Потом, правда, по совету мамы пошёл в медицину, выучился на акушера, работал фельдшером на «скорой». И всё-таки вернулся к детской мечте о театре и кино, став одним из ярчайших артистов нашего времени. Мы буквально «растащили на цитаты» его донну Розу из «Здравствуйте, я ваша тётя!», кота Леопольда, Платонова из михалковской «Неоконченной пьесы...». Сегодня с кино у Калягина отношения не складываются - не хочет сниматься в откровенной халтуре. А человек он чрезвычайно занятой: Союз театральных деятелей, созданный им театр «Et Cetera», блестящие главные роли в нём. Даже на выставку «В главной роли Александр Калягин» в Театральный музей забежал буквально на полчаса.
Фига в кармане
«АиФ»: - Александр Александрович, у вас внятная общественная позиция - достаточно прочесть ваши открытые письма. А ведь Чехов предупреждал, что от власти художнику стоит обороняться, а не брататься, как сегодня, когда люди культуры уж очень порой активно «участвуют» в политике.
| Досье | |
|---|---|
| Александр Калягин родился в 1942 г. в г. Малмыж (Кировская обл.). В Москве в 1959 г. закончил медучилище, в 1965 г. - Театральное училище им. Щукина. Работал в Театре на Таганке, Театре им. Ермоловой, «Современнике», МХАТе. С 1993 г. - худрук театра «Et Cetera». С 1996 г. возглавляет СТД РФ. | |
А.К.: - Но Чехов имел в виду, что «большие писатели и художники должны заниматься политикой лишь настолько, поскольку нужно обороняться от неё». Смысл несколько иной, согласитесь: если есть возможность, лучше в политике не участвовать. В советское время, будучи простым артистом, я сидел в гримёрке и негодовал. Критиковал Олега Ефремова, удивлялся, что он ставит просоветские, плохие пьесы. Дома слушал радио «Свобода» и возмущался на кухне. Это было легко. Власть ненавидел, но про себя. И очень многие чувствовали то же самое. Это же советский театр изобрёл принцип в искусстве: фига в кармане. Мы старались играть подтекст, который чуткие зрители улавливали, и тогда мы вместе ликовали. Так что тогда «обороняться» от политики мне не надо было, это делал вместо меня Ефремов. Теперь, когда я возглавляю театр и тем более театральный союз, не могу «не участвовать» - не получается.
«Обороняться» же приходится - от дурных законов, мешающих развитию театрального искусства, от того, что искусство финансируется по остаточному принципу, и т. д. И сам пытаюсь войти в диалог с властью, пишу письма губернаторам, когда надо что-то отстоять в провинции. Встречаюсь с первыми лицами государства, когда они меня допускают, и с радостью воспринимаю их решения, которые помогают театру и всем, кто в нём служит. Я думаю, что это нормальный диалог.
«АиФ»: - В советские времена среди людей искусства были открыто всем довольные и подспудно недовольные (открыто недовольных объявляли диссидентами, сажали и высылали). А сегодня?
А.К.: - Мне кажется, что в сегодняшней ситуации каждый считает своим долгом где-то «нарисоваться».
«АиФ»: - «Пропиариться»…
А.К.: - …то на одном митинге, то на другом, выступить на одной дискуссии, потом на следующей. Эту ситуацию прекрасно подметил ещё Салтыков-Щедрин: «Надо сказать правду, в России в наше время очень редко можно встретить довольного человека... Кого ни послушаешь, все на что-то негодуют, жалуются, вопиют. Один говорит, что слишком мало свобод дают, другой - что слишком много; один ропщет на то, что власть бездействует, другой - на то, что власть чересчур достаточно действует... третьи, наконец, участвуют во всех пакостях и, хохоча, приговаривают: ну где такое безобразие видано?! Даже расхитители казённого имущества - и те недовольны, что скоро нечего расхищать будет. И всякий требует лично для себя конституции…» Когда я процитировал это в одной из своих статей, мне казалось, до чего же сказано ко времени! Прошло четыре года, и выяснилось, что цитата стала ещё более актуальной. А что будет ещё через четыре года?
Думать вместе
«АиФ»: - Да так и будет: одни продолжат кричать о процветании, другие - о всеобщем кризисе. А ваше мнение как профессионала и как зрителя - театр наш в кризисе?
А.К.: - Про то, что в театре кризис, я слышу не один десяток лет. Может, так происходит оттого, что театр - очень живой организм, чувствительный ко всем переменам времени, изменениям в обществе, потому он постоянно меняется. И каждую перемену в нём кто-то воспринимает как кризис, а кто-то - как «новые формы», как их поиск. То, что современный театр нуждается в реформировании, это ясно, и много раз об этом сказано, в том числе и мною. Но ведь каждый имеет своё представление о том, какие именно реформы нужны.
«АиФ»: - И всё-таки «театр - в массы, а масса - в кассу».
А.К.: - Конечно, мы все думаем о «кассе», никуда от этого не деться. Но глубокое заблуждение - считать, что зрителю нужны исключительно развлечения, легковесные бульварные комедии, ничего не дающие ни уму ни сердцу. Я чувствую, как зал слушает, когда у нас в театре идёт «Буря» Шекспира, поставленная нашим главным режиссёром Робертом Стуруа. А ведь это очень сложная постановка, наполненная серьёзнейшими грустными раздумьями о человеке. Но зрители отзываются на эту историю: кто-то зачарованно смотрит красивую, волшебную сказку, а кто-то проживает вместе с моим героем Просперо его историю, начинает задумываться. О чём? О природе ненависти и всепрощения. Наш русский театр не может существовать без сопереживания, сострадания, боли, и мне бы очень не хотелось, чтобы формальные приёмы, даже самые изощрённые, заменили на сцене живого человека.
«АиФ»: - А искусство может что-то реально изменить в человеке?
А.К.: - Когда Владимиру Набокову задали такой же примерно вопрос - оказывает ли искусство влияние на человека, - он ответил весьма лаконично: никакого. Не уверен, что он был абсолютно прав, хотя… Я бы сказал по-другому: без искусства человечество одичает, без него труднее оставаться человеком, бороться с самим собой, со своими низменными инстинктами. Но воздействие искусства - это процесс не сиюминутный: прочёл хорошую книгу - и сразу стал лучше. Это медленный процесс накопления - знаний, культуры, добрых чувств.
«АиФ»: - А вы делите людей на умных и не очень, добрых и злых?
А.К.: - Я не делю людей на группы, но всё подмечаю - в силу профессии и своего ироничного характера - просто умею наблюдать. У меня цепкий глаз и цепкая интуиция, а потому я вижу людей и могу, как мне кажется, распознать, кто умён, кто талантлив, кто добр. Это просто большой актёрский опыт, только и всего. Я с большой иронией отношусь и к себе. Я самоед, а потому награды и звания не могут меня успокоить, усыпить этот постоянный зуд, что не всё сделал или сделал не так, как надо. Отношусь с юмором к торжествам и поздравлениям. Иначе можно с ума сойти. Вот юбилей мой... Не думал, что доживу. Рад, что дожил. А всё, что сделал, это ради памяти моих мамы и папы. В конце концов, всё, что мы делаем в жизни по-настоящему, это ради своих близких.
