145 лет назад, 4 октября 1872 г., в своём доме на Пресне скончался вероотступник. Человек, который за год до этого изменил вере отцов и перешёл в православие. Неизвестно, что на это сказали бы его мать-немка и отец-датчанин. Сам он, впрочем, не причислял себя ни к тому, ни к другому народу, искренне полагая: «Я думаю по-русски, следовательно, я русский». Звали покойного Владимир Даль.
Тот самый, автор «Толкового словаря живого великорусского языка», который создавался в течение полувека. Если быть точным — пятидесяти трёх лет. Неудивительно, что его автор, знавший 12 языков и наречий, настолько проникся русским духом, что вполне искренне считал Европу средоточием мерзости и зла. «Сколько я ни знаю, нет добрее нашего русского народа и нет его правдивее, если только обращаться с ним правдиво... Наши русские суеверия имеют характер добродушия и простодушия, на Западе не то; тамошние суеверия дышат злом, пахнут кровью. У нас непомерное, превышающее церковный закон почитание икон, благовещенская просфира, рассеянная вместе с хлебными зёрнами по полю ради урожая, скраденная частица Св. Даров, положенная в пчелиный улей, чтобы мёду было побольше, а там — испанская инквизиция, Варфоломеевские ночи, поголовное истребление евреев, мавров, казни протестантов!»
Эта речь впору хотя бы и нынешним хоругвеносцам, которые давно уже забыли, как правильно пишется название одной из частей света, предпочитая везде и всюду обозначать её как «Гейропу» и шумно, напоказ клеймить как «рассадник содомии».
Фокус в том, что, в отличие от современных профессиональных патриотов, Владимир Даль никаких корыстных целей вроде создания паблисити не преследовал. Он действительно искренне любил всё русское. Но старался не столько унизить оппонента, сколько возвысить своё, исконное, как он это понимал.
Скажем, Джон Рональд Руэл Толкиен, создавая свою знаменитую эпопею «Властелин колец», хотел, по его собственным словам, «дать Англии мифологию». Намерение логичное, поскольку мифологии как таковой в Англии нет.
То же самое можно сказать и о России. У нас есть героический эпос с богатырями и тугариными, а вот насчёт мифов как таковых — откровенно плохо.
Возможно, что-то подобное чувствовал и Владимир Даль. Недаром он с таким тщанием создавал драму «Ночь на распутии, или Утро вечера мудренее», которую кстати, называл подчёркнуто по-русски: «старая бывальщина в лицах». Вот как вспоминал об этом опыте Даля писатель Павел Мельников-Печерский: «Содержание её фантастическое. Тут кроме удельного князя Вышеслава, его дочери Зори и её женихов действуют Домовой, Водяной, Леший, Оборотень, Русалки, и все они действуют вполне по-русски, то есть вполне сообразно с представлениями о них, созданными русским народом. В художественном отношении „Ночь на распутии“ слаба, но она замечательна как опыт выставить на сцену русский сказочный мир. Даль рассказывал, что Глинка не раз ему говаривал, что после „Руслана и Людмилы“ он непременно примется за „Ночь на распутии“».
«Выставить на сцену русский сказочный мир» — это задача сама по себе действительно достойная. Между прочим, как бы ни относиться к этому «слабому» произведению, надо признать, что какой-то результат всё-таки есть. Кто сомневается, может сходить в книжный магазин и выборочно взглянуть на аннотации книг жанра «русско-славянское фэнтези». Можно биться об заклад, что там с большой вероятностью будет ровно то же самое, о чём полтораста лет назад писал Владимир Даль. Которому, соответственно, надлежит присвоить титул «родоначальник славянского фэнтези».
Словом, если брать священную для XIX столетия формулу патриотизма «Православие, Самодержавие, Народность», то как минимум с одним — последним — пунктом у Владимира Даля всё в порядке. Со вторым, то есть с самодержавием, было немного сложнее. За первый же свой литературный опыт «Сказки казака Луганского» Даль был удостоен высшей меры признания со стороны власти: ареста. Правда, за решёткой он просидел не больше суток. А вот весь тираж книги изъяли и уничтожили. Официальное объяснение: «Книга приспособлена для низших классов и прислуги. В ней содержатся насмешки над правительством и жалобы на горестное положение».
С православием было совсем худо. Вернее, логика развития литературной деятельности Даля подталкивала его к тому, чтобы принять православие. И, возможно, это состоялось бы гораздо раньше, чем произошло. Но было несколько причин, по которым он сознательно оттягивал решение. Одна из которых носит вполне человеческое имя. Иоаким Кочетов. Протоиерей. Действительный член Российской академии, занимавшейся русским языком.
Этот самый Кочетов рецензировал капитальный труд Даля: сборник «Пословицы русского народа». 37 тысяч пословиц и поговорок. Неизвестно, какими резонами руководствовался уважаемый протоиерей, но вердикт его был сокрушителен: «Здесь кощунственное смешение Премудрости Божьей с низкими изречениями ума человеческого. Книга вредна и опасна».
Даль был взбешён этим до крайности. Общественности, которая ждала выхода книги, он заявил: «Пословица несудима». А академикам, в том числе и рясофорным, написал: «Не знаю, в какой мере сборник мой мог бы быть вреден или опасен... Но коли так, остаётся положить его на костёр и сжечь. Я же прошу позабыть, что сборник был представлен вам для печатания».
«Позабыть» пришлось не только сборник, который ждал издания почти 10 лет. Позабыть Далю пришлось и о своём переходе в православие. Согласно его же словам, он намеревался медлить с этим делом до последнего: «Не время ещё. Много молвы, говора будет, а я этого не хочу. Вот придёт безглазая, вот тогда...»
