете проблему?
М.К.: – С помощью особой технологии, позволяющей снизить вероятность возможных осложнений (в первую очередь – проблему совместимости с донорским органом) и зависимость маленьких пациентов от препаратов и постоянного медицинского наблюдения. Эта технология заключается в применении за несколько недель до операции лекарств, которые особым образом модифицируют иммунитет ребенка. В условиях нашей страны с ее огромными расстояниями, очень разными возможностями (в зависимости от региона) и далеко не всегда высоким уровнем специалистов на местах, эта технология стала настоящим спасением.
«АиФ. Здоровье»: – Это – ваше ноу-хау?
М.К.: – Да. И мы охотно делимся с коллегами не только у нас в стране, но и за рубежом.
«АиФ. Здоровье»: – Тем не менее до международного уровня нашей трансплантологии (детской и взрослой) еще далеко. Что, на ваш взгляд, может изменить ситуацию?
М.К.: – Выйти на серьезный уровень российской трансплантологии не удастся до тех пор, пока она не будет прозрачной, пока у нас не будет создана единая современная служба органного донорства с оперативной связью и доставкой врачей и органов к реципиенту, мощной системой контроля и анализа результатов, пока мы не изживем такой врожденный дефект нашего здравоохранения, как плохое образование врачей (сейчас это – чистый энтузиазм и самообразование). Это дело не одного дня. Но я оптимист. И сегодняшнее развитие российской медицины вселяет надежду, что рано или поздно мы к этому придем.
Повод для надежды
Накануне нашей беседы в РНЦХ проходил детский праздник. В конференц-зале знаменитой московской клиники собрались ребятишки, уже прошедшие или ожидающие трансплантацию почки и печени со всей России.
Организатором торжества стала команда МЕDIKIDS – международного проекта, призванного в доступной для детей форме ответить на самые распространенные детские вопросы, связанные с их заболеванием. Облаченные в яркие костюмы супергерои вместе с ребятами отправились в увлекательное «путешествие» на «планету», которая представляет собой человеческий организм, чтобы разъяснить им их диагноз, смысл проводимых исследований и лечения. По признанию врачей, этот проект поможет их юным пациентам с большим пониманием и ответственностью подходить к медицинским назначениям, от которых во многом зависит успех лечения.
«АиФ. Здоровье»: – Михаил Михайлович, сколько живет ребенок с пересаженной почкой?
М.К.: – С применением нашей технологии – 30 лет, если почка получена от родственника, и 15 лет – если от взрослых умерших неродственных доноров.
«АиФ. Здоровье»: – А дальше что? Что, если орган не «прижился»?
М.К.: – Путь – тот же: гемодиализ, ожидание донорской почки и операция. Но это – достаточно редкая ситуация.
Современные медикаментозные и инструментальные медицинские технологии позволяют преодолевать практически все виды несовместимости.
«АиФ. Здоровье»: – После пересадки жизнь ребенка сильно меняется?
М.К.: – По большому счету, нет. Они ведут такую же жизнь, как и их сверстники. Иначе в трансплантологии не было бы смысла.
