16 мая не стало легендарного переводчика Виктора Суходрева. Своими воспоминаниями Виктор Михайлович несколько лет назад поделился с «АиФ», давая интервью. Сейчас мы впервые публикуем истории и байки, рассказанные тогда переводчиком нашему корреспонденту Валентине Оберемко.
«Я не знал, как будет «кулик» по-английски»
– Виктор Михайлович, вы всегда были рядом с высокопоставленными персонами, спецслужбы за вами наблюдали и наставляли, как себя вести. Слышала, будто вы как-то пообщались с католическим священником и потом имели проблемы…
– Я думаю, что осмотрительность сидит в крови у любого сотрудника Министерства иностранных дел просто в силу той работы, которую они выполняют. Так что мы и без контроля были очень осторожны при выборе людей, с которыми можно или нельзя общаться. Думаю, спецслужбы это понимали — повседневного контроля я за собой не замечал. Но сам за границей всегда испытывал чувство настороженности.
Что касается католического священника, то в тот момент я думал так: почему я должен бояться разговоров с католическим священником? В тот момент я был верноподданным гражданином Советского Союза, атеистом. Мне казалось: пусть священник меня боится, вдруг я его разагитирую и обращу в свою веру. Он-то меня, я был уверен, никогда в свою веру не обратит. Я считал, что в идеологическом плане я ничуть не слабее представителя другой стороны.
– Но как получилось, что именно после вашего перевода в Америке объявили о «холодной войне переводчиков»?
– Это был комичный случай, связанный с Хрущёвым. Он полемизировал с американцами, которые расхваливали свой строй, свою демократию, порядки, существующие в США. А Хрущёв, естественно, хвалил преимущества коммунистического строя. Ну, а подытожил он это всё известной русской поговоркой: «Всяк кулик своё болото хвалит». Очень уместная была фраза. А я просто не знал, как будет «кулик» по-английски. Я это перевёл, как «всякая утка своё болото хвалит». Эту речь синхронно переводил для одного из каналов американского телевидения американский переводчик русского происхождения, бывший князь Орлов, который сказал фразу правильно. Я потом у него поинтересовался, откуда он знает это слово, на что он ответил: «Ну, как я могу его не знать? Я ещё мальчишкой в нашем имении охотился на этих птиц». Мы разошлись по-дружески. Но на следующий день в одной из газет вдруг вместо утки и кулика откуда-то появилась змея. Дело в том, что по-английски «кулик» — это «snype», а «змея» же — «snake», довольно близкие по звучанию слова. В итоге американские журналисты перепутали и решили, что их переводчик вместо утки подставил змею, пикируя со мной. После этого в одной из центральных газет появилась заметка с заглавием: «Холодная война переводчиков».
– Вообще, как вам кажется, Хрущёву был свойственен инфантилизм? Я знаю, что он очень обиделся, когда его в Америке не пустили в Диснейленд. А Дагу Хаммершельду высказал своё «фи» и упрекнул в том, что тот покатался с ним на лодке.
– Я бы не назвал это инфантилизмом. Я, например, тоже очень расстроился, когда нас в Диснейленд не пустили. Я мечтал там побывать, столько читал о нём, видел в кино! И я понимал Хрущёва в этом случае очень хорошо. А насчёт Хаммершельда вышло так — он ему действительно сказал: «Я вас на лодке катал в Пицунде, а вы выступаете с недружественных позиций!» Это нормальная реакция Хрущёва, он часто говорил то, что думал.
«Работать с Брежневыми было скучно»
– В то время все так делали? Знаю, что у Картера на обеде, когда всем подали гамбургеры, присутствующие промолчали…
– Это было после встречи с министром иностранных дел Громыко. Картер просто не подготовился. Это не был официальный обед. Просто беседа затянулась, Картер посмотрел на часы и сказал: «Слушайте, время пообедать». Он спонтанно обратился к Громыко: «Пойдёмте со мной, посмотрим, что дадут, то и съедим». В этот день ему на обед приготовили простой гамбургер с салатом. Он его разделил на всех. В этом смысле он был человеком весьма скромных запросов. Но вообще, зачастую ещё до приезда высокопоставленных гостей в протокольной службе обговариваются обеды и дары: выясняется, что человек предпочитает есть, чем увлекается, чтобы подарок пришёлся ко двору. Это нормальное явление, просто надо знать меру. В западных странах существуют ограничения на ценовой эквивалент подарков. Выше определённого ценового уровня подарки сдаются в фонд государства.
– А что насчёт алкоголя? Наши правители за границей держали себя в руках в этом смысле?
– Вопреки многочисленным байкам насчёт Хрущёва и Брежнева, ни тот, ни другой в период, когда они находились у вершины власти в стране, не злоупотребляли спиртным. Это я знаю совершенно точно. При этом и тот, и другой могли опрокинуть рюмку — какой же русский это не может сделать. Хотя исключения были, и одним из таких исключений был Андрей Громыко. Он оказался человеком очень строгих правил. В жару ходил в костюме из тяжёлого плотного материала. Обязательно тёмных цветов. Но это было характерно для всего нашего тогдашнего руководства. Вольностей в одежде себе никто не позволял. Хрущёв, правда, летом на даче любил появляться в вышитой русской рубашке или украинской косоворотке. В жарких странах все тоже появлялись исключительно в костюмах при галстуках. Но тот же Хрущёв, посещая Индию или Индонезию, мог надеть костюм из явно летнего материала, облегчённого, светлого, серого или бежевого. По-моему, он делал это под влиянием или по подсказке своего зятя Алексея Аджубея.
– Вы говорите, что Брежнев не пил на посту, что был вменяем, но неужели последние годы, когда он уже плохо соображал, с ним было легче, чем с тем, кто злоупотребляет?
– Работать тяжело не было. Было стыдно за страну, во главе которой стоит человек, который уже давно должен был коротать свой век где-нибудь на даче. Он уже, по сути, самостоятельных переговоров и просто элементарных бесед не вёл. Перед ним всегда были листочки с напечатанным текстом, от которых он не отрывался. Так как у меня копии этих листочков тоже были, работать, по сути дела, стало намного легче, потому что я уже знал, что он от написанного не отступит. Прочитает эти листочки и будет считать, что его работа выполнена. В этом плане сложнее всего работалось с Хрущёвым. Потому что Хрущёв был абсолютно непредсказуемым человеком. И кроме того, он просто не любил читать речи по заранее заготовленным текстам. Он любил рубить правду-матку с плеча, что и делал иногда небезуспешно. За словом в карман не лез. Работа с ним вызывала сильный прилив адреналина. А с читающим по бумажке Брежневым иногда хотелось просто заснуть.
– Но Брежнев тоже был не промах — бежал целоваться с президентами. Я слышала, его даже в этом смысле приходилось ставить на место.
– Это было. Но одно дело, когда он со своими коллегами по руководству, с космонавтами, когда они возвращались, награждая кого-то, с товарищами по партиям из социалистических братских стран целуется. А тут он пошёл целоваться с Картером, президентом США. Он сам понимал, что это, как говорится, две большие разницы. Поэтому после засомневался в правильности своего поступка. Ну и потом, не все адекватно реагировали на такое поведение. На Западе это было просто не принято, чтобы мужчины проявляли такие эмоции.
– Вы в своей книге написали, что у американцев Хрущёв мог бы многому поучиться, хотя бы той же интеллигентности у Джона Кеннеди, с которым Хрущёв встретился в Вене. Но почему-то советский вождь в итоге почти ничему не научился…
– Джон Кеннеди действительно производил неизгладимое положительное впечатление: молодой, энергичный, в высшей степени образованный. Но Хрущёву он совершенно не понравился. Он сильно недооценил его интеллигентные манеры, мягкий стиль общения на острые темы, посчитав это за слабость. А это была элементарная интеллигентность и культура.
И в Америке Хрущёву многое не нравилось. А он мог бы перенять у американцев очень много полезного для СССР: от методов ведения сельского хозяйства до способов городского строительства. Но Хрущёв везде умел найти отрицательные стороны.
– Последний лидер страны, которого вам довелось переводить, — это Михаил Горбачёв. Но с ним вы проработали недолго. Михаил Сергеевич хотел избавиться от всех, кто напоминал ему о прошлом?
– Когда Горбачёв пришёл к власти и стал Генсеком ЦК КПСС, у него уже было желание внести серьёзные изменения, осуществить перестройку. Я чувствовал, что он хотел избавиться от всего, что напоминало бы о прошлых руководителях. И в качестве переводчика ему хотелось видеть рядом с собой кого-то другого, а не меня, который часто мелькал рядом с его предшественниками. Я это понял и был даже рад, потому что ещё до прихода Горбачёва хотел отойти от этой работы и заняться дипломатическим трудом. Поэтому меня совершенно устраивало, что от моих услуг в качестве переводчика на высшем уровне Горбачёв стал отказываться.
