«АиФ»: - В последний раз мы с Вами встречались в сентябре 2010 года накануне президентских выборов в Белоруссии. С тех пор в этой республике произошло много событий, которые вызывают живой интерес у российской общественности. Андрей Иванович, почему сейчас все внимание россиян приковано к этому государству?
А.С.: - Произошли кардинальные изменения. Старая республика Беларусь, к которой мы привыкли, которую отстраивал и всеми силами сохранял Лукашенко, исчезла. На наших глазах сейчас происходит очень сложный и интересный процесс трансформации авторитарного режима Лукашенко в нечто хаотическое, непонятное и труднообъяснимое.
Какие тренды на это повлияли?
Прежде всего, завершение очередной операции Лукашенко по маневрированию между Западом и Востоком, последствия которой – победа на выборах. Он взял больше 50%, но далеко не те цифры, которые называются. Есть мнение, что вообще можно было делать второй тур голосования, но это было задавлено, оппозиция уничтожена. Итак, первый тренд – интеграция с Россией и Казахстаном, встраивание себя сначала в Таможенный Союз, затем в Единое экономическое пространство (декабрь 2010).
Второй тренд – уничтожение прозападной позиции. Лидеры ее были посажены в тюрьму, системной оппозиции не стало. Это очень интересный момент, потому что при авторитарном режиме оппозиция необходима, на нее списываются неудачи, ее делают группой городских сумасшедших и т.д.
После Нового года появился очень мощный серьезный тренд, связанный с экономическим кризисом, который начался в феврале 2011. Странным совпадением стало начало гражданской войны в Ливии. Хотя этот вопрос давно подогревался, но так совпало, что валюта исчезла в середине февраля.
«АиФ»: - С чем это было связано?
А.С.: - На это повлияло несколько ситуаций. Сейчас кризис находится на стадии затухания обвала. Причин кризиса несколько. Есть глобальная причина, связанная с тем, что в республике сохранилась постсоветская система экономики. Лукашенко оставил модель экономики, которая досталась Белоруссии в наследство после развала СССР, благодаря России. На базе этой сохранившей постсоветской экономики, которая на 82-85% государственная (фактически социализм), Лукашенко построил госкапитализм, по сути, белорусскую экономическую модель, которая считается социальной, хотя это не так. Эта модель базируется на следующих основах:
1. Доступ к российскому рынку.
2. Поступление в республику максимально дешевых энергоносителей из России.
3. Закрытие белорусского рынка, сохранение своего производства вне конкуренции.
В рамках интеграции Белоруссия получала максимально дешевые энергоносители, российский рынок был для них открыт, страна закупала через свой нефтяной оффшор в России нефть, вывозила нефтепродукты по мировым ценам. Это экономика государственная, но она не пригодна для мировых инвестиций, не приватизирована, менеджмент советского типа, административное управление – все это накапливало проблемы. Если в 90-е годы белорусские активы, предприятия нам были очень интересны, сейчас они уже старые, менее модернизированные, возникла проблема со сбытом белорусской продукции на российский рынок, потому что сочетание цены и качества стало для нас неприемлемым. Таким образом, фактически кризис с 90-х гг. не прекращался. Его затушевывали всевозможными субсидиями, дотациями, поддержкой.
Другой нюанс - экономика была ориентирована на неограниченную поддержку России. Белорусы в этом плане успокоились и так строили свою жизнь – это была колоссальная ошибка, поскольку наши цены на энергоносители поднимаются до мировых.
Третий момент – в связи с развитием экономики усиливалась конкуренция, стало вырастать негативное сальдо внешней торговли - в прошлом году оно составило 9,6 млрд. долларов, если учесть, что вся ВВП республики 52 млрд. долларов.
Четвертый момент – это всевозможные попытки ускорить темпы экономического роста без внешних инвестиций. Как это производилось? Это была огромная миссия: за прошлый год удвоилась денежная масса, она пошла на валютный рынок, потому что белорусы имели у себя в голове мысль о том, что они строят пирамиду и всегда старались, получив зарплату, ее обменять на валюту. Тут добавился чисто политический шаг Лукашенко, он директивно поднял заработную плату до 500 долларов к декабрю 2010 года. Добавило паники то, что с 1 июля Белоруссия должна выровнять свои пошлины на ввоз автомобилей в рамках Таможенного Союза (они отличались почти в 10 раз). Потребовалась валюта, чтобы купить себе автомобиль или чтобы купить автомобиль, а затем перепродать его в Россию. Эта спекуляция охватила всю республику.
Также у политологов, которые занимаются белорусской проблемой, возникли два сомнения. Мы видим, что образовалась огромная валютная дыра. Возникает ощущение, что некий объем денег в январе-феврале изъят (по расчетам 6-8 млрд. долларов). Есть этому другое объяснение. Белоруссия старательно вывозила из России каждый год около 22 млн. тонн нефти. Формально эта нефть шла на переработку белорусских НПЗ, для собственного рынка, для экспорта. С другой стороны, это невероятная цифра для глубины переработки нефти. Возникает ощущение, что часть нефти реэкспортировалась. Это был огромный доход, на котором выросли олигархи. Возможно, когда с 1 января перешли на новые условия работы: белорусы могут покупать российскую нефть по внутрироссийским ценам, но они обязаны уплатить экспортную пошлину - это образовало огромную финансовую брешь. Сложилась уникальная ситуация: все работает, госсектор имеет доступ к валюте, однако непонятно, почему они тогда не рассчитываются за электроэнергию. Валюта в страну идет, на 70% за полгода вырос экспорт белорусских нефтепродуктов на Запад - то есть деньги есть, но они как будто сгорают, не доходя до банка. Дыра настолько громадна, что ее невозможно засыпать этой валютой. Население от этого страдает, потому что республика считала все через доллар, экономика открыта и, прежде всего, сгорает бизнес.
Кроме того, власти сейчас практически ничего не делают, они получили первый транскредит 800 млн. долларов от антикризисного фонда ЕврАзЭС и теперь стараются закрепить свой золотовалютный запас. Интересная ситуация – белорусы кредитами наполняют золотовалютные резервы, непонятно, будут ли они вообще эти кредиты отдавать. Действительно, антикризисный фонд выдавал эти кредиты под жесткие условия, связанные с тем, что Белоруссия начнет реформы. Частью этой реформы является приватизация, причем Россия не настаивает на приватизации в пользу себя. Хотя не надо забывать, что экономика и производственные активы Белоруссии вышли за счет того, что Россия их датировала.
Лукашенко выбрал очень интересный путь, он не собирается ничего приватизировать. Он исходит из того, что все работает, идет медленное угасание всего: съеживается экономика, уменьшились зарплаты почти в 2 раза, резко сократился импорт, на этой основе начал выправляться баланс внешней торговли в положительную сторону. Госсектор худо-бедно работает, общие показатели снижаются - как будто остывает экономика и приобретает аграрно-индустриальный характер. Возлагается огромная надежда на эмиграцию трудовых ресурсов. Сейчас из 4 млн. 600 тыс. белорусов миллион постоянно работает за рубежом, но эта цифра будет увеличиваться. По сути, Белоруссия - это большая Литва – резервуар рабочей силы, страна брошенных жен, вдов, пенсионеров, развитой сферы услуг. Исчезли вопросы, связанные с ажиотажным спросом на сахар, соль, продукты. Прилавок начинает заполняться, правда, не импортом, потому что для импорта нужна валюта. И люди не рвутся, не покупают, потому что деньги кончились, и белорусских рублей уже нет. Экономика оздоравливается, если так будет продолжаться, то госэкономика в следующем году действительно выйдет на свои деньги. Это будет очень низкий уровень, но суверенитет и независимость окрепнут. Лукашенко это прекрасно понимает, но выдержит ли народ?
«АиФ»: - Как народ относится к тому, что Лукашенко не проводит реформы?
А.С.: - Это шоковая терапия. Людям говорят: Старайтесь так жить, не бегайте за валютой, покупайте только белорусское. Рынок фактически закрывают, хотя в рамках Таможенного Союза все должно быть открыто. Нет ни свободы передвижения, ни капитала, ни труда, ни услуг. Происходит изоляция. Лукашенко не против приватизации, но 30-40% акций – это фактически датирование. Мы так покупали в 2007 году 50% акций Белтрансгаза. Даже если купить 100% все равно есть условия, при которых предприятие остается под контролем белорусского руководства. А приватизировать и продавать там очень сложно, потому что в Белоруссии есть консенсус, весь политический класс считает, что продавать ничего нельзя.
Белорусский народ очень пластичен к экономическим проблемам. Люди привыкли себя во всем обвинять, они стараются подобрать собственные ресурсы, ищут дополнительные заработки, многие уезжают. Лукашенко это понимает и этому способствует.
К реформам отношение тоже очень подозрительное. Начнем с того, что сейчас реформы в Белоруссии невозможны. То, на чем мы настаиваем: кредиты, ЕврАзЭС – это наши иллюзии. У Лукашенко четвертый срок, все силы брошены на удержание власти. Реформа власть подрывает. Он проводит шоковую терапию, но без реформ. Он говорит: главное – что мы суверенно независимы, - на самом деле это звучит так: главное – что я сохраняю свою власть.
Политический класс вполне неплохо жил при Лукашенко. В Белоруссии существует формула власти: учитывая огромную и экономическую и политическую зависимость республики от России, во власти руководит тот человек, который решает проблемы республики в Москве. Лукашенко долгие годы это делал. Сейчас, конечно, есть проблемы, но тем не менее власть рассчитывает, что если менять, то на такого, кто также может получить кредиты. Реформы им не нужны, им нужна та же самая система содействия, дотаций, субсидий, которые существуют со стороны России.
Население воспитано в иждивенческом настроении, они считают, что благодаря умному руководству Лукашенко в 90-е годы у республики не было такого падения, как у соседей. Они не понимают, что не было реформ. Они считают, что то, что было хорошо, должно сохраниться. Сейчас самоидентификация нации нарушится. Белорусы будут видеть, что россияне живут лучше (россияне в их понимании должны жить всегда немного хуже), Украина поднимается, все начинает оживляться, а они влезают в дикую реформу. Всегда причина ищется извне. Сказать, что человека четыре года избирали, а он обманул – язык не поворачивается. В итоге обвиняют российских олигархов, российские СМИ и т.д.
Лукашенко уклоняется от ответственности за все эти события, сваливая ее, зачастую, на сам народ. Все ищут виновных. Эта ситуация Россию раздражает, хотя Лукашенко прилагает много усилий для укрепления силовых ведомств, понимая, что шоковая терапия без реформ – это высокие социальные потрясения.
Беда для белорусских властей пришла из интернета. Случилось так, что политические системы закрыты, белорусского рынка нет, оппозиция исчезла, а которая есть, постоянно все проигрывает. На этом фоне общее недовольство населения растет, но народ не может сформулировать какие-то политические требования, он просто понимает, что так жить нельзя, надо что-то делать. Белорусское общество всегда было в пользу властей, но развитие социальных сетей, сетевых групп показало, что недовольных миллионы.
Ощущение «нас много», которое возникает в сетях интернета, потребовало проведения акций, но опасливо. Например, человек читает газету, девушка с собакой гуляет, еще один человек стоит - но все они собрались в одном месте в нужное время. Власть не нашла ничего умнее, как попытаться эти толпы разгонять, тем самым она превращает это в игру в казаки-разбойники и сама раскручивает эти акции. Они начинают угрожать: будут увольнять с работы, выгонять с учебы. А как выгонишь человека, если он утверждает, что в кино шел и предъявляет билет - получается дикость. В этой ситуации может оказаться любой. Руководитель любого предприятия может отправить сына в магазин за булочкой, а он вернется через день избитый, если вообще вернется. Комендантский час – тупик. Белорусы – народ стабильный, их сорвать на провокацию очень сложно. Но общество само провоцирует столкновения. Белорусы могут терпеть долго.
Особенность белорусского этноса в том, что они – народ очень терпеливый, вывести их на площадь очень сложно. Нельзя сказать, что народ побежит свергать власть, но шанс дестабилизации сохраняется. Власть боится провокации, они понимают, что 2000 человек будут молчать, но 50-100 тысяч человек молчать уже не будут, и никакой ОМОН с ними не справится. Считается, что в сети жизнь течет совершенно по другим законам. Надо работать также как они, использовать сетевые инструменты, а власть ими не владеет. Поэтому шанс неожиданной дестабилизации существует, но кто его спровоцирует - непонятно. Надо учитывать, что сами по себе Твиттер и интернет-революция власть не свергнут. Люди не формулируют политических требований. Они просто выходят демонстративно показать, что их много. Волна будет подниматься, пик приходится на 3 июля – День независимости, но, если они ничего не добьются, то она спадет.
