В ноябре прошлого года знаменитый дрессировщик Эдгард Запашный стал директором Большого московского цирка на проспекте Вернадского. Не все инициативы нового руководства коллектив встречал с энтузиазмом. Однако это не помешало Запашному представить зрителям свою первую программу — «Времена» — и открыть осенний сезон постановкой «Эмоции и…».
АиФ.ru встретился с представителем всемирно известной цирковой династий и поговорил о конкуренции, проблеме утечки кадров и «наследстве», которое досталось ему от прошлого руководства.
Наталья Кожина, АиФ.ru: Эдгард, я знаю, что перед началом сезона у вас были достаточно масштабные работы в цирке: замена звукового и светового оборудования. Но в планах остался капитальный ремонт. Цирк действительно не ремонтировался за всё время своего существования? В каких условиях вы репетируете?
Эдгард Запашный: Я являюсь директором чуть больше полугода. За это время уже приехали две новые программы: работала программа «Времена» и сейчас новая программа «Эмоции и…». Два раза, когда я собирал артистов, я извинялся за то, что здание цирка не соответствует заявленным условиям — тем, что это Москва, что это самый большой цирк в Европе, одна из самых престижных площадок в мире. Цирк действительно не ремонтировался 41 год, исключая мелкий косметический ремонт. Если глубоко вникать в проблемы, то здание течёт во многих местах, по-прежнему существует угроза остановки смены манежей. У нас есть уникальная система — возможность смены пяти манежей. Механизмы сделаны старыми заводами, которых уже нет в нашей стране. При поломке любого, даже самого маленького механизма, ситуация чревата тем, что манеж может застрять на подвальном уровне, и в результате цирк просто остановит свою работу. Поэтому в нашей сегодняшней программе смена манежа вообще не происходит. Мы просто боимся это делать.
Н. К., АиФ.ru: Ремонт цирка должен осуществляться со стороны государства или могут быть какие-то частные инвесторы?
Э. З.: Мы сейчас говорим про госучреждение. Учитывая ту большую имиджевую нагрузку, которую несёт сегодня Большой московский цирк для нашей страны, он заслуживает особого внимания государства. Сегодня практически нет брендов, которыми бы мы могли похвастаться на мировой арене. Я не говорю об отдельных именах, таких как Хворостовский, Цискаридзе, это всё — люди, это персоналии. Я говорю о таких брендах, как цирк Дю Солей, который все ассоциируют с Канадой, как знают тот же канадский хоккей. Сегодня России похвастаться особо нечем, кроме Большого театра и Большого цирка. Поэтому я считаю, что государство обязано ему уделять внимание и помогать. Тем более что цирк является рентабельным, приносит прибыль. В течение года он не пожирает какие-то безумные средства налогоплательщиков. Он просто 41 год не ремонтировался, выработал свой ресурс и требует внимания.
Н. К., АиФ.ru: У вас была встреча с министром культуры, где вы касались вопроса работы артистов по контракту, почему эта тема так актуальна для вас?
Э. З.: Дело в том, что мы сегодня не имеем права работать с артистами по контракту. Мы обязаны соблюдать законы РФ. Если человек приносит мне заявление об уходе, в течение двух недель я обязан освободить его от этой должности. Но как показывает практика Большого театра и Большого цирка, на протяжении многих лет они подготавливают прекрасных танцоров, певцов, мы — великолепных артистов, вкладываем в них огромные средства, а они приносят заявление, и мы вынуждены разрешить им уволиться. А они уезжают работать на Запад, не отработав те деньги, которые в них вложило государство. Многих из коллектива нашего цирка братьев Запашных приглашают за границу, но все отказываются. Это — исключение из правил. Мы с братом стараемся и заботимся о наших артистах. Другое дело, что пока вся индустрия так не работает. Вот это надо в корне менять. Мы своим примером показываем, что это реально, что это не просто слова — в России можно хорошо жить и хорошо зарабатывать.
Каждый раз мы с братом садимся и думаем: «Куда мы себя загоняем? Как сделать ещё лучше? Как сделать ещё опаснее? Как сделать так, чтобы публика не пожалела ни о чём?». Вот нам и приходится пахать.
Н. К., АиФ.ru: В вашей новой программе «Эмоции и…» есть номера, которые занесены в книгу рекордов Гиннеса. Как у вас хватает фантазии, чтобы удивлять публику снова и снова?
Э. З.: У нас с братом есть два соперника, с которыми мы соревнуемся. Это канадский цирк Дю Солей, нас всё чаще и чаще сравнивают, что нам льстит, потому что, когда тебя сравнивают с таким серьёзным мировым брендом, это говорит о том, что ты этого уже достоин. И второй наш соперник — это мы сами прошлого сезона. Потому что, посмотрев хороший спектакль, хорошее качество, зритель на следующий год хочет видеть что-то новое, что-то необычное, а самое главное — что-то ещё более дорогое и сложное. Каждый раз мы с братом садимся и думаем: «Куда мы себя загоняем? Как сделать ещё лучше? Как сделать ещё опаснее? Как сделать так, чтобы публика не пожалела ни о чём?». Вот нам и приходится пахать, требовать с артистов великолепного исполнения, потому что знаем, что мы сегодня под чёткой призмой зрителя, наших конкурентов, потому что они тоже наблюдают за тем, что мы делаем.
Н. К., АиФ.ru: А бывает, что какой-то зарубежный цирк крадёт ваши номера?
Э. З.: Цирк сейчас настолько интегрировался в историю, что многие вещи, которые сейчас вдруг появляются, неоправданно присваиваются кому-то. Например, сейчас много говорят о номере цирка Дю Солей «Колесо смерти». Этому «колесу» уже лет 50, а этому цирку всего 25. Сейчас трудно определить, кто первый это сделал. Есть вещи, которые мы с братом изобрели, вернее, брат, в большей степени, изобрёл. У нас есть очень хороший номер, называется «Лабиринт», из нашего позапрошлого шоу, когда артист идёт, а балет растягивает светящиеся полотна, тем самым направляя их. На наш проект приехал коллега из американского цирка, посмотрел и сказал, что он сделает это у себя, только в это время человек будет ехать на лошади. Хоть бы спросил у нас, можно это сделать или нельзя. Ему настолько это понравилось, что он это озвучил. Я сейчас слежу за этим цирком очень внимательно, пока не увидел нашего номера (смеётся). Может быть, он осознал, что есть авторские вещи, по поводу которых мы с братом спуску не дадим.
