Моя маленькая дочь Сима начинала рыдать, как только оказывалась в местах большого скопления людей. Орала на весь аэропорт. Нас, правда, сразу отправляли без очереди – мало у кого выдерживало сердце слушать надрывный плач ребёнка.
Я думала, что дочь всё это перерастёт. Но ей исполнилось два года, потом три, четыре. И она продолжала отчаянно рыдать, стоило ей завидеть очередь. Я не могла её успокоить. Поскольку мы летаем в отпуск всей семьёй, то зрелище представляли странное. Я с дочкой на руках – она в слезах, в соплях. Сын-подросток, муж, бабушка. Нас с дочкой отдельно пропустить не могли – разные фамилии. Поэтому пограничник требовал отца. Отца вытаскивали из очереди и предъявляли. Потом шёл несовершеннолетний сын – тоже требовались родители. И наконец, когда мы уже толпой стояли перед пограничником, дочь набирала побольше воздуха в лёгкие и оглушала зал новым криком – она требовала бабушку. Толпа, которая соглашалась пропустить мать с ребёнком, вынуждена была смириться с проходом пяти человек без очереди.
Когда Симе исполнилось четыре года, она вела себя просто прекрасно – её не тошнило в машине, она соглашалась пристегнуться ремнями в самолёте, спокойно пережидала задержку рейсов. Но паспортный контроль по-прежнему вызывал приступ слёз. Я уже собиралась обратиться к неврологу: вдруг у дочки демофобия – боязнь толпы? На паспортном контроле тоже изображала невыносимые страдания. Даже младенцы замирали, с удивлением глядя на уже большую, но дико вопящую девочку, которую мама на руках проносит сквозь толпу, а следом плетутся папа, старший брат и бабушка.
Я бы и дальше всем сообщала, что у дочки боязнь толпы, но тут сын выдал страшную тайну. Когда Сима была маленькой, он её специально дразнил, чтобы она заплакала и нас с коляской пропустили без очереди. У дочки выработался условный рефлекс: чтобы брат не отбирал у неё игрушки, она начинала плакать заранее и быстро поняла преимущества своего поведения.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
