В 1973 году я был на курсах командиров экипажей Ту-16 в Николаеве, в центре авиации ВМФ. Туда приезжал на номерной завод один из ведущих ракетных конструкторов, выступал перед слушателями, но на вопрос о гибели Гагарина ответил, что не имеет права сказать, что-то иное, нежели официально объявленное. Было понятно: официальное – это не «как было», а «как надо». А с конца 80-х годов о гибели Гагарина высказано множество версий. Я же придерживаюсь одной, которая объясняет эфирное молчание Серёгина и Гагарина. Гагарин после академии восстанавливался весной 1968 года в полетах на МИГ-15, командир учебного авиаполка Серегин. Известно, что чем ближе к Москве, тем больше начальства. С утра перед полётами Серегин получил от некоего начальника телефонный разнос, переживал, даже отказался в столовой от завтрака. Говорили даже, что у него «давило сердце». Откажись Серегин от полетов, сорвал бы график Гагарину и навлек бы на себя еще больший гнев. В полете Серегину могло стать плохо, и, чтобы легче дышалось, он мог расстегнуть или ослабить привязные ремни, но от этого его тело могла сползти и мешать свободному движению ручки управления «на себя» - для вывода самолета в горизонтальный полет.
Если Гагарин понял, что Серегин непроизвольно мешает управлению самолетом, он чисто этически не стал выдавать в радиоэфир эту неожиданность, чтобы не подставить начальника. Он пытался справиться с управлением, вывести самолет из снижения, и катапультироваться в такой ситуации он не мог. Во-первых, инструктор Серегин считался командиром экипажа, и он должен был в случае ЧП дать команду Гагарину на катапультирование. Во-вторых, если бы Гагарин катапультировался без команды, он знал: летчики такой поступок не прощают, что бросил товарища и не пытался посадить самолет. В авиации есть свои писаные и неписаные законы, и каждый летчик, дорожащий своим именем, соблюдает их неукоснительно, даже идя на собственную гибель.
Тараненко Александр, Тимашевский район, станица Роговская
«Человек в космосе - майор Гагарин!» 
