Рубина Дина Ильинична 14:16 13/04/2010
Ужасно хотелось бы попутешествовать по России. Я ведь на самом деле страстная путешественница, и Россия, по моему глубокому убеждению, даже потеряв свои окраинные берега, все равно является кладовой разных климатических зон. Почти как Израиль, который называют «мастерской Бога», там, когда едешь, каждые 10 минут меняется климат. Россия, конечно, несравненно более растянута, но мне ужасно хотелось бы.
Надо сказать, что я бывала в Сибири в детстве много раз. У меня мама тоже путешественница. И она возила нас из Ташкента до Иркутска на поезде. Это были особые впечатления. Очень бы хотелось. У меня столько комических воспоминаний по этому поводу! Были в купе мама, я и младшая сестра, и обязательно кто-то был четвертым пассажиром. И это были чудные люди – либо алкоголики, либо другие замечательные персонажи. Я когда-нибудь напишу книгу про попутчиков.
Я с удовольствием бы проехалась, но в последние годы жизнь складывается так, что есть ощущение личное какой-то небесконечности жизни. Накоплены какие-то творческие планы, я понимаю, что придется потратить изрядное количество времени в таких путешествиях. Я сейчас работаю над большой книгой, и вдруг мне говорят: не хочешь ли познакомиться с одной уголовницей, ей 78 лет, у нее в уголовном мире статус уважаемой – одна из двоих уважаемых женщин. 7 сроков, 7 раз меняла имена и фамилии. Потрясающая память, знает все. И я знаю, что у меня следующей книгой будет сборник уголовных рассказов. Но куда же я поеду, я и так вырвалась на 4 дня сюда, и уже сижу, как на раскаленном утюге, потому что ждет меня книга.
Меня часто приглашают выступить. Может быть, я и поеду. Не удалось мне долететь до Владивостока, приглашали однажды в Красноярск, тоже не получилось. Я как представляю эти масштабы… Я прилетела в Москву, а потом еще 9 часов, как до Америки, я должна лететь куда-то. Я так боюсь самолетов, что просто скисаю и решаю не лететь.
Кроме Израиля, есть несколько городов, где я хотела бы месяца по 3 с ноутбуком забуриться для работы, чтобы вечерком по окрестным улочкам в баре посидеть и посмотреть на улочки. Это Прага, Венеция и Амстердам. И Флоренция, конечно. Италия почти вся – любой маленький городок. Италия - это поучительнейший урок внутренней свободы. Во всем, что касается архитектуры, живописи, людей, мимики, еды это совершенно чарующая страна внутренней свободы, доброжелательности и уважения к личности. В любом крошечном баре, яростно жестикулируя и объясняя друг другу что-то на очень эмоциональных повышенных тонах, тебя никогда не коснутся. Там удивительное уважение к личному пространству человека. Вообще, я очень привязана к Иерусалиму, люблю выезжать в его центр. Там тоже средиземноморский градус эмоционального общения. Ближневосточные компоненты всего – очень закрученные. В старом городе, поимо евреев и арабов, проживают греки, армяне, ассирийцы, цыгане, огромное количество разных народностей, которые в стенах старого города вынуждены сосуществовать. Это очень интересно. Это просто маленький мир, крепкий, как орешек, и с этими же очень закрученными извилинами. Сложный мир, но при этом какой красочный! А какая там колония просто русских людей из села Ильинка, которые религиозные евреи – абсолютно русские люди. В общем, могу говорить об Иерусалиме долго.
По поводу России, с одной стороны, здесь живет мой огромный любимый читатель. Больше всего на свете я люблю российского читателя. Потому что это аутентичный читатель. Это тот, который чувствует ритм страны, ритм русской фразы. Им не надо переключаться из одного мира в другой мир. Очень благодарная русская аудитория в Америке, в Израиле, в Германии. Сейчас практически везде есть русские колонии. Российские пространства и реалии – другое дело. Что-то нравится, чем-то я очарована. Все, что касается русской истории, культуры, музеев потрясающих, желания торчать все время в Пушкинском, в частных коллекциях, в Третьяковке, что-то смотреть, потреблять, - то, чего не хватает мне, кода я сижу в очень молодом государстве, - это да. Какая-то отзывчивость друзей. Но в то же время много вопросов по политическим моментам. Много моментов неприятия политической ситуации, режима, разных структур. Я не совсем понимаю, куда все идет. С другой стороны, я не готова участвовать в этом с точки зрения критика или вообще какого-то анализа, потому что считаю, что не имею на это права. Я 20 лет не живу в стране и не имею права судить как бы изнутри. И не лучшее впечатление производит на меня постоянно изменяющийся язык. Только что я ехала в такси и слышала передачу, где сказали: «Наша корреспондентка следила о том, что…» Как? Следила за тем!.. Это совершенно новое для меня. Я не говорю о том, что девочка из издательства мне вполне может сказать на какой-то мой вопрос: «Не волнуйтесь, я записала в органайзер, я позвоню менеджеру, он свяжется с мерчендайзером и все уладит». Все это понятно. Есть словечки, которые и у нас существовали, это уходит. А вот «следить о том, что…» – это ужасно. С другой стороны, Бунину ужасно не нравилось слово «парень».
У меня с детства с простыми людьми очень хороший контакт. Я с любым таксистом прекрасно разговариваю всю дорогу. И это мой писательский интерес. Мне нужно выудить из человека какие-то сведения, какие-то словечки. Позавчера я ехала в такси, мы говорили о молодежи. Я говорю на какую-то его реплику: «А родители что же?» - «А что родители? Родители сами из куля в рогожу переворачиваются». И я застыла от красоты этой старинной русской фразы! Я немедленно записала. Это прекрасно. У меня нет никакого барьера. Я прекрасно общаюсь с алкоголиками, могу все, что угодно, просто потому, что, когда работаю над прямой речью героев, я должна это передавать. Иногда меня спрашивают, почему я в своих произведениях использую неформальную лексику. Я отвечаю: потому что, читая мою книгу, вы должны поверить в лексику героев. Существует разные уровень лексики каждого героя. Представьте, что, например, учительница говорит ученику Пете Самсонову: «Петя, ты очень плохо выполнил это задание, пожалуйста, давай дневник, я напишу папе. Папа пусть придет завтра, и мы с ним поговорим о твоей успеваемости». Это нормально для учительницы. А представьте, что боцман дал задание матросам помыть палубу, и они не сделали. Ну что он скажет? Вы представляете, если он скажет: «Ребята, как же вы нехорошо себя ведете». Кто же мне поверит? Но я должна сказать, что матерное написанное слово звучит совсем иначе в мозгу читателя, чем услышанное слово. Надо считаться с этим.