А соблазн снести «развалюху» велик - цена земельного участка в трёхстах метрах от Кремля выражается цифрой с пятью нулями перед знаком $. Впрочем, не ясна не только будущая, но и прошлая судьба дома по Никольской, 23. Вернее, она окутана завесой секретности более плотной, чем реставрационная.
Казни на скорую руку
«Говорят, через этот люк по ночам поднимали из подвала тела расстрелянных», - говорит Ян Рачинский, сопредседатель правозащитного общества «Московский мемориал», указывая на закрытую жестяными дверцами амбразуру под боковой стеной здания (такие используют в магазинах для приёма товаров).
В 1930-е гг. в доме № 23 по улице 25 Октября (так в советские годы называлась Никольская) размещалась Военная коллегия Верховного суда СССР. Сотрудники военкомата, многие годы занимавшего помещения бывшего «расстрельного дома», рассказывали: хотя большинство казней происходило на углу Лубянки и Варсонофьевского переулка, в особых случаях приговоры приводились в исполнение прямо здесь.
История сохранила фамилию палача: до середины 1937 г. комендант Военной коллегии капитан Игнатьев лично осуществлял «волю партии» по отношению к «врагам народа» и подписывал акты о приведении приговоров в исполнение. А перед этим в центральном зале коллегии вершился скорый и неправый суд. Каждое «дело о контрреволюционной деятельности и терроризме» рассматривалось по упрощённой процедуре: без адвоката и права на обжалование. Приговорённых засуживали группами по спискам, заранее составленным органами НКВД и утверждённым Сталиным. Кроме вождя дела рассматривали ещё пятеро - Ворошилов, Молотов, Жданов, Каганович, иногда к ним присоединялись Косиор или Микоян.
Размашистые «автографы» этих вершителей судеб, проставленные красным или синим карандашом, сохранились на обложках сотен списков. Так что невозможно всерьёз принимать оправдания защитников «отца народов» - он, дескать, не знал, что творится за его спиной. Всё знал, всё режиссировал и всё контролировал. Иногда даже ставил против «нужной» фамилии специальную пометку «бить», что было указанием к применению пыток.
Московские дела обычно рассматривали очень быстро - на каждого обвиняемого отводилось не более 15 минут. «Тройка» во главе с председателем Военной коллегии В. Ульрихом кратко зачитывала «историю» и выносила решение - или высшая мера, или (если повезёт) десять лет лагерей. Десятки, порой сотни дел в течение дня. С 1936 по 1938 г. коллегией было вынесено 31 456 расстрельных приговоров.
Так ремонт или пожар?
В «расстрельном доме» решилась судьба маршалов Тухачевского и Егорова, писателей Бабеля и Пильняка, учёных Чаянова и Кондратьева, режиссёра Мейерхольда, членов Политбюро Бухарина, Зиновьева, Каменева, Рыкова. Позже сюда попал и один из вершителей судеб Косиор… В доме № 23 приговорены родители М. Плисецкой, А. Збруева и О. Аросевой, Ермолай Евтушенко - дед поэта.
Сергей Королёв оказался «везунчиком», поскольку избежал расстрела. Но и ему вынесенный здесь приговор в конечном итоге стоил жизни: избивая будущего конструктора космических ракет, ему сломали челюсть. А в 1966 г. во время операции именно из-за деформации носоглотки ему не смогли подать кислород, и Сергей Павлович скончался.
По словам вдовы академика Сахарова Елены Боннэр, посещавшей самый страшный дом страны, его нынешние обитатели показывали ей подземный ход под площадью. По нему обвиняемых доставляли к месту вынесения приговоров, не привлекая внимания москвичей. Говорят, прорыт этот ход был во время строительства первой ветки метро.
Как рассказал Алексей Клименко, историк архитектуры, это место исторически было связано с судилищем. В XIV-XV вв. вблизи церкви Троицы в Полях (её фундамент недавно раскопан по соседству с «расстрельным домом») проходили судебные поединки. Истец и ответчик целовали стоявший в здешнем храме крест, после чего схватывались на дубинах - кому Бог помогал, того и правда. Если один из спорящих не рисковал сам испытывать судьбу, мог заплатить наёмнику и верить в его победу. Впрочем, даже такой «суд» был справедливее того, что пятью веками позднее вершила пресловутая «тройка».
Сейчас «расстрельный дом» ждёт то ли сноса, то ли реставрации, после которой здесь мог бы разместиться Музей жертв сталинских репрессий. Эту идею поддержал Патриарх Московский и всея Руси. Осталось молить Бога, чтобы её не «замылили» чиновники, для которых неожиданный пожар бесхозного здания оказался бы поистине золотым.
