О малоизвестных событиях тех дней «АиФ» рассказывает Евгений Мезенцев, старший научный сотрудник Центра военной истории Института российской истории РАН.
«Стоять и умирать»
С самого первого дня войны 1812 г. стратегия противоборствующих сторон сводилась к тому, что две русские армии стремились соединиться, а французы пытались разбить их поодиночке. Сперва соединение 1-й Западной армии Барклая-де-Толли со 2-й Западной армией Петра Багратиона ожидалось в Витебске. 1-я армия пришла к сроку, Багратион, однако, запаздывал. Тогда Барклай выслал навстречу французам корпус генерала Остермана-Толстого. Под деревней Островно 25 июля он столкнулся с авангардом под командованием маршала Мюрата: кирасирская и гусарская дивизии...
Александр Иванович Остерман-Толстой не был великим полководцем, но стойкости и упрямства ему было не занимать. К тому же на его стороне была сама русская природа вместе с неразвитостью российской дорожной сети. Все 3 дня бой проходил вдоль узкой дороги, с обеих сторон окружённой густым лесом. Конницу не развернёшь, больше нескольких орудий на позицию не выкатишь. Оставалось действовать пехотой, но её у Мюрата в начале боя не было. Остерман знал об этом, поэтому он смело поставил поперёк дороги два батальона, построенных в каре - квадратом, в три шеренги, с пушками по углам и командиром в середине. Остальные силы были рассыпаны в лесу слева и справа. Обойти русскую позицию с флангов было крайне трудно, оставалось давить с фронта. Мюрат много раз бросал свою кавалерию в атаки, но всё тщетно...
...Казалось бы, пехотинцу против человека на лошади не выстоять. Однако если не терять хладнокровия, встать плечом к плечу, выставить перед собой ружья с примкнутыми штыками - кавалерия бессильна. Лошадь, в отличие от человека, почти невозможно заставить броситься на разящую сталь. Однако каре очень уязвимы для артиллерии, а она у французов была. К вечеру русские порядки поредели наполовину. На вопрос командиров, как с этим быть, Остерман ответил вошедшей в историю фразой: «Стоять и умирать».
«Я держал Наполеона»
К середине дня к французам подошла пехота, и русским пришлось отступить. На следующий день корпус Остермана сменила дивизия генерала Петра Коновницына, который считался мастером арьергардных боёв. Впрочем, и о наступлении он не забывал. Примерно в 12 часов левый фланг наступающих французов был внезапно обращён в бегство, при этом наполовину погиб хорватский (кого только не привела в Россию Великая армия!) батальон. Побежал и знаменитый 84-й линейный полк - несмотря на надпись на своём знамени «Один против десяти».
Мюрат с трудом восстановил положение, но в два часа пополудни к месту боя прибыл лично Наполеон. Тут, конечно, всё изменилось: через пару часов русские были сбиты с позиций и к вечеру отступили. Коновницын писал позднее: «Я целый день держал самого Наполеона, который хотел обедать в Витебске, но не попал и на ночь».
27 июля Наполеона связывал боем один семитысячный арьергард графа Палена. Это был последний рубеж - дальше стояла сама армия Барклая (80 тыс.) против 150 тыс. у Наполеона. С высот у деревни Добрейка Наполеон уже видел русский лагерь, в котором не наблюдалось ни намёка на скорое отступление. И император решил, что ему наконец-то удастся навязать русским генеральное сражение!
Но войскам перед боем нужен был отдых, поэтому к полудню атаки на русский арьергард прекратились. К тому же стоило дождаться подхода всех войск. Ложась спать, Наполеон сказал Мюрату: «Завтра для нас снова взойдёт солнце Аустерлица». Он был уверен, что победа у него в кармане. Но она снова просочилась сквозь пальцы...
Ещё днём к Барклаю прискакал курьер от Багратиона с сообщением, что его армия не сможет пробиться к Витебску. Если у Барклая и были мысли о генеральном сражении, то они исчезли. Вечером, прикрываясь лесом, Барклай незаметно отступил. В полной темноте, оставив гореть бивачные костры, ушёл на восток и арьергард Палена.
Утром удивлённый Наполеон не обнаружил перед собой русских - контакт с противником был полностью утерян.
Только к вечеру 27 июля французы нашли в кустах у дороги спавшего богатырским сном русского солдата. Когда его с трудом добудились, выяснилось, что Барклай ушёл к Смоленску. Преследовать его Наполеон не стал.
