Душа Арбата. Окуджава не любил советскую власть, она отвечала взаимностью

«Я не знаю вообще, есть у меня талант или нет. Это не мне решать», - говорил о себе Булат Окуджава в одном из интервью незадолго до смерти. 9 мая легендарному барду исполнился бы 91 год.

Оппонентов не щадил

«Булат никогда не был позёром, никогда не выпячивал себя и не злоупотреблял признанием и любовью народа. Он не любил эти качества в других и не позволял подобных вещей себе, - рассказал «АиФ» друг Окуджавы композитор Владимир Дашкевич. - Булат был человеком прямолинейным, порой даже слишком. Многие на него могли быть обижены, хотя зря Булат старался никого не обижать. Впрочем, бывало всякое... Помню, однажды он вспылил и накричал на моего друга, тоже композитора. Тот, естественно, обиделся. Я по­считал, что в этой ситуации Булат был совершенно неправ, о чём ему прямо сказал. Он какое-то время хорохорился, пытался отстоять свою позицию, но было видно - он сам понял, что погорячился. Вообще, Булат был человеком настроения. Оппонентов не щадил, мог высказать своё мнение в довольно резкой форме».

В каком-то смысле главным «оппонентом» Окуджавы была советская власть. Он не любил её, и она отвечала ему взаимностью - исключила из партии, установила за ним слежку. «Власти следили за Булатом очень пристально - и мы с ним какое-то время даже не догадывались, насколько пристально! - поделилась с «АиФ» вдова поэта и музыканта Ольга Окуджава. - Во время перестройки, когда была объявлена гласность и в газетах стали публиковать разные документы из архивов КГБ, мы вдруг с изумлением узнали, что у нас дома были установлены «жучки». В печати появилась расшифровка нашего с Булатом разговора - были в этом разговоре вещи, которые он мог сказать только наедине. Конечно, мы прекрасно понимали, что нас могут прослушивать, учитывая, что иногда за нами по пятам ходили агенты, а под окнами, случалось, дежурил чёрный «воронок». Но всё-таки до конца мы в прослушку не верили».

Прослушивать квартиру Окуджавы наверняка было занятием увлекательным, по­скольку там часто звучали песни, стихи, собирались интересные люди. «Я множество раз бывала в гостях у Булата Шалвовича - на праздновании его дня рождения и просто на дружеских посиделках, которые перетекали в некий праздник творчества, - рассказала «АиФ» певица Елена Камбурова. - Но одной из самых памятных наших встреч для меня стал день, когда он впервые исполнил песню «Музыкант ­играл на скрипке» - потом она станет одной из самых моих любимых. Булат был очень вдохновлён в тот вечер. Вместе с сыном они много пели, подыгрывали друг другу на гитаре, пианино.

Впрочем, как у всякого творческого человека, у него случались и кризисы. Как-то я пришла к нему в гости, поинтересовалась, что он сейчас пишет, а он ответил: «Не пишется». В такие периоды он создавал на досках очень интересные объёмные картины, используя вырезки из газет, клей и лак. И меня заразил этим своим хобби».

Остаётся загадкой

Памятник Окуджаве установлен в Москве на Арбате - улице, где он вырос и жил. «Я подозреваю, что это не просто улица, а место, у которого есть душа, которая вот уже несколько столетий источает невидимые волны, благотворно влияющие на наше нравственное здоровье», - говорил сам Булат Шалвович. «Булатик - как мы его называли - человек арбатский. А поскольку я тоже родился, вырос и до сих пор живу на Арбате, думаю, Арбат в каком-то смысле нас объединял и роднил, - рассказал «АиФ» актёр Михаил Державин. - Вспоминается поездка на отдых в Прибалтику. Мы отправились туда семьями - я с женой Роксаной, Шура Ширвиндт с супругой, Булат Шалвович. Дамы жили в каком-то домике, а мы втроём спали в палатках. Поскольку мы с Александром Анатольевичем рыбаки, то, естественно, ловили рыбу. Булат Шалвович сам не был рыбаком, но любил сидеть рядом, наблюдать. Помню, когда я вытаскивал рыбу, причём абсолютно любой величины, он кричал: «Ге-ений!» Но запомнилась мне эта поездка другим: каждый раз после ужина на берегу реки Булат Шалвович устраивал для нас настоящие творческие вечера. Он пел всё, что мы его просили. А мы с Шурой, в свою очередь, травили байки, показывали какие-то зарисовки. Это было прелестное время нашей молодости».

«Во время наших коллективных выездов на турбазы шашлык всегда был под ведомством единственного в нашей группе лица кавказской национальности - Булата, - вспоминает актёр и режиссёр Александр Ширвиндт. - В процессе подготовки к священнодей­ствию к нему лучше было не подходить и не раздражать его советами.

Булат сам ехал к местным, сам выбирал барана. Почему-то очень важно было, чтобы баран был то ли недавно зачем-то кастрирован, то ли вообще скопец от рождения. Наконец Булат объявил, что баран ото­бран, зовут его (вернее, звали) Эдик, и вечером тело Эдика привезут. «Разделывать будем сами, под моим руководством!» - строго сказал Булат. Вечером аборигены привезли Эдика и подозрительно быстро уехали. Полночи мы его разделывали. Он разделываться не желал, кости и кожа составляли всю съедобную массу старого кастрата. И Булат сказал, что мы все м...ки, ни черта не умеем и наша участь - сушить с бабами грибы!»

Окуджавы не стало в 1997 году, но диски с его песнями, книги с его стихами и прозой продолжают переиздавать. «Для меня Булат был и остаётся загадкой, - говорит Владимир Дашкевич. - Не знаю, насколько он был хорош как поэт, - не мне судить, но композитор он был гениальный! У него совершенно особое, парадоксальное отношение к языку музыки, если так можно выразиться. Аналогий не найти во всей мировой практике. Я об этом говорил Булату, но он всегда только усмехался, хотя ему это явно было приятно».