Вот только, прежде чем забраться на эту высоту, Саше пришлось пережить презрение и унижение, предательство, казалось, самого близкого человека и неожиданную любовь абсолютно чужих людей...
- У нас сейчас последняя неделя занятий перед экзаменами, - рассказывает Александр, извиняясь, что на видеосвязь через Интернет получилось выйти лишь поздно вечером. Шульчеву 21 год, он студент факультета политологии университета города Остин, столицы американского штата Техас.
- В этот семестр я изучаю внешнюю политику США. Сегодня мы как раз рассматривали политику президента Обамы по отношению к России. Профессора говорят об успехах. Пример - отказ от военного проекта (размещения элементов американской противоракетной обороны. - Ред.) в Польше. Но я спрашивал по поводу проблем...
Саша рассказывает о сотне с лишним американских семей, которые в прошлом году начали непростую процедуру усыновления в России. Они уже не раз встречались с детьми, держали их на руках, читали книги, показывали фотографии будущих братьев и сестёр. Но запрет на усыновление круто изменил их судьбу.
- Я с ужасом думаю, что на месте кого-то из этих детей мог оказаться я сам.
Детдомовская «казарма»
Его родной 19-летней матери, наверное, было непросто: врачи почему-то называли её сыном какое-то существо с уродливыми ножками и расщеплёнными четырёхпалыми кистями. Из роддома она выписалась без сына...
- В нашем Нижнеломовском доме-интернате (Пензенская область) было около 100 человек, все с какими-либо физическими недостатками. Интернат не был для нас чем-то ужасным - другой жизни мы не знали. Но каждый раз, когда кого-то усыновляли, появлялась надежда: вдруг следующим окажешься ты сам? Правда, случалось это настолько редко, что семьёй для нас были друзья - те, что рядом, в интернате.
Саша рассказывает, что до 16 лет мысль о его родителях была абстрактной. Но, когда он уже был в Штатах, от биологической матери потребовалась ещё одна бумага. Женщина настояла на телефонном разговоре.
- Она сказала, что готова признать во мне сына, уже давно думала забрать меня домой. Но это уже выглядело так, будто она пыталась предотвратить мою новую жизнь, предложить взамен ту, которой у меня никогда и не было.
Короткий телефонный разговор подвёл последнюю черту под существованием в казённых стенах. В той детдомовской жизни в отличие от некоторых своих совершенно беспомощных соседей по детдомовской «казарме» Саша мог хотя бы передвигаться - на доске с четырьмя колёсиками. Он толкался руками прямо от земли, мог «заползти» на любую лестницу. Но самое ужасное воспоминание о жизни в детдоме - всё равно чувство полной беспомощности.
- У нас летом выключали воду. Помню, как совсем маленьким лежал в постели и не мог уснуть от страшной жажды... Ребят, которые были постарше, отпускали в город. Но если в интернате физические недостатки были у всех моих соседей и воспринимались лишь как особенности, то…
«Обычные люди» - жители маленького провинциального городка - в лучшем случае пялились. В худшем, как рассказывает Шульчев, тыкали пальцами и называли уродами. Иногда приходилось огрызаться: если я физический, то вы - моральные. Но именно в такие моменты дети особенно остро задавались горьким вопросом: за что?!
- Многие наши замыкались в «пузыре» интерната и просто не хотели больше никуда из него выходить. Я-то думал так: люди рождаются разными, у кого-то тёмные волосы, у кого-то светлые. А у кого-то, например, нет ног. Поэтому мне «внимание» людей за пределами детдома казалось смешным - я его не боялся.
Не побоялся Саша и прочитать на видеокамеру одно из своих стихотворений, для сюжета о брошенных детях.
И снова грусть в душе занозой,
И буйно в окна бьётся гром,
Сквозь массу слёз и злые слёзы
Я вновь заговорил с дождём…
Он был влюблён и был печален,
И, осени бессмертный раб,
Он словно воин: зол и ранен,
Опять «убит», опять ослаб.
И одиноким зайцем в поле
Бежал от грозного ружья…
…Я понял, несмотря на боли,
Что дождь,
Это такой же Я.
Он говорил мне, что опасно
Стрелять в того,
Кто хочет жить,
А жизнь, она всегда прекрасна,
Если её не упустить!
- Никто не подсказывал, как писать, но у нас многие, глядя на старших, начинали писать стихи. У кого-то получалось…
Не мог идти - пополз
Так у Саши появились новые друзья, которые задались целью поставить парня на ноги. Деньги собирали буквально по крохам, договорились со специализированной клиникой в американском Далласе. Саше нужно было отрезать часть неработающих ног, чтобы он смог пользоваться протезами. Через знакомых нашли и семью, чтобы приютить парнишку из России на время реабилитации. Лишь на время, потому что в семье этой недавно родился свой ребёнок, да и вообще… Но когда пришло время расставаться, Марк и Хелен Диджэймос - американцы с французскими корнями - поняли, что у них на самом деле два сына.
В американской школе к Саше-Алексу никто не относился с презрением. Но найти друзей всё равно было сложно: большинству не было до него вообще никакого дела. Отношение к незнакомым в Америке «попрохладнее», что ли. Да и у многих сверстников ещё продолжалось детство - они дурачились, шутили, наслаждались жизнью. Тем серьёзнее и удивительнее оказалась дружба, которая завязалась у Саши с девочкой Мэйси из его школы. Эта дружба со временем переросла в нечто большее, но Алекс, стесняясь, меняет тему:
- Привыкнуть к жизни в семье поначалу тоже было трудно. Не только из-за языковых проблем. Я не прятал под подушку хлеб, как мы это делали в интернате. Но иногда ночью ходил вскипятить себе чай - только чтобы снова увидеть, что это возможно. Я ел фрукты, которых никогда не видел, и, помню, боялся: то ли, что могут отнять, то ли, что сейчас вот они навсегда закончатся… Но самое удивительное было с музыкой: я наслаждался возможностью найти в Интернете записи любой группы. Компьютеры, кстати, есть сейчас и у моих друзей в России - и в интернате для престарелых, куда некоторые попадают сразу из детдома. Но что толку? Ведь даже если ты смог получить образование, найти работу инвалиду очень трудно. Я с горечью вижу: некоторые мои товарищи попали в интернатский вакуум, ни к чему не стремятся, потихоньку спиваются.
Поездка в Африку поначалу задумывалась как экстремальный, но всё-таки турпоход группы друзей с целью посмотреть на новую страну, континент. Однако в какой-то момент она превратилась в жест, адресованный всем людям с ограниченными возможностями. К тому времени обретший ноги Саша уже помогал пройти тот же путь другим: с него началась программа «Хочу Ходить», которую совместно ведут международный фонд «Счастливые семьи» и российский фонд «Артист».
Рассказывая о необычном путешествии и подъёме, который длился 5 дней, Александр с улыбкой говорит: знай он заранее, каким будет путь на гору Килиманджаро, никогда бы не согласился. Впрочем, и на самой горе можно было остановиться в любой момент. Но хотелось понять, на что способен.
- Добраться удалось до последнего лагеря - на высоте около 4 км. Я никогда раньше не чувствовал такой боли и усталости. В последний день пути идти на протезах стало невозможно - я их снял. Мы порезали один из матрасов, я получше обмотал кулаки, чтобы не разбить руки о камни, и просто пополз вверх...
Саша говорит, что ему в жизни немного повезло, но у каждого на жизненном пути есть своя гора - не только у инвалидов. Просто для одних гора ниже, для других выше, кому-то кажется и вовсе неприступной. Но границы возможного мы часто выдумываем себе сами.
Читайте также
В Москве создадут онлайн-карту маршрутов для маломобильных граждан 
Елена Семёнова: Когда доброту воспринимают, как сверхъестественное 
«Когда я увижу свет?» Маленькую Ульяну хотели лишить обоих глаз 
Михаил Жванецкий: «Нами правят Майклы Джексоны?» 
Дама с мячом против преступности. За что россиянке вручили британский орден 
