Аграрная политика РФ: куда приведёт страну выбранный властью курс? Онлайн

Ведущий конференции: Друзья, добрый день! Меня зовут Елена Трегубова, и я приветствую вас в пресс-центре Издательского дома «Аргументы и факты». В гостях у нас профессор Института экономики РАН Иван Валентинович Стариков. Здравствуйте, Иван Валентинович. Стариков Иван Валентинович: Здравствуйте. Ведущий конференции: Иван Валентинович, как говорится, цыплят по осени считают, поэтому мы решили пригласить вас сейчас, осенью, чтобы поговорить про урожай, про наше сельское хозяйство.

Нам необходимо отказаться от порочной философии – или фермеры, или крупные сельскохозяйственные производители. Я уже сказал, что в стране не может быть единой аграрной политики. В одном случае поддерживаем сельское хозяйство и производство, в другом случае – доходы населения в сельской местности, в том числе и мелкое производство, личные подворья (их почти 12 миллионов), фермерские хозяйства (их – 200 тысяч). По африканской чуме свиней - отчасти такая проблема есть. Если это заболевание начнёт широко распространяться в нашей стране, то 250 миллиардов рублей бюджетных денег, потраченных на поддержку промышленного свиноводства в стране, можно будет списать. Это будет прямой убыток. Но это только часть проблемы. Вторая часть состоит вот в чём: а кто попытался разобраться в том, что одна из лучших ветеринарных служб в мире оказалась не готова к такой проблеме, как африканская чума свиней? Почему? Потому что крупные свинокомплексы имеют целый набор барьеров для того, чтобы она туда проникла. Вторая часть связана с тем, а кто помог мелким фермерам и личным подворьям, которым сейчас запрещают содержание скота. Для многих это становится если не вопросом жизни и смерти, то вопросом существования. Много людей держат в личных подворьях скот, в том числе и свиней, для того чтобы потом продать и заработать деньги, потому что сделать это в сельской местно трудно. Поэтому в этой части я не увидел предложений, кроме карательных мер по линии Министерства сельского хозяйства, как на самом деле помочь мелким производителям. Вторая тема – это вопрос, связанный с потребительской кооперацией. Сегодня главная проблема состоит в том, что в одиночку ни отдельное личное подворье, ни мелкий фермер не могут выйти на рынки крупных городов. На дальних подступах в городу ему в лучшем случае заплатят какие-то копейки, в худшем – просто отберут, и он отправится восвояси с большой душевной, если не физической, травмой. Поэтому сейчас надо сделать всё необходимое, чтобы в каждом селе открылась заготконтора. Обязательно находится предприимчивый местный житель или семья, которые готовы сегодня принимать от селян эту продукцию. От такого кооператива прорваться на рынки крупных городов уже можно. Тысячи этих кооперативов должны слиться в мощное кооперативное движение. И тогда представители этого движения приходят к губернатору и говорят: «Мы просим здесь выделить место и построить сельскохозяйственный рынок, который будет принадлежать нам. И доступ на этот рынок будем иметь только мы». Знаете, чем это хорошо? Там невозможны ценовые сговоры. А это означает, что там будет справедливая цена и для горожан. Если власть перестанет бороться с самоорганизацией на местах, то вопросы, связанные с производством и поддержкой мелких производителей, с особым качеством, самобытностью, разнообразием, начнут звучать совсем по-другому.

Вопрос не в количестве денег, а в их нерациональном использовании. Есть объективная закономерность. Дело в том, что доходы сельского хозяйства как сектора национальной экономики в самых процветающих странах отстают от других отраслей и секторов. Это связано с огромной зависимостью от климатических факторов, а в ещё большей степени — с абсолютной немонопольностью этого сектора. Такого количества хозяйствующих субъектов больше нигде нет. Поэтому в разных странах есть разные механизмы для того, чтобы преодолеть отставание доходов сельскохозяйственных производителей. Сегодня, если вы спросите любого агрария, что для него важнее, произвести или продать, то он скажет: «Помогите мне продать, с производством я как-нибудь разберусь сам». Это - одна из самых главных проблем. После вступления во Всемирную торговую организацию нам разрешили помогать сельскому хозяйству в размере 9 миллиардов долларов в год. Восемнадцать лет мы за эту цифру торговались и, наконец, договорились. Сейчас мы тратим порядка 150 миллиардов рублей, это около 5 миллиардов долларов. То есть нам можно ещё увеличивать помощь. Однако есть три корзины. Меры, которые находятся в «красной» корзине, означают, что с их помощью помогать сельскому хозяйству нельзя. То есть помогать конкретному производителю молока или мяса нельзя, потому что вы даёте ему деньги - он получает ложный сигнал с рынка о спросе на свою продукцию. А на конечном рынке со спросом сталкиваются переработчики и торговля. Например. Я, производитель, получил сигнал в виде добавки к моей цене. Я начинаю увеличивать производство, в итоге переработчики и торговля сталкиваются с ограниченным спросом. Что происходит в рыночной экономике, когда предложения начинают превышать спрос? Снижается цена. Таким образом, пытаясь помочь сельскому хозяйству напрямую, мы ему вредим. Соответственно, есть «жёлтая» корзина и «зелёная» корзина. «Зелёная» корзина – это то, что разрешено без ограничений. Нам необходимо серьёзно думать об увеличении мер поддержки до 9 миллиардов за счёт этой «зелёной» корзины. Здесь лежат наборы мер и программ, которые государство могло бы внедрить и помочь нашим крестьянам. И тогда окажется, что вступление в ВТО для нас благо.

Недавно исполнился год, как мы стали членом ВТО. Люди, в основном, не заметили ни плюсов, ни минусов. Может быть, есть какие-то подводные камни, которые не видны простым гражданам, в частности в сельском хозяйстве?

Летом 1995 года, когда мы только начали переговорный процесс о вступлении в ВТО, я был назначен заместителем министра экономики. Мне тогда казалось, что если мы вступим в ВТО, то наступит счастье, наша тыква превратится в карету. Хорошо, что мою романтику разделяли немногие, и мы торговались больше 18 лет. Кроме нас, только Алжир дольше вступает в ВТО, около 30 лет. За эти годы мы смогли выторговать ряд серьёзных возможностей и уступок. Переходный период будет длиться 7 лет, в течение которых российская экономика должна адаптироваться. Мы либо эти 7 лет используем, либо бездарно пропустим их, и тогда действительно вступление в ВТО для нас будет кошмаром. Что я имею в виду? Например. Структура потребительской инфляции в России следующая: если вы возьмёте 7 % официальной инфляции, то верных 5 % из них даёт именно продовольственная корзина. Если вы посмотрите структуру расходов домашних хозяйств средней российской семьи, то она 30-40 % тратит на продовольствие. В Америке это – 9 %, в Европе – 11 %. Продовольственная корзина – это первая потребность семьи, ещё Конфуций говорил: «Если у вас есть хлеб - у вас много проблем. Если у вас нет хлеба - у вас всего одна проблема, которая, впрочем, заслоняет все остальные». Когда у нас такая большая доля расходов на продовольственную корзину, происходит следующее – мы попадаем в капкан так называемой высокой эластичности по цене. Это означает, что если цена, допустим, на сливочное масло повышается на 10 %, то спрос тут же падает на 30 %. А это приводит к тому, что производство молока, из которого делают масло, становится невыгодным, и под нож идёт поголовье скота. Потом ситуация выправляется, но… Я даже Путину об этом рассказывал. Допустим, у вас родилась сегодня тёлочка. Пройдёт минимум 18 месяцев, прежде чем рождённая сегодня тёлочка станет тёлкой случного возраста и к ней можно будет подвести бычка или человека. Президент спрашивает: «А человек-то зачем?». Это называется искусственное осеменение. Произойдёт обряд бракосочетания, и телка случного возраста станет нетелем, и нужно ждать ещё 9 месяцев. 18 + 9 = 27 месяцев. Спустя 27 месяцев рождённая сегодня тёлочка станет коровой и даст первую товарную продукцию – молоко, но всё это время её нужно холить, кормить животное, тратить на неё деньги. И этот срок никак не сократить. Теперь представьте, что стало невыгодно производить автомобили. Завод можно остановить? Можно. Людей в отпуск отправили. Спрос появился, людей вызвали, кнопку нажали, конвейер пошёл. А корову-то оставить нельзя. Если вы корову один раз не подоили, её надо на мясокомбинат вести. Сколько времени необходимо, чтобы зарезать корову в условиях мясокомбината? 30 секунд. Сколько, чтобы новую вырастить? 27 месяцев. Вот такая симметричная экономика в этом секторе. Поэтому государство должно всерьёз сейчас подумать о том, каким образом начать помогать адресно. В Америке есть такая программа, она называется Food Stamps. 43 миллиона граждан ежемесячно получают на кредитную карточку 150 долларов, домохозяйства – 300 долларов, но на эти деньги можно купить только определённый набор продуктов. Это не полуфабрикаты. Вы должны купить определённые продукты и приготовить их дома. На эти же деньги можно купить семена, если у вас есть свой огород. Что это означает? Для нас – это выход. Это гораздо лучше, чем на 600 рублей индексировать пенсионерам пенсии каждый год, которые они уже в некоторых случаях стали возвращать президенту. Американцы таким образом на 82 миллиарда долларов, при разрешённых 33, помогают своему сельскому хозяйству. При нашей структуре инфляции и больших расходах домашних хозяйств такая помощь позволила бы очень точно, адресно и эффективно помогать малоимущим и серьёзно помогать сельскому хозяйству. Но для этого необходимо убедить вертикаль власти делегировать полномочия вниз, на уровень муниципалитетов, регионов и отраслевых союзов. И тогда вступление в ВТО окажется для нас благом, потому что это разрешено. Проблема не в ВТО. Туда входит 154 страны. Проблема – в фатальном несоответствии Российского государства, его институтов современным требованиям. Поэтому я обращаюсь к чиновникам, не надо пытаться ухудшить ВТО, нужно пытаться улучшить Россию и систему государственной власти.

По сравнению с 2010 годом, в этом году ущерб относительно небольшой – 20 миллиардов рублей, тогда он был примерно в 6-7 раз больше, поэтому я думаю, что серьёзного вреда нашему сельскому хозяйству ни наводнения на Дальнем Востоке, ни локальные засухи, которые происходили в ряде регионов, не нанесли. Но успокаиваться и говорить, что это не приведёт к росту цен на продовольствие, нельзя, потому что сама система руководства сельским хозяйством, экономическая и аграрная политика в значительной степени отсутствуют. В прошлом году урожай у нас был 72 миллиона тонн, но мы стали свидетелями стремительного роста цен сначала на хлебобулочные изделия, а потом и на некоторые виды животноводческой продукции. В этом году урожай – 90 миллионов тонн. Казалось бы, можно радоваться. Однако радоваться не приходиться, потому что в этом году начнут страдать отрасли растениеводства, и это в значительной степени будет приводить к тому, что в эту сферу, которая считается рискованной для бизнеса, в силу начавшейся рецессии будет ограничен приток денег, а это значит, что мы станем свидетелями сворачивания производства, что, в свою очередь, опять приведёт к повышению цен.

Предсказать, какие природные катаклизмы случатся в том или ином году, сложно. А можно ли предпринять какие-то меры, чтобы не было таких последствий? Сейчас Дальнему Востоку на поддержку сельского хозяйства хотят выделить 6 миллиардов рублей. Чтобы этого избежать, можно ли что-то предпринять, что-то поменять в аграрной политике?

В аграрной политике нужно поменять одну очевидную вещь. Россия – это очень большая страна, 17,1 миллиона квадратных километров, 9 часовых поясов от Курильских островов до Калининградской области. На такой огромной территории не может быть единой аграрной политики. Поэтому здесь необходимо исходить из двух принципов. Есть регионы, благоприятные по аграрно-климатическому потенциалу. Например, Краснодарский край. Там нужно поддерживать сельскохозяйственное производство. Есть регионы по ряду аграрно-климатических факторов – не самые благоприятные. Например, Центральное Черноземье. Здесь нужно поддерживать доходы населения в сельской местности. Это очень разная бюджетная политика, и она должна быть осмысленной. А поскольку её нет, мы становимся свидетелями того, что, несмотря на серьёзное увеличение бюджетного финансирования агропромышленного комплекса, мы по уровню производства остаёмся примерно на одном и том же уровне и продолжаем дальше терять возможности, в том числе и в конкуренции, в рамках вступления в ВТО.

Я посвятил теме органического сельского хозяйства лет 15-16 своей жизни. Я просто обратил внимание на то, что происходит на мировых товарных рынках за последние четверть века, и обнаружил, что сектор органического сельского хозяйства, то есть натуральной, чистой продукции, развивается наиболее динамично. Из всего мирового товарного производства он уступает только электронным гаджетам и программному продукту. Он устойчиво растёт последние 30 лет в среднем на 25 % в год. Это связано с тем, что после Второй мировой войны были такие лозунги: «Больше, дешевле. Главное – накормить людей». Достаточно быстро они были реализованы, и та химическая промышленность, которая работала на войну, стала работать на сельское хозяйство. Мы стали свидетелями мощной химизации. Как там по Мичурину – «мы не можем ждать милости от природы, взять их – наша задача»? Оказывается, природа стала мстить нам за это. Мы стали отмечать раннее омолаживание раковых заболеваний, огромное количество, особенно у детей, разного вида аллергий, проблем гастроэнтерологического характера. Очень быстро выяснилось, что средства защиты растений стали средствами нападения на людей, попадая в организм человека через пищу. Стали выбирать другое направление развитие сельского хозяйства – органическое, где серьёзно ограничено или запрещено применение средств химизации, генетически модифицированных растений и животных. В прошлом году ёмкость этого мирового рынка составила 100 миллиардов долларов. Вступление в ВТО открывает нам возможности для этого направления. Мы серьёзно отстали в интенсивном сельском хозяйстве. Но если мы отказываемся от догоняющего пути и говорим, что в рамках мирового разделения труда мы претендуем на сектор органического сельского хозяйства, а к 2020 году он составит 200 миллиардов долларов, если мы сумеем занять 10-15 % мировых ниш, то мы диверсифицируем ущербную структуру сырьевого экспорта России в сторону товаров с высоким уровнем добавленной стоимости, в отличие от нефти и газа. Товаров с высоким уровнем добавленной стоимости, плюс к этому ещё и возобновляемых, потому что пока светит солнце и идёт фотосинтез, это будет вечно. Да и судьба страны не будет висеть на тоненькой ниточке цен на энергоносители. У России есть три неоспоримых конкурентных преимущества в этом направлении: во-первых, земля. У нас 40 миллионов гектаров пашни находятся в залежи, последние 20 лет они не пахались. Это примерно равно площади пашни всей Франции, которая является самой большой сельскохозяйственной страной Европы. Во-вторых, коллективизация принесла нам неисчислимые беды, уничтожив лучших представителей крестьянского сословия, но это и продолжение наших достоинств. Доставшаяся нам в наследство от Советского Союза крупноконтурная система земледелия позволяет внедрять единые технологические приёмы на огромных площадях, согласуя их с большим кругом мелких собственников, в отличие от Западной Европы, где всё лоскутно. И, в-третьих, низкая пестицидно-гербицидная нагрузка на гектар пашни. Мы в прошлом году внесли азота, фосфора, калия в действующем веществе – 32 кг, а Европейский союз – 300 кг. В 10 раз больше! Они бы ещё больше внесли, но им законодательно запретили больше применять. Поэтому, если мы всерьёз ставим такую задачу, то выходим на конкретные мероприятия. 1 мая 2015 года в Милане открывается Всемирная выставка ЭКСПО. Она проходит один раз в 5 лет. Следующая, наверное, будет проходить в Екатеринбурге. И длится эта выставка 180 дней. Тема выставки в Милане заявлена как: «Чистая еда – здоровая планета». Россия могла бы с 1 мая по 31 октября (а её посетят 30 миллионов человек) не дурачить опять весь мир матрёшками и водкой, а предложить образцы прекрасной продукции из разных регионов, в том числе и мелких производителей. И сказать: «Друзья! Мы с вами не боремся на рынке интенсивного сельского хозяйства. Мы претендуем на европейский рынок или часть европейского рынка органики. Часть этой продукции мы оставляем внутри, чтобы кормить беременных и кормящих женщин и детей, нам за это готовы платить из бюджета больше, а значительную часть и то, что у нас не купят богатые люди, мы направляем на европейский рынок, потому что у вас есть достаточно большой спрос на эту продукцию». Это приведёт к ещё одной очевидной вещи – это сельское хозяйство с высоким уровнем доходности или маржинальности. Это означает устойчивое развитие сельских территорий. Это означает, что с карты страны не исчезнут 23 тысяч деревень. Нам надо принять закон об органическом сельском хозяйстве и технические регламенты. Это то, чем я сейчас занимаюсь.

Иван Валентинович, спасибо за то, что всё нам объяснили. К сожалению, много вопросов осталось незадействованными. Будем надеяться, что вы придёте к нам снова, и мы на них ответим. Хочу выразить надежду, что всё будет так, как вы говорите. Дорогие друзья, спасибо, что были с нами. У нас в гостях был Иван Валентинович Стариков, профессор Института экономики РАН. До новых встреч.

Как правило, в регионах замглавы по сельскому хозяйству – это специалисты. А на федеральном уровне все последние министры не являлись специалистами в сельском хозяйстве, это были: железнодорожник, врач, сейчас — юрист. Поэтому вопрос правильный и справедливый. Мне кажется, что профессиональные навыки нужны тем людям, которые пишут конкретные постановления или придумывают механизм, они должны разбираться в молочном, мясном животноводстве или производстве зерна. На мой взгляд, самый большой недостаток сегодня – в России отсутствует аграрная политика и человек, который сегодня мог бы представлять аграриев. Мне ещё покойный Гайдар говорил, что когда собираются министры стран «Большой семёрки», то основной разговор у них о том, чьё аграрное лобби сильнее. В нашей стране отсутствует цивилизованное аграрное лобби, которое потребовало бы от государства принятия ряда программ, облегчающих в том числе и гарантированный спрос. У нас почти миллион человек сидит в тюрьмах. Добавьте сюда потребности армии, госрезерва, МЧС, по программе социального питания — по стране 790 миллиардов рублей. Если всё это сложить вместе, то мы процентов 30-35 продукции сможем убрать с российского рынка и таким образом серьёзно облегчить. Поэтому главная проблема управления – в стране отсутствует аграрная политика. В парламенте нет мощной фракции, которая представляла бы интересы аграриев, поэтому министр не чувствует себя политиком.

Недавно Министерство сельского хозяйства выступило с инициативой давать кредиты фермерам под залог будущего урожая, якобы такая практика успешно используется в других странах. Вы поддерживаете эту инициативу? Приживётся ли она у нас? А если урожая не будет, что тогда?

Есть система страхования, в том числе и сельскохозяйственных рисков. Действительно, во многих странах используется система Future Forward, когда под произведённый урожай можно кредитоваться для того, чтобы купить семена, сельскохозяйственную технику, горючее и осуществить весь производственный цикл. Это вполне распространённая практика. Для того чтобы ввести эту практику у нас, нужно решить две задачи. Прежде всего, необходимо, чтобы право собственности было священно. Чтобы, исходя из каких-то политических целесообразностей, губернатор того или иного региона, поняв, что у него неурожай, не ограничил вывоз за пределы своей территории продукции, что у нас бывало не один раз. То есть я произвёл, это принадлежит мне, никакой губернатор не может мне приказать не вывозить мою продукцию. Вторая проблема связана с тем, что, пока мы не введём земли сельскохозяйственного назначения в цивилизованный оборот и не сделаем их одним из главных инструментов долгосрочной банковской ликвидности (то есть привлечение «длинных» денег в сельское хозяйство), это работать не будет. Если вы посмотрите структуру кредитного портфеля любого западного фермера, то увидите, что новая техника, новое оборудование, новые фермы (то, что называется основными фондами, то есть долгосрочные инвестиции) в значительной степени приобретаются за счёт кредитов, полученных под залог его земли. Земля – это всегда длинные активы. Качество товара, а земля – это товар, накапливается столетиями, речь о содержании органики в гумусе. По экономической теории, под длинные активы всегда идут длинные пассивы, то есть длинные кредиты. Сегодня у крестьян всё заложено-перезаложено, кроме земли. Нужно ввести систему рефинансирования коммерческих банков, в том числе и через ЦБ, для тех банков, которые готовы кредитовать, но с одним условием, такие ограничения есть в ряде стран. Вот, например, вы – фермер, я – банкир. Вы пришли ко мне и попросили взять землю в залог. Я беру землю в залог, но меньше, чем на 7 лет, кредит я не имею права вам дать. Могу не давать, но если взял землю в залог - кредит на 7 лет. Вот такие ограничения. И тогда система начнёт работать, и появится возможность начать ресурсное обновление села. Земля – это основной национальный ресурс, и если мы вовлечём её в оборот, то положение дел в сельском хозяйстве серьёзно улучшится.