Вот и мы с подругой предались воспоминаниям. Толчком к тому послужил физический толчок пышногрудой выпускницы, попытавшейся вырвать у меня из рук одно прелестное платье. Что могу сказать: вкус у девочки был, а вот над воспитанием ещё требовалось поработать!..
Как «старые тётки», мы тут же отпустили вслед магазинной агрессорше пару замечаний и синхронно затараторили на тему «а вот мы в её годы».
Когда начинаешь подсчитывать и ковыряться в закоулках памяти, обнаружить можно, что угодно неожиданное. И приятное, и не очень. Ну, например, что мы старше этой девочки ровно на полжизни. Или, что в 15 лет на УПК (учебно-производственный комбинат) я училась на парикмахера – и в конце даже сдала экзамен, получив третий разряд.
К труду нас приучали на раз-два-три: после окончания учебного года девятиклассников отправили на летнюю практику. Так я на месяц оказалась заточённой в районной парикмахерской, помещавшейся на первом этаже обычной девятиэтажки.
Практиканток было пятеро. Работать хотели только двое. Так оно и повелось: мы с Региной с десяти до шести орудовали ножницами, а остальные посиживали на лавочке из кожзама вместе с посетителями и отчаянно скучали.
Собственно, так потом вышло и в жизни: двое продолжают впахивать, как коренные Сивки-бурки, а остальные «не смогли найти работы», «когда ты мама, ни на что больше времени не остаётся» и «невозможно же работать с людьми, которые тебе противны!».
В общем, парикмахерская стала той моделью взрослой жизни, которая неминуемо нас ждала, со всеми своими сюрпризами и сюжетными виражами. Например, на второй день оба мастера мужского зала (до женщин нас гуманно не допускали) заболели. Болеть они отправились вместе со своими машинками и бритвами для стрижки – о ножницах я даже не упоминаю. Вместе с мастерами ушли и флаконы с одеколоном, оснащённые грушей, чтобы делать «пшик». Так мы оказались вдвоём, вооружённые лишь расчёсками и ножницами, среди потока нестриженных водителей грузовиков, пенсионеров с активной жизненной позицией и завшивевших пацанов, которых заботливые мамаши приводили «обрить наголо перед лагерем». Поток был нескончаем, как некогда очередь в Мавзолей, и народная тропа не зарастала к нам ни на минуту.
Сначала, конечно, их, клиентов, мы побаивались. Как заставить двухметрового дядьку, просалившегося, как ветошь в автосервисе, помыть голову? Мытье стоило десять дополнительных копеек, и гражданин насмерть отстаивал мнение о том, что его голова кристально чиста!
Как убедить ветерана: то, что мы ему изобразили, и есть полубокс? Как уговорить скандальную мамашу по добру-по здорову увести своё паразитарное чадо к врачу, потому что мы не можем стричь теми же ножницами других людей?
Скажу одно: за месяц практики я узнала столько, сколько не знала за все предыдущие 15 лет своего сомнительного существования.
Я научилась говорить «нет».
Я научилась уговаривать.
Я научилась дипломатии, самопрезентации и, конечно, вранью. Конечно, во спасение.
Я научилась быть безапелляционной.
Я научилась добавлять в голос базарные нотки и упирать руку в бок.
Я научилась обращаться к клиентам: «Мужчина!» - и тонко вкладывать в это слово все претензии слабого пола к сильному со времён Евы.
У меня появились постоянные клиенты. Можете ли вы представить, что такое в 15 лет слышать из узкого душного предбанника чей-нибудь голос: «А я к той тёмненькой девочке с косой – работает она сегодня?»
Через пару недель мы вытворяли уже такие чудеса одними ножницами, без использования любых других парикмахерских инструментов, что нам самим пора было обучать ловкости рук нарождающуюся касту напёрсточников. Кстати, ножницы нам наточили так, что у меня они потом оставались острыми ещё лет десять. Сами понимаете, в нелёгкие девяностые, вся наша семья неожиданно сплотилась, узнав, что в их ряды затесался парикмахер. Я стригла тёть, дядь, бабушек, двоюродных дедушек и племянников, кузенов и свойственников. Не упускали маленьких радостей бесплатной стрижки и родители, а потом и первый муж. Уф! Вспоминая об этом. Мне и сейчас хочется оттереть пот со лба.
С огромным трудом через много лет я смогла избавиться от лавр Сергея Зверева – и так я узнала, что такое свобода…
Но на той самой первой практике мы никогда не «филонили». Наоборот, появилась такая рабочая жадность, что нас невозможно было выставить из зала. Может быть, мы соревновались друг с другом. Может быть, пытались проверить себя на прочность. А может быть, просто хотели свои чаевые. О да! В наших руках завелись первые деньги! По копеечке, по рублю складывали мы наши первые скрытые от налогов средства. Конечно, никаких зарплат нам не полагалось, но к концу месяца у меня скопилось 80 «старых» рублей. У Регины – больше ста. И так я узнала, что джентльмены предпочитают блондинок!
Разумеется, моя первая инвестиция была кошмарной. Поскольку, кошмарным был и объект вложений - «варёные» индийские джинсы, купленные на прообразе всех будущих Лужников и Черкизонов – Рижском рынке. Но поняла я это только пару лет спустя. И это было уже совершенно не важно!
…Недавно я сидела в автосалоне, ожидая, пока мне что-то-там-девушкам-знать-не-обязательно сделают с машиной. От скуки открыла корпоративный журнал и принялась читать самое интересное – колонку редактора. Начиналась она словами: «…Вы помните, как заработали свой первый миллион?..»
Я поперхнулась, но потом быстро вспомнила об искусстве самопрезентации. Всё-таки не зря я попрактиковалась жизни в районной парикмахерской!
…Да, свой первый «миллион» я заработала много лет назад.
А вы?
Госзаказ — способ для получения взятки? 
Мусорный рай. Почему даже нищие индусы довольны своей жизнью? 
Девочка-бабочка. У болезни красивое название, остальное — бинты и страдание 
«Когда я увижу свет?» Маленькую Ульяну хотели лишить обоих глаз 
