Борис Гуц — режиссер-экспериментатор. Он был одним из первых в России, кто начал снимать кино на смартфоны, у его лент минимальный бюджет, а актеров для своего фильма «Смерть нам к лицу» он искал через Facebook. Тем не менее Гуца заметили сразу после дебюта — ленты 2016 года «Арбузные корки». В 2018-м его комедия «Фагот», завоевала приз президента выборгского фестиваля «Окно в Европу». А летом 2019-го «Смерть нам к лицу» стала в Выборге победителем, причем победителем, пожалуй, бесспорным.
В этой ленте рассказано о молодой семейной паре, которой срочно нужно найти огромные деньги: четыре миллиона рублей. Жена Маша (Саша Быстржицкая) больна раком, ей предстоит дорогая операция в Германии, но денег взять негде, а без них надежд на исцеление нет. Но Маша не унывает: она готовится к собственной смерти, шутит, выбирает цвет гроба и гостей на похоронах. Муж Петя (Даниил Пугаёв) не понимает отношения Маши к трагедии, но помогает ей во всем и готов ради любимой на любые жертвы.
После премьеры АиФ.ru поговорил с Борисом Гуцем о его фильме, о том, как пережить страшный диагноз, и о том, нужно ли снимать кино на такие тяжелые темы.
Игорь Карев, АиФ.ru: — Фильм основан на реальных событиях?
Борис Гуц: — Мы использовали несколько историй. Одна — реальный случай с меланомой на четвертой стадии, сборами четырех миллионов рублей и с лечением в Германии. 19-летняя девушка всего лишь вырезала родинку, а через два года ей поставили диагноз. Ей собрали деньги, она вылечилась. А веселое отношение к смерти — это моя личная история. Четыре года назад я пережил клиническую смерть, мне поставили не самый оптимистический диагноз, и целый год я веселил народ, как и моя героиня. А параллельно я снимал свой первый фильм — «Арбузные корки» — и зажигал по полной, поскольку был уверен, что этот фильм будет и последним. Тот сценарий я начал писать, как только вышел из реанимации и как только мне в руки попал ноутбук, и многие диалоги и ситуации взял из жизни. Например, Новый год я и моя девушка встречали в палате, она спала у меня в ногах, а я думал, как сделать из капельницы розу.
— Получилось?
— Нет, мне не дали ножницы. И эпизод так и остался в жизни и на бумаге. В кино не вошел, но осталась эмоция.
— А как окружающие вас люди воспринимали столь легкомысленное отношение к смерти?
— По-разному. Кого-то шокировало, кто-то смеялся. Но просто видеть сочувствующие глаза, видеть, что на тебя смотрят, словно ты уже умер, — это невыносимо. Я же живой! Моя девушка реагировала нормально, но непонимание, конечно, было и с её стороны. И спасибо ей, что она выдержала все эти испытания.
— Во время просмотра не отпускала мысль: почему герои фильма не обратились в благотворительные фонды?
— Конечно, в реальности больные раком действительно обычно обращаются в какой-нибудь фонд. Но это долго и не так просто, как кажется. В России, по официальным данным, 300 тысяч смертей от рака в год. Такому количеству людей никакие фонды не помогут, просто не справятся. Есть прекрасные фонды, например, Константина Хабенского, но они в основном помогают детям. Чаще, конечно, деньги собирают через «ВКонтакте» или Instagram, как и показано в фильме, но, к сожалению, такой вид сбора оброс большим количеством жуликов. Даже ко мне сразу после премьеры картины начали обращаться некие авантюристы.
— На ваш взгляд, какой будет правильная реакция, когда узнаешь о таком диагнозе?
— Моя позиция — не сдаваться, лечиться и делать всё, чтобы выжить. Я никому не пожелаю выбирать себе гроб... Надо бороться до конца. В моем случае всё было иначе, по тому диагнозу смертность была 74%, я фактически перешел черту, и мне тогда казалось, что всё закончилось. Но я чувствовал, что сделал в жизни почти всё, кроме одного: я не снял полнометражный фильм. Кроме того, даже успешное излечение ничего не гарантирует, и всю жизнь придется оборачиваться. Например, я каждые полгода прохожу обследования, а каждый месяц сдаю кровь на анализ. Это совсем другая жизнь.
— Фильмы на тяжелые темы часто впадают в разные крайности: либо у героев всё получается легко, либо в кадре царит полная безнадежность. Ваш фильм получился легким и добрым. Это сознательный выбор тональности рассказа?
— Да, мы долго искали нужную грань между жанрами. Мы называем картину комедийной мелодрамой, но можно назвать и черной комедией. Но чистую драму мы делать не хотели. У меня есть своя позиция в отношении смерти, и даже мысли не возникло делать эту историю с серьезной миной.
— Почему так мало фильмов о столь массовых болезнях? В 2018 году вышел сериал «Звоните Ди Каприо!», в котором поднималась тема ВИЧ. Кинематографисты словно избегают говорить о раке...
— Есть ещё сериал с Полиной Максимовой («257 причин, чтобы жить» — ред.), и я слышал разговоры о том, что фильмов о раке много. То есть боевиков у нас не много, а три сериала и два фильма о раке за пять лет — это много?! Но эта тема в каком-то смысле табуированная, и это приводит к разным казусам. Когда мы снимали свой фильм, был случай с женщиной, которая собирала подписи за выселение из дома детей с онкологией. Это происходит от недостатка знаний. Мы в итоге включили в картину сцену, в которой героиня говорит, что она не заразная. Онкологические больные действительно не заразные, но об этом надо рассказывать людям и добиваться, чтобы они это поняли.
