Едва мы Варварой оказываемся в кафе, магазине (причем не важно, продают там модную одежду или продукты питания, спортивное снаряжение или книги) или другом месте социального значения, как я ощущаю в воздухе электричество. Молчаливое напряжение и едва улавливаемое раздражение окружающих — все как будто вот-вот ждут какого-то подвоха. Например, что полугодовалый младенец начнет тут же рыдать, порвёт все окружающие его вещи на мелкие кусочки — а что не порвет, то обслюнявит, — и в довершении испачкает памперс, испортив всем аппетит. Словом, будет жарко! Ведь дети такие непредсказуемые и такие всеразрушающие существа! У нас нормальным считается попросить в ресторане «столик подальше от маленьких детей» или посадочный талон на самолет «только не рядом с ребенком». Закатить глаза, когда ребенок начинает хныкать. Начать курить рядом с младенцем (с посылом «научить», ведь «сами виноваты, нечего было приходить»). И прокомментировать свои действия ёмким «лучше бы вы дома сидели с таким маленьким!». Причем не важно, что ничего еще не случилось и вовсе может не произойти — люди уже нервничают, превентивно, заранее. Не все, слава богу, реагируют так, но общий напряг ощущается.
Недавно мы с дочерью оказались в Греции, и я поняла, что может быть иначе. При виде маленького ребенка греки расплываются в улыбке, как будто им сообщили, что страна, наконец, вышла из кризиса. Они гладят чужих детей по головам, треплют их за щеки, непременно берут на руки (и дети, по крайне мере моя дочь, безошибочно различающая чувства настоящие и фальшивые, оказываются совершенно не против!), подкидывают в воздух, курлыкают, поют им песни. Они не спрашивают разрешения, чтобы пообщаться с вашим ребенком — ведь любить всех детей так естественно. Похоже на фантастику, правда? Когда чужой малыш начинает плакать в ресторане, окружающие, вместо того, чтобы закатить глаза и громким шепотом попросить хостес найти другой столик, бросаются его веселить, отрываясь от семейного ужина или свидания.
Так получилось, что мы плыли на пароме порядка трех часов. Это утомительно не то что для крошечного ребенка — взрослый не знает, чем себя занять, ведь даже в окно смотреть откровенно скучно: вокруг темно-синее море-море-море, пейзаж не меняется. Рядом с нами расположился грек в строгом костюме с отглаженными «стрелками» и с тремя непрерывно звонящими мобильными телефонами. Так он всю дорогу играл с моим ребенком в «прятки», бесстрашно ныряя за спинку сидения и появляясь оттуда каждый раз с новым выражением лица! Он мял дорогой костюм, не жалея, корчил смешные рожицы и разговаривал тоненьким голосом, не боясь показаться глупым или смешным. В конце путешествия он сказал нам: «Спасибо за компанию, у вас чудесная крошка». Хотя «спасибо», по моему разумению, должна была говорить я.
В разговоре с другим уже греком, на другом острове и в другой ситуации, я проронила фразу «Вы так удивительно относитесь к детям...». Он посмотрел на меня, как на инопланетянина, и ответил вопросом: «А что, можно иначе?» Я хотела сказать «можно», но передумала и промолчала. И вдруг поймала себя на мысли, что в этой стране никто не внушает детям с младенчества мысль о недопустимости разговоров с незнакомцами на улице, никто не запрещает им играть во дворе с друзьями без присмотра взрослых. Здесь нет надобности вкладывать в голову ребенка мысль о том, что кругом враги — хотя бы потому, что кругом, скорее, друзья.
Почему же нас так раздражают чужие дети? Почему так мало людей здесь готовы просто улыбнуться маленькому ребенку, встретившись с ним взглядом? Менталитет? Климат? Накопленная усталость — от пробок, проливных дождей, скачков курса доллара? Логики нет, ведь на раздражение, ровно как и на улыбку, нужно найти в себе силы — только векторы этих сил будут разными. А может, все дело в банальной зависти? И людей раздражает не то, что вы проводите здесь время — с удовольствием и радостью, всей семьей, без проблем и нервотрепок, — а то, что в свое время они не делали того же, а упорно сидели дома до трех младенческих лет, прикрываясь универсальным тезисом «так принято», страдали и отказывались от любимых занятий. Может, их раздражаете вовсе не вы, а то, что их собственный младенец не умеет вести себя в общественном месте, слюнявит костюмы окружающих, орёт благим матом? Может, прося билет «подальше от детей», они злятся на самом деле не на вашего конкретного ребенка, а на то, что у них самих до сих пор нет детей, хотя, казалось бы, пора, и уже давно?
Или всем, кто нервно ожидает плохого поведения от чужого младенца, просто никто не сказал, что улыбнуться проще, чем поджать губы, и, главное, настроение станет лучше. Не у ребенка — у вас самих.
