Мой отец писал политические стихи, а я в своих романах чуждаюсь политики. Для выражения взглядов на происходящее в стране мне служит моя газетная колонка. Мне нравится писать о любви, семейных отношениях, об отношениях между людьми, а не между правительствами. У писателя нет никакой «особой общественной роли», его единственная задача – рассказывать истории. Если человек чувствует, что его задача – продвигать какие-то идеи или учить людей, ему не надо писать романы, пусть статьи в газету пишет.
Однако журналисты, особенно иностранные, часто спрашивают меня о политике, об арабо-израильском конфликте, о проблеме оккупированных территорий в Иудее и Самарии, о проблеме раздела Иерусалима.
Я не раз говорил в интервью, что будь ваша воля, я бы отдали арабам Храмовую гору в обмен на Голанские высоты. Храмовая гора – не место для нормальной жизни нормальных людей. А на Голанах можно пахать землю, сажать сады, разводить скот, растить детей. Я по-прежнему так считаю. Храмовая гора – то, что жило и живет в наших сердцах, Голаны – место, где мы можем жить сами. Это нормально. Если вы будете использовать духовные ценности, идеалы, мемориалы, священные места в политической борьбе и политической торговле, вы лишитесь последнего шанса установить мир. Мне говорят, что Храмовая гора – символ, за который десятилетиями воевали, за который многие отдали свою жизнь. За Голаны погибло не меньше, я сам там был ранен в 1967 году. Количество смертей – не критерий выбора. Если за какой-то символ отдали жизни многие люди, это не повод и другим за него умирать. По мне, это нелогично. Нет смысла сакрализировать павших и погибать за их память, надо бороться за свое существование, за семью и близких.
Когда мне говорят, что арабы не способны держать свои обещания, я отвечаю - обе стороны не держат обещаний. Когда мы уходили из Газы в 2005 году, арабы обещали не выпускать ракет по Негеву. Мы говорили, что если они снова начнут выпускать ракеты, мы достойно ответим. Они выпускают ракеты, а мы не ответили. Но и израильтяне строят поселения на оккупированных территориях, хотя были соглашения, по которым мы обязались не строить новых поселений. После 2000 года обе стороны сделали многое для того, чтобы им еще сложнее стало достигнуть взаимопонимания.
Меня спросили, почему бывшие советские граждане, ныне израильтяне, нередко жестко критикуют Россию и все, что с ней связано. Я думаю, надо рассматривать каждый конкретный случай. Может быть, с этими людьми в России произошло что-то очень плохое? Скажем, мои дедушки и бабушки бежали в Палестину после жестоких погромов. Жить в Израиле непросто, но для меня мысль о переезде за границу невыносима, я не представляю себя эмигрантом. Однако если, скажем, израильское правительство сделает в отношении меня или моей семьи нечто ужасное, я тоже вынужден буду уехать из страны. Но в Израиле достигнут довольно высокий уровень демократии, а в России, судя по той (не слишком, увы, обширной) информации, которой я о ней обладаю, подлинной демократии пока достичь не удалось. Большинство россиян даже не представляет, что это такое. В вашей стране фактически перепрыгнули из феодализма в тоталитарный коммунистический строй. В странах Европы и Америке история демократии насчитывает сто, двести, даже триста лет, а у России не было такой истории. Может быть, поэтому вы и не выбираете демократических лидеров?