200 лет назад, 14 сентября по старому (24 сентября по новому) стилю французские оккупационные власти судили 26 русских поджигателей Москвы. Десять самых злостных расстреляли, вероятно, во дворе усадьбы Кожиных в Столешниковом переулке, 6 . Остальным назначили тюремные сроки.
.jpg)
Военно-полевой суд проходил в усадебном доме князей Долгоруковых на Покровке (ныне Колпачный пер., 6) , приспособленном под полицейское управление. Во главе нового ведомства поставили обер-полицмейстеров Виллерса и Пюжо, а комиссарами стали видные московские граждане. Этим нововведением Наполеон решил показать всей Европе, что он, просвещённый правитель, вовсе не собирался сжигать древнюю столицу. А появившаяся в оккупированной Москве городская власть призвана поддерживать порядок, в том числе в интересах русского населения.
Дом Долгоруковых счастливо избежал пожара и дожил до наших дней. Правда, усадьба оказалась в глубине двора. Грамотно проведённая 15 лет назад реставрация открыла памятник архитектуры сразу в нескольких обличьях: часть южного фасада показана в декоре времён Анны Иоанновны, большая часть вернула себе елизаветинское барокко. А сводчатые подвалы из белого камня откроют Литовский посольский двор эпохи Ивана Грозного.
.jpg)
Невинные коллаборационисты
Невдалеке от французской полиции, в парадном доме российского канцлера графа Николая Румянцева (ул. Маросейка, 17, где сейчас посольство Белоруссии) , наполеоновские власти разместили муниципалитет, набранный из московских купцов, мещан и чиновников. Им надлежало надзирать за дорогами и мостами, госпиталями, размещением войск, продовольствием для бедных.
Глава нового ведомства Пётр Находкин, видно, немало удручённый свалившейся на него должностью, мужественно заявил интенданту французской армии генералу Лессепсу: «Как благородный человек скажу, что не намерен делать ничего противного моей вере и моему государю».
И остался верен своему слову. Ни он, ни большинство его коллег по работе в мэрии ничем себя не запятнали. Когда после изгнания французов Следственный комитет пристрастно изучал деяния коллаборационистов, в большинстве эпизодов не нашёл ничего изобличающего их в предательстве. Но были случаи, когда москвичи, рискуя жизнью, отказывались работать в наполеоновских мэрии и полиции. Так поступил, к примеру, отставной русский офицер д’Оррер, этнический француз, заявивший, что он прежде всего гражданин России.
.jpg)
Члены муниципалитета сделали немало полезного, облегчив участь тех, кто лежал в больницах, скитался по пожарищам без крова, еды и одежды. Хотя часто разумные вроде бы инициативы французов обесценивались из-за того, что армия оккупантов превратилась в шайку мародёров.
Так, купца И. Переплётчикова направили в окрестности города для закупки продовольствия. Ему выдали 900 рублей и десять солдат сопровождения. Если первые 6 четвертей пшеницы он сумел закупить, то вторая покупка сорвалась: по дороге его избили и ограбили сами конвоиры, которые, отняв деньги, скрылись.
И Стендаль был мародёром?
Трижды Наполеон оглашал грозные приказы по армии о прекращении грабежей. 19 сентября - за подписью начальника штаба Великой армии маршала Луи Александра Бертье (кстати, дом, где проживала «тень Бонапарта», - Петровка, 26/2, стр. 5, - не сгорел в пожаре и дожил до наших дней) . 21 сентября вышли сразу два документа за подписью самого Бонапарта. Грабежами не брезговали не только туповатые крестьяне из Шампани и Бретани, но и просвещённые офицеры. Блистательные наполеоновские маршалы покидали Москву на возах, гружённых церковной утварью. Даже офицер интендантского штаба Анри Мари Бейль, которого мир знает под именем Стендаль, воспользовался неразберихой при возгорании дома князей Гагариных (Страстной бул., 15/29) : не удержался и грабанул-таки винный погреб Английского клуба (в пушкинские годы клуб займёт усадьбу Разумовских на Тверской, 21, а до войны 1812 года он находился на Страстном). Детально описывая 40 дней наполеоновской оккупации, Стендаль - то ли из честности, то ли из-за отсутствия стыдливости - ещё не раз признается в своих московских «шалостях».
.jpg)
.jpg)
Анри Мари Бейль прихватил томик Вольтера, бродя по дворцу бывшего военного губернатора Москвы графа Фёдора Ростопчина (Б. Лубянка,14) . Свои несметные сокровища градоначальник вывез в подмосковное Вороново (где спелеологи ищут их по сей день), а такую мелочь, как библиотека, бросил в московском доме. Неслучайно многие исследователи считают Ростопчина инициатором московских пожаров. Это по его приказу 14 сентября из Временной тюрьмы были выпущены на свободу арестанты. Есть версия, что им поставили условие: участие в поджогах. Ему же принадлежит инициатива увезти в эвакуацию весь противопожарный арсенал - недосмотр или умысел? И между прочим, прозвище «русский Нерон», данное Ростопчину, ничуть его не раздражало. Но сравнение с римским императором он получил не только из-за пожара (Нерона, как известно, подозревали в поджоге Рима). По его приказам зверски расправлялись с людьми. Так, купеческий сын Верещагин, безосновательно обвинённый в распространении наполеоновских прокламаций, был зарублен саблями прямо во дворе лубянской усадьбы! После чего чернь привязала жертву к хвосту лошади и погнала по улице. Что с того, что Верещагин, зачитывая прокламации, сам же ими возмущался! Зато патриотизм губернатора, покидавшего город, после такой казни не оставлял сомнений. Кстати, позже граф настаивал на расправе над всеми теми, кто служил французам, но император Александр I, проявив мудрость и терпение, почти всем объявил прощение.
Автор благодарит за помощь москвоведа Р. Рахматуллина.
