Грачевский Борис Юрьевич 16:51 02/06/2009
Мы все находимся под огромным прессом американского кино как факта, и еще телевидения, которому неинтересно кино для детей и подростков, потому что оно ограничивает рекламу. Я снимал не для денег, а потому что сердце болело. Я хотел сделать такое кино, чтобы оно звенело, волновало. Я понимаю, что это непрокатное кино, даже на фестиваль его не очень берут. Я специально снял кино в очень простой реалистичной манере. Есть просто обычные люди, которых больше всего. Ушли люди, которые умели работать в детском кино. Илья Фрез как раз делал такого типа картину, «Вам и не снилось». Такого типа кино о том, что же происходит сегодня. Это кино не детям, а о детям. Хотя при моем нежелании 12-летние дети, которые оказываются в зале, очень сильно сопереживают ситуации. Мне кажется чисто этически смотреть 12-летним детям, как мама изменяет папе с братом… Не этично. Мне кажется, хотя бы лет с 14-15. Тем не менее недавно в Смоленске смотрели картину девчонки 12-14, рыдали, потом стали обниматься друг с другом. Песня, которая звучит в финале, имеет много смысла, дает возможность спрятать слезы.
Благодарность Александру Клевицкому, это замечательный композитор, счастье, что мы с ним трудимся вместе. МЫ с ним сделали настоящую киномузыку, там прекрасная двухчастная тема в увертюре. Там очень красиво. Мне Клвицкий очень помог. Там много сцен сложных, звучит симфонический оркестр, трогает так… Особенно в финале, когда вдруг роковая гитара в симфоническом оркестре. Восприятие потрясающее. Даже я участвовал, что-то придумывал. У меня нет музыкального образования, но есть музыкальное чутье. Он очень трепетно к этой картине отнесся. Мы снимали мало, но очень много обсуждали все это. Если есть сердце – то наше кино должно нравиться.
По телевизору будет на Первом канале в конце года. Завтра встречаюсь с компанией Каро, которая все-таки решилась на этот прокат. Теоретически на 3 сентября прокат. Дай бог, чтобы он был. Мы все очень ждем.
Мне очень важно, что люди говорят о картине. В первую очередь мы все работаем для его величества зрителя. Не для критиков, не для журналистов. Зритель начинается от 100-150 человек. Когда я сделал картину, 25 декабря закончил снимать, а 27-го был смонтированный фильм. Когда из видео это превратилось в настоящее кино, когда задышал зал, это потрясающе – когда я слышу, как зал плачет. Это плач сопереживания, радости от того, что так произошло. Стесняются многие, но это как раз то, что я хотел. Это мне дороже всего. Было уже несколько показов в разных городах. Я понимаю, как смотрит зритель, как смотрят совсем дети – они начинают подхихикивать себя, чтобы в каких-то местах не заплакать. Но в какой-то момент затыкаются все и смотрят. Вот это счастье – когда тебя понимают – несравнимо ни с чем. Я что хотел – сделал. Остались мои нюансы, но их никто не видит. Там сердца всех – костюмеров, режиссеров, ассистентов…
Я, конечно, волновался на всех показах. На своем юбилее я показал картину в черновом варианте, видел реакцию, понял, что я на правильном пути. Но все равно зал каждый раз новый. Конечно, хочется, чтобы кино тронуло. Переживают все. Потому что это какая-то правда, у каждого что-то происходит. Одних отбрасывает в ту сторону, когда 12, какая-то часть начинает принимать взрослых героев. Я никаких не изобретал велосипедов. Старался брать настоящие истории, собирал их вместе. Честно снимал сердцем, волновался сердцем, засыпал в этом кино, все сцены всегда были в голове. Счастье было – никто не заболел на картине, не было сбоев из-за занятости актеров, погода ровная. Мы снимали в Москве, в Свиблово, финал – в Сергиевом Посаде. Это типичный городок, таких много. Я не хотел московскую историю.