В ближайшие две недели в столице Германии будут говорить только о кино. 11 февраля открывается знаменитый Берлинский фестиваль, жюри которого в этом году возглавляет Мэрил Стрип. В конкурсную программу подросткового кино Generation 14plus вошёл полнометражный дебют российского режиссёра Михаила Местецкого «Тряпичный союз». Эта картина о подростках-идеалистах, которые мечтают изменить мир, уже получила приз «За лучшую мужскую роль» на фестивале «Кинотавр-2015» — его разделили все четверо исполнителей главных ролей: Александр Паль, Василий Буткевич, Иван Янковский и Павел Чинарев. В российский прокат «Тряпичный союз» выйдет в следующем месяце — 3 марта.
Перед тем как отправиться на Берлинале, Местецкий рассказал АиФ.ru о работе над фильмом, шансах на победу и патриотичном кино.
Большая лотерея
Елена Дудник, АиФ.ru: Что для вас значит номинация на Берлинском фестивале, который считается самым политизированным из больших киносмотров?
Михаил Местецкий: Для меня номинация на Берлинале — это колоссальная победа. Я вообще не сторонник всяких конспирологических теорий, но в этом году впервые русского кино нет ни на кинофестивале в Карловых Варах, ни в Каннах, ни в Венеции. Конечно, можно предположить, что все предыдущие годы русские снимали до чёрта классных фильмов, а потом вдруг произошёл обвал. Но я всё-таки думаю, что здесь не без определённого настроения. Не то что это прямой заказ каких-то политических структур, просто западным зрителям сейчас неохота смотреть русское кино. Я их могу понять.
То, что мы попали в программу Берлинского кинофестиваля, — уже определённый прорыв. Тем более что наша картина вообще не попадает под категорию «классический российский фестивальный артхаус» — фильм не мрачный, не социально-депрессивный. Он взбалмошный, жизнелюбивый и придурковатый, конечно, не без остроты, в том числе социальной и политической. Но это не подземная русская бесконечная тоска.
— И всё же, рассчитываете на победу?
— Как я могу рассчитывать, я с короткометражками объездил очень много фестивалей и понимаю, что это всё — большая лотерея. Разговоры про то, что какой-то фильм снимается конкретно под какой-то фестиваль, — это всё смешно. На самом деле сначала играешь в рулетку, когда отборочная комиссия отбирает твой фильм, а дальше жюри — это вообще другие люди, на которых нет никакого влияния, это крупные кинематографисты со всего мира, которые плевать хотели на любого, кто пытается навязать им своё мнение. Соответственно, прогнозировать их решение вообще невозможно. Я надеюсь, что фильм просто встретит отклик у зрителей и критиков, и, может быть, иностранные закупщики обратят на него внимание. Тогда есть шанс, что русское кино увидят в таких странах, где о нём уже давно забыли.
— Не боитесь, что иностранное жюри Берлинале может не понять кино из-за разрыва между российским и западным сознанием? К примеру, киновед из США Ненси Конди, которая видела премьеру фильма на «Кинотавре», говорила, что смотреть фильм про мальчиков «которые якобы плохо себя ведут» ей было скучно.
— Это мнение конкретного критика. А на Сахалине (на Сахалинском международном кинофестивале «Край света» — прим. ред.) Мохсен Махмальбаф, великий иранский режиссёр, дал нам приз за режиссуру и лучший актёрский ансамбль и потом сказал, что это самое живое кино, которое он видел за последнее время. В конце концов, «Тряпичный союз» — это не доллар, чтобы всем нравиться, это кино, которое встретит своих поклонников и недоброжелателей. Это нормально.
Кино для всех
— Это правда, что над «Тряпичным союзом» вы работали больше 10 лет?
— Да, но сказать, что я работал, — это не значит, что я каждый день садился и переписывал сценарий. Я был ровесником своих героев, когда подумал, что было бы круто сделать историю про четверых таких ребят. На самом деле это была реакция на трагическое событие — у меня утонул друг Илья Тюрин, который был совершенно гениальным поэтом. Полная оторопь из-за первой большой смерти, которая оказалась в моей жизни, и желание найти какой-то выход вылились в весёлый и дикий ответ — «Тряпичный союз». В этом фильме очень много биографического…
— Вы говорили, что, работая над фильмами, обычно ориентируетесь на трёх зрителей: свою 93-летнюю бабушку, друга-художника Валерия Чтака и русского писателя Николая Гоголя. Как получилось, что картина для такой специфической аудитории оказалась на Берлинском кинофестивале в программе для подростков?
— Честно скажу, для меня это было абсолютным удивлением, потому что я не воспринимаю его как фильм для подростков. Например, фильм «Легенда № 17», сценарий для которого мы писали с Колей Куликовым, я воспринимал как фильм для 12-летних умных мальчиков, а здесь думал, что это не возрастная история. Это же картина, не претендующая на то, чтобы зритель почувствовал: «О! Это же фильм про меня!». Во всяком случае, мне кажется, что очень малое количество зрителей так подумает (хотя для меня это будет самая близкая и ценная аудитория). Мне кажется, большинство должно сказать: «Как это знакомо, я знаю таких людей, я знаю таких ребят! И я тоже хочу с ними дружить, я тоже хочу в Тряпсоюз!».
— Вы уже упомянули фильм «Легенда № 17», а на следующей неделе в прокат выходит новая биографическая картина о российских спортсменах — «Чемпионы: Быстрее. Выше. Сильнее». Как считаете, такие патриотичные и в некотором роде пафосные картины способствуют привлечению зрителей в кинотеатры на отечественные фильмы?
— Меня, конечно, каждый раз передёргивает, когда я слышу, что «Легенда № 17» — это патриотическое кино. Когда мы писали сценарий, то не думали, что этот фильм должен быть патриотичным. И вообще, мне кажется, что установка писать патриотичное кино обречена на весьма плачевный результат. Мы писали историю про человека, которого понимаем, который прошёл трудный путь, преодолел огромное количество препятствий и прорвался к успеху. То, что такая история косвенно прославляет нашу страну, это, в общем, неплохо. Но то, что каждый алкоголик и тунеядец, глядя на этот фильм, думает: «А я не просто алкоголик и тунеядец, я, пожалуй, алкоголик и тунеядец с великим прошлым, и, в общем, мы всех круче, мы с Харламовым!» — это меня расстраивает. Я вижу, что очень часто этот фильм привлекают как подпорку к своим грешкам — некомпетентности или какой-нибудь бездарности, безнаказанности. Типа, да, мы тут творим чёрт знает что, но у нас есть великие предки, и вот, кстати, посмотрите большое кино о Харламове. Это грустно.
И, возвращаясь к фильму «Чемпионы», я его ещё не видел, но очень надеюсь, что там есть ещё что-нибудь, кроме патриотизма.
«Золотой медведь» и «белый» Оскар
— Нынешний Берлинале пройдёт незадолго до раздачи так называемых «белых» «Оскаров» (такое название получила кампания, запущенная в социальных сетях в ответ на то, что в главных номинациях на награду Американской киноакадемии представлены лишь белые кинематографисты). А как вы относитесь к скандалам расового, национального, политического характера на кинопремиях?
— Я вам так скажу. К кинематографу, то есть к предмету, которым занимается сам фестиваль, это, конечно, не имеет никакого отношения. С другой стороны, я прекрасно понимаю, что в информационном грохоте, который вокруг нас происходит, очень сложно создать хоть какую-то волну. Скандал выгоден кинематографу и фестивалям в том смысле, что к ним привлекается общественное внимание. В конце концов, когда человек услышит, что какой-то фильм был на Берлинском фестивале, он не скажет: «Чёрт, это Берлинский фестиваль, я о нём не слышал 150 лет, откуда его выкопали вообще?». Да? Он вспомнит: «Так, буквально неделю назад я слышал, что на ковровой дорожке Берлинского фестиваля кто-то разделся догола и ехал на медведе». К сожалению, таковы механизмы функционирования современного информационного пространства.
— Традиционно самая большая волна на «Оскаре» поднимается вокруг актёра Леонардо Ди Каприо, который всё никак не получит заветную статуэтку… Вы болеете за него?
— Я думаю, что Леонардо ди Каприо давным-давно в гробу видал все эти награды. На самом деле человек такого масштаба, такого дарования и, главное, такой работоспособности и такой востребованности занят совершенно другим. Думаю, максимум, что у него вызывает эта шумиха с «Оскаром», — раздражение, что ему вменяют какую-то вполне ничтожную слабость, которой на самом деле у него нет.
Горизонт возможностей
— Сегодня вас относят к новым лицам кинематографа, называют надеждой российского кино — как вам живётся с таким грузом ответственности? Было ли спокойнее, когда вы оставались автором короткометражных фильмов?
— Я благодарен судьбе, что появились какие-то возможности, что я не бегаю, выпучив глаза, в поисках работы. Теперь мне не нужно монтировать какое-нибудь видео для какой-нибудь аптеки, чтобы хоть как-то заработать себе на жизнь. У меня расширился горизонт возможностей. А ответственности не чувствую, потому что очень хорошо понимаю, что сегодня хвалят, а завтра разорвут на части, не моргнув глазом.
— В интернете можно прочитать ваш рассказ на тему: как начать снимать кино, если тебе уже за 30. В нём вы забавно размышляете о возрасте и о том, что поздний дебют лучше никакого. Что со знанием дела вы можете посоветовать начинающим авторам, художникам, режиссёрам?
— Каждый воспринимает свой опыт как универсальный. Конечно, мне кажется, что тот путь, который прошёл я, — единственно правильный. Но на самом деле, конечно, к режиссуре можно прийти разными путями. В моём случае всё сдвинулось с мёртвой точки, когда я перестал снобистски воспринимать себя как какого-то «автора с большой буквы», которому не нужно идти вообще ни на какие компромиссы и не нужно заниматься публичной не авторской работой. Когда я взялся за сценарий «Легенды № 17», у меня всё пошло. И в этом смысле я могу пожелать начинающим режиссёрам — да, держать в голове свой заветный проект, тащить его, не отпускать, но при этом как можно больше пробовать, не отказываться от работы, использовать каждую хорошую возможность, чтобы снимать, писать… В конце концов, если у вас есть талант и собственный голос, он будет слышен и в самых дурацких проектах. Ему вредно только молчание.
