…Итог прохода пролива Дрейка: одно лёгкое сотрясение мозга, одна сломанная нога, один взрослый мужчина, упавший с верхней койки, и синяков – несчётно. Капитан Хорхе говорил, что в этом сезоне у них ещё не было такого шторма, волны – 10 метров. Раньше моряки, прошедшие Дрейка, с помпой вставляли себе серьгу в ухо, «я сделал это». В наше же время... Судовой док Петросян показал мне футболку с надписью через живот: «Я был в Дрейке и не умер». Пыталась выторговать – не продал.
И сейчас очень странно писать этот последний отчёт об Антарктике, когда клавиатура не съезжает на пол и стул стоит на месте, а не пытается выехать в коридор вместе с моими 49 килограммами, как это запросто происходило на корабле… Мы прощались с Антарктидой, когда нос «Ушуайи» уже смотрел на север, а с задней палубы еще можно было увидеть берег острова Разочарования – белый, в тумане… Капитан Хорхе дал три гудка, и примерно 80 глоток на морозном воздухе проорали: «Ура, ура, ура Антарктиде!» Полный вперед… Мы все знали, что никогда больше сюда не вернёмся, и если увидим всё это ещё раз, то только в передаче о мире диких животных. Сюда возращаются только фанатики, такие как Роберт Свон, для которых эта бесстрастная земля – как наркотик. Или такие, как Ани Кершоу… (В один из дней мы проплывали мимо горного пика, названного именем её погибшего мужа. Там, наверху, стояли облака). Туристы сюда не возвращаются – они просто уплывают домой с тяжеленными файлами фотографий, и потом всю жизнь, сидя в офисе на стуле, который не съезжает от качки за дверь, вспоминают, как спят айсберги на голубой подушке в заливе и как кричат (или плачут? ревут?) морские котики в двух метрах от тебя, когда ты пытаешься навести резкость…
Эти воспоминания начинаешь складировать и сортировать ещё по пути, где-то между Антарктидой и Огненной Землей, когда в Дрейке всё равно не уснуть – всю ночь держалась за матрас, чтобы не упасть, и к утру болели пальцы. Составляешь реестр и список, чтобы можно было потом уверенно отвечать, когда в Москве начнут теребить: ну и как там, в твоей Антарктиде? Холодно было? А что медведи? Ну что вы, какие медведи, буду вздыхать я с учёным видом и карта за картой вытаскивать из колоды картинки воспоминаний.
Я расскажу про большой айсберг. Он плавал в заливе вместе с айсбергами поменьше, и солнце подсвечивало их с изнанки – мы смотрели на них со снежного холма, и снег был таким белым, как бывает, наверное, только в мультике «Снежная королева». Большой айсберг плавал в заливе под нами, как большая ложка сливок плавает в плошке вместе с мелкими хлопьями. Вдруг он загудел, а потом начал медленно обваливаться, так крошится башня песочного пирожного, когда его надкусывают снизу, а к берегу пошла высокая волна, так что водителям резиновых «зодиаков», на которых мы высадились сюда, пришлось держаться покрепче... Джон Лак, экспедиционный фотограф, запечатлел крушение ледяной крепости в 15 последовательных кадрах, последние минуты жизни айсберга были скрыты уже фонтаном брызг. Роберт Свон сказал, что видит такое в первый раз в жизни... Даже Роберт Свон!
Вот полочка в памяти, отведённая для острова Разочарования, или острова Лжи. Я точно не скажу, почему он называется именно так. Петросян уверял, что его так прозвали китобои, когда убили всех китов и им пришлось отсюда уходить. (Всего убитых – миллион, официальная цифра). Остров - в форме бублика, откусанного с одного края кольца, если смотреть на него с неба. В этот прогрыз и проходит наш корабль. На месте дырки от бублика был когда-то кратер вулкана, потом кратер обвалился, и море вошло в эту чашу. «Я правильно понял, Роберт, что мы сейчас бросили якорь над действующим вулканом?» - «Вы поняли правильно, Андреас. Последнее по счету извержение было в 1991 году, вода тогда закипала». «Ушуайа» встала посередине дырки от бублика, некоторые залезли в воду (залезть и быстро выскочить, и потом всю жизнь говорить: я плавал в Антарктике, и можно не уточнять, что морская вода над спящим вулканом была тёплой, такой тёплой, что в ней можно было пробыть секунд тридцать). Остров Разочарования – как беспорядочный склад на задворках какого-нибудь музея человеко- и природоведения, потому что, подумайте сами, как на одном клочке земли (эта земля крошится под ногами – мелкие камушки лавы, присыпанные снегом…) может вопить голый турист, выбравшийся из Южного океана, и мерзнуть одетые в пять слоев одежды люди в штормовках, и здесь же, протяни руку, морские котики, на кромочке воды альбатросы, так холодно, что даже не гниют брошенные в начале века лодки, а рядом с ними - обглоданные кости убитых животных размером с весло и два креста, под которыми давно мёрзнут вываривавшие здесь жир и добывшие ус на корсеты для модниц два китобоя, чьи имена с деревянных крестов слизал ветер, их пустые дома замерзают на сваях, а внутри них - консервные банки, там была, наверное, тушёнка... Клянусь вам, это всё на одних и тех же ста метрах!..
Или вот эта картина. Моя любимая. Не картина даже, а звук. Знаете, как звучит Антарктида? Не ветер, нет. (От него просто закладывает уши). Не плеск океана о камни. Не стон разваливающегося внутри себя ледника. Добавьте к этому концерту, который миллионы лет уже даётся на юге планеты, добавьте сюда один-единственный, почти незаметный, скорее даже вопросительный звук. Это хлюпающий, как забытое ведро у колодца где-нибудь на окраине деревни, стучащий о крышу, как стучат порой ветхие ставни, ветрячок, указатель направления ветра. Посреди вечности он гремит на крыше пустой заколоченной хижины, оставленной на краю земли полярниками английской экспедиции в Демойн Пойнт. Им всего-то было места – узкая полоска каменного пингвиньего пляжа между океаном и стеной снега. Этот звук – человеческий след в Антарктиде. Музыка одиночества.
«…Ну как там, в Антарктике?» - спрашивают в Москве. Ну как-то вот так, если этому можно подобрать слова…
В последнее утро, выйдя из Дрейка, нас разбудил голос Роберта Свона. Он говорил с капитанского мостика, и его было слышно во всех каютах. Он говорил, что видит впереди землю, и это Огненная Земя, а значит, Дрейк отделяет нас теперь от Антарктиды так же, как и 11 дней назад, когда мы только отошли от Ушуайи, города Конца Света. Ещё Свон сказал, что у него новости. Наверное, поймал радио, пока мы все спали… Новости мировые, но из Антарктики. Пока мы шли домой через наши десятиметровые волны, там от ледникового шельфа Уилкинса оторвался кусок льда площадью 415 квадратных километров и начал дрейфовать в океане. Фото этой катастрофы с воздуха я видела потом на первых полосах газет, продававшихся в ту среду в аэропорту Буэнос-Айреса…
Но на этом полярная история не закончилась. Она продолжается. И всё из-за неугомонного Свона, который пытается сделать так, чтобы Антарктида не растаяла окончательно из-за глобального потепления. За ту неделю, что прошла с того момента, как наш корабль пришёл обратно в порт Ушуайи, неистовый Свон успел слетать в Гонконг и выступить там перед студентами университета. Куда он, думаете, полетел после Гонконга? В Санкт-Петербург. Я увижу его там завтра.
Редакция выражает благодарность компании «Кока-Кола» за организацию поездки.
