Романтика страха
Сергей Грачёв, «АиФ»: Пётр, и в советском кинематографе, и в приключенческой литературе, на которой мы росли, понятие «дуэль» романтизировано. А по-моему, ничего в этом действе хорошего нет. Согласны?
Пётр Фёдоров: Согласен! Мы, постсоветское поколение, заложники очень многих стереотипов. Хотя для меня романтизм дуэлей - это романтизм первобытного страха. Но и эта романтика первобытного страха - она всё из того же постсоветского прошлого, из дворовых подворотен...
- Я-то к тому веду, что дуэли XIX века с их ореолом романтики мало чем отличаются от бандитских разборок 90-х годов. Сериал «Бригада» и ваш «Дуэлянт» - по сути, про одно и то же. И там, и там вопросы чести решаются одним способом - оружием.
- В чём-то да - они похожи, эти герои! И в каждое время случаются свои дуэли. Вообще злодей - это очень искренний персонаж. Отрицательных героев играть интереснее, потому что они замотивированные.
Сам как-то попал в неприятную ситуацию: ехал в метро, и один человек безобразно спровоцировал меня. Я не выдержал - предложил ему устроить дуэль прямо сейчас. Ни в коем случае не в метро, конечно, - я всё-таки стараюсь уважать и соблюдать законы общества, в котором живу. Мы вышли с ним на ближайшей станции. Пока шли, он долго говорил с кем-то по телефону. И, когда мы оказались на улице, у этого провокатора образовалась вдруг серьёзная группа поддержки. Я обернулся и увидел, что рядом со мной стоит мальчонка в кепке, который был свидетелем всей ситуации в метро. Говорю ему: «Чувак, ты чего?» - «Да я же понял, что вы не один на один будете…» И вдруг, к моему изумлению, через несколько минут, словно из воздуха, начинают материализовываться такие же мальчонки в кепочках.
- И чем это закончилось?
- Закончилось тем, что я разговаривал с братом того человека, которого, по сути, вызвал на дуэль. Я говорю ему: «Видишь, как получается: мы с человеком где-то закусились в метро, а сейчас подтягиваются люди, которые и знать не знают, в чём конфликт. Подвязываются уже другие смыслы. Ну, устроим мы сейчас замес. Ты уверен, что это правильно?» Он задумался, и в итоге мы мирно разошлись.
- Вы как-то обмолвились, что дважды сами оказывались под дулом реальных пистолетов.
- Это не то, что хочется часто обсуждать… Те истории были абсолютно нормальными для 90-х годов. Один раз под дулом пистолета меня пытались ограбить около ресторана «Прага», где - помните? - готовили прекрасные тортики. Я как раз шёл за одним из этих тортиков. А меня просто выдернули из толпы в центре Москвы и приставили дуло к виску.
- А второй раз?
- Под Ярославлем, где мы снимали кино. Съёмки на улицах привлекают не только положительных людей, некоторым хочется ещё и самоутвердиться как-то. В общем, мне пришлось защитить человека. А потом ко мне подошли в подворотне... Но я к этому отношусь как к преимуществу полученного опыта. Хотя - да, было страшно. И могу сказать: всегда в подобной экстремальной ситуации что-то другое про себя узнаёшь. Потому что когда ты вступаешь в зону первобытного страха, то не всегда радуешься своему поведению...
- А как вы относитесь к идее разрешить более-менее свободно приобретать оружие, как в Америке?
- Я против этого. Мы живём в очень сложном обществе. Нас слишком часто сталкивают друг с другом - даже в горы Кавказа не надо ехать, достаточно просто в пробке постоять. И если представить, что всем этим людям, которые в этих пробках закипают, выдадут оружие, - они перестреляют друг друга. Мне было бы страшно за мою семью, если бы я знал, что оружие носят люди, во многом этически и нравственно необразованные. И надо бороться с этими конфликтами, провокациями прежде всего внутри себя.
Быть честным
- В цивилизованном обществе честь и достоинство люди отстаивают в суде. А если это не получается - как быть?
- Единственный выход - это честно делать свою работу, быть полезным обществу. Грубо говоря, биться за ту искру, которой тебя Господь наградил. Я очень благодарен своей профессии, потому что она позволяет мне много ездить по стране. Но, даже видя самые нелицеприятные проявления российской действительности, бежать я отсюда не хочу. К сожалению, убить, исправить всё плохое я тоже не могу. Я могу только культивировать добро через своё дело. И я понимаю, что не имею права принимать участие в программе одебиливания населения ради того, чтобы заработать побольше денег.
- В традициях американского классического кинематографа и литературы заложена идея: жизнь человека важнее чести. В традициях русской культуры - честь превыше, чем жизнь. Не уверен, прав ли я в этом наблюдении, но, грубо говоря, я не могу представить, чтобы у нас сняли такой типичный для Америки фильм, как «Спасти рядового Райана». Что вы думаете по этому поводу?
- Думаю, это очень точное наблюдение. Да, это часть американской идеологии. Они её воспитывают и культивируют на всех уровнях. Но в этом тоже есть своего рода «зомбирование». Хотя, что уж тут говорить, нет ничего важнее, чем жизнь…
Если опираться на русскую литературу, безусловно, мы видим, что жизнь, миропознание и мироощущение русского человека почти всегда проходит через боль. У нас даже смех сквозь слёзы. И это опять-таки вопрос ментального кода. Мы прошли гораздо больше, чем американцы… Больше тяжёлых исторических этапов, каких-то тотальных социальных экспериментов… Много раз нас пытались убить, уничтожить, и во многом ещё поэтому мы намного сложносочинённее, чем американцы. Нам сложнее меняться, но это нормально.
- Мироощущение через боль - это ментальное, неосознанное или это сознательный какой-то такой русский душевный мазохизм?
- Думаю, в этом есть и то, и другое. Но, на мой взгляд, это всё-таки больше следствие, проявление нашего культурно-исторического наследия. Больше даже исторического, чем культурного, у нас «сидельская» страна с мощной лагерной эстетикой, которая проявляется во многих вещах. Мы пронизаны эстетикой брутальности, но при этом тема сексуальных меньшинств тоже напрямую связана с тюремной штукой. У нас внутри одно порой отрицает другое. Ну что с этим поделаешь… Такой вот у нас многофункциональный, парадоксальный ментальный код…
