В коридорах госпиталя им. Бурденко много молодых ребят. Кто-то в бинтах, кто-то на костылях, кто-то в инвалидных колясках.
Я захожу в палату к Максиму. Ему 28 лет, 17 осколочных ранений. Но глаза не потухшие, скорее, наоборот. Предлагаю перейти сразу на «ты»: разговор предстоит непростой.
— Да, давай, — соглашается он. — Так удобнее.
— Как и когда ты попал в зону СВО?
— По приказу, 24 февраля 2022 г.
— Вряд ли мечтал там оказаться?
— Как это? Любой военный к этому готов. Я почти 8 лет служил по контракту в ВДВ. Да и вообще, среди ребят там никто из-под палки не воюет. Хотя некоторые такие мне встречались, но они не на передовой.
Из госпиталя — в загс
— С какими ранениями ты попал в госпиталь?
— Множественные осколочные. Некоторые из них сквозные. Вот видишь, проблемы с этой рукой (показывает левую руку). Задеты нервы, артерия повреждена, мышцы... Всё нормально. Уже почти вылечили.
— У тебя же кисть не разгибается...
— Врач сказал: «Сделаем операцию, и есть шанс, что она восстановится». Но это пока не точно.
— Ты хочешь обратно?
— Очень.
— Почему?
— Как почему? Мы же с товарищами все вместе приехали туда в самом начале спецоперации. Воевали. Но они сейчас там, а я здесь лежу. Нужно вернуться, чтобы продолжить. А когда мы победим, хочу уйти оттуда вместе с ними... В данный момент только ранение и останавливает. Разрешат ехать — поеду. Но до этого распишусь со своей невестой.
— У тебя скоро свадьба?
— Да, меньше чем через месяц я женюсь. Надеюсь, скоро выпишут. О, ещё костюм же нужно успеть купить.
Либо ты, либо тебя
— О чём ты думал, когда в первый раз пошёл в бой?
— Там инстинкты в первую очередь срабатывают. Думал только о том, чему нас учили. Если коротко, то копай глубже, стреляй точнее, пригибайся, беги быстрее и так далее.
— А во втором, третьем, пятом, десятом бою?
— Привыкаешь уже. Начинаешь спокойнее относиться. Руки меньше трясутся, да и дыхание ровнее... Но страх всё равно есть, все его испытывают. Без этого не выжить. А ещё прилив адреналина.
— Мысли о смерти бывают?
— Нет, об этом не думаем.
— Но ведь в любой момент...
— Ну вы же здесь, в мирной жизни, когда переходите дорогу, не думаете о смерти. Там также никто не думает о смерти. Просто мы каждый день делаем то, чему нас научили и что должны, и это нормально. Это работа.
— То есть ты хочешь сказать, что к этому можно привыкнуть?
— Конечно. Более того, потом без этого сложно. Например, первое время, когда я получил ранения, мне было тяжело и непривычно на гражданке. Когда проводишь в боях 7–8 месяцев... Ну, надеюсь, понимаешь, что я имею в виду.
— Понимаю, вопрос некорректный, но... Ты видишь украинцев, мы всегда были братскими народами, и тут приходится стрелять... Каково это?
— Если он с оружием и хочет тебя убить, то тут стоит выбор: либо ты, либо тебя! В отличие от нас у «укропов» к нам сильнейшая ненависть...
— У кого?
— Ну мы так их иногда называем. У украинских военнослужащих есть ненависть, у нациков, у теробороны. Все, кого мы брали в плен, нас люто ненавидели. У них абсолютно «промытые» башки. Гражданские-то к нам хорошо относятся. Люди живут своей жизнью, ведут хозяйство. Многие, правда, по подвалам сидят. Мне кажется, что там, где я был, осталось только процентов 30, остальные уехали. Устали. С одной стороны, местные жители к нам относятся хорошо, а с другой — чувствуется, что небольшая часть просто пытается приспособиться, чтобы выжить.
— А правда, что украинские военные издеваются и насилуют своих же граждан?
— Да, такое есть. Но сейчас украинских военных мало. Мы с ними воевали в первые месяца четыре с начала СВО. А теперь почти везде одни наёмники. Мы даже, когда была возможность зайти в интернет, смотрели ролики в YouTube, которые они выкладывали. И поняли, что участники этих видео ходят недалеко от нас. Получается, что мы в одном конце села, а они в другом.
— Наёмники из каких стран?
— О, чуть ли не с половины земного шара. Когда мы смотрели документы «двухсотых» (погибших), это были американцы, поляки, венгры, британцы, немцы, англичане, выходцы из стран СНГ... Мы уже не воюем с украинскими военными. Они где-то там, в тылу. Вторым-третьим эшелоном сидят. А штурмовые группы — это наёмники. Оружие почти всё натовское, экипировка — тоже.
— Пленные как себя ведут?
— Нацики — борзые. А так все люди разные. Некоторые начинают молиться, чтобы мы их не убивали. Странные они, ведь мы и так пленных не бьём и не убиваем. Хотя, видимо, по себе судят.
— Ты сказал, они нас ненавидят. А у тебя есть ненависть к ним?
— Конечно нет. Какая тут может быть ненависть. У них же просто мозги «промыты». Я уже говорил. Правда, в бою, когда или ты, или тебя, жалости быть не должно. Но если понимаем, что можно без боя и есть возможность крикнуть: «Сдавайтесь, пацаны, всё нормально, мы вас не тронем!» — и видим, что они сдаются, то зачем стрелять? Мы берём их в плен, отводим и идём дальше.
«Хочешь жить — не пей»
— Максим, а как у вас с ребятами обычно проходит день? Вот утром вы просыпаетесь...
— Забавный вопрос (улыбается). Да нет у нас такого, что вот утром мы просыпаемся. Там всё устроено иначе. Кто-то должен отдыхать, а кто-то наблюдать. Если мы держим оборону или в наступлении, то не бывает никогда такого, что всё подразделение спит. Нас разделяют по группам: 4 часа ты отдохнул, 2 часа постоял. Нельзя забывать, что есть и какие-то бытовые дела. Например, помыться, одежду постирать. Так что полноценного сна у нас там не бывает никогда.
— А фронтовые 100 грамм?
— Ну нет! Хочешь жить — не пей! Алкоголь плохо влияет на боеспособность. В любую минуту может начаться бой, а ты под градусом (улыбается).
— Как вы там отдыхаете?
— Нас вывозили за линию фронта, в так называемый район отдыха для восстановления сил. И вот мы там одну-две недели жили в лесу. Дня 3 отдыхали, а потом занятия на полигоне. Боевое слаживание.
— Немало людей уехало из России, чтобы не участвовать в СВО. Твоё отношение к ним?
— Я считаю, что они предатели, и хочется верить, что в Россию больше не вернутся. Хотя наверняка приедут, ведь они там чужие. А когда к ним придёт осознание, то они и здесь станут лишними. Те же артисты... Они уже не будут выступать в Кремлёвском дворце, их не пустят ни на один федеральный канал. Такие люди мне не нужны. Нашим ребятам не нужны. Стране не нужны.
