Литургия в храме Михаила Архангела должна начаться в 7 утра – людям надо на работу, расчищать завалы, раздавать «гуманитарку» - тонны ее в коробках под навесом церковного двора ждут фасовки. Столичные журналисты осаждают торопящегося на службу крымского священника отца Александра (Карпеца): несколько центральных СМИ написали, что батюшка чуть ли не в одиночку спас в ночь наводнения полсотни сограждан.
Однако молодой застенчивый священник отказался от незаслуженной славы: мол, лично он спас только свою матушку и двух сыновей – годовалого и полуторамесячного. После вместе с прихожанами - водителем и певчим - поспешил в свой храм Казанской Божией матери спасать священный антиминс и живущую при церкви уже двадцать лет старушку – бабу Клаву. Помогавшие отцу Александру Виктор Корнилов и Игорь Драмарецкий на резиновой лодке продолжили спасательную операцию. Народ в Крымске самоотверженный и скромный: Корнилов и Драмарецкий, осаждаемые ранее телевидением, на вопрос – сколько все-таки человек они спасли, отвечали – «Не считали». В числе спасенных – семья с грудным младенцем, буквально снятая Виктором и Игорем с дерева.
Впрочем, таких историй в городе было немало: люди спасались кто как мог. Церковь Михаила Архангела, как это всегда было принято на Руси, выстроена на небольшом холме, а ниже по склонам холма проходят улицы Адагумская и Синёва, где вода стояла на три метра над уровнем земли: доказательство – еще не смытые следы ила и грязи на стенах домов. Сейчас жители, которым только на днях восстановили электроснабжение и еще не починили лопнувшие газовые трубы, приходят на церковный двор за горячей едой. Пока в храме идет литургия, религиозные женщины-добровольцы, повязанные платками, исполняют «послушание» на кухне: чистят овощи и фрукты для обеда. Обедают до 500 человек в день – пострадавшие, добровольцы, привозящие и распределяющие гуманитарную помощь, причт с семьями, церковные нищие: один до начала литургии спал у стены храма, завернувшись в старое одеяло.
Заведует полевой кухней – настоящей, с трубой, на колесах и с дровяной печкой – повар Миша. Он профессиональный шеф, работал в разных ресторанах Краснодара и Геленджика, летом водит в походы скаутов. На обед – рассольник и картошка с тушенкой, надо начистить и нарезать здоровенный чан картошки, банку соленых огурцов и все прочее. Тушенки уйдет целая коробка. Миша проворно кашеварит и дает добровольным помощникам, некоторые из которых занимают в Краснодаре и Сочи вполне респектабельные должности и давно забыли, что такое готовка в походных условиях, дельные советы.
Пока мы режем картошку, моя «коллега» по ремеслу поваренка - юрист из Краснодара Оля (имя изменено: женщина считает избыток внимания к себе грехом тщеславия) рассказывает, что приехала в Крымск в собственный отпуск из банка, где работает заместителем начальника юрслужбы. «До наводнения у меня не было никаких особенных планов на отпуск, - говорит Оля, - хотелось только отдохнуть где-нибудь в России, на чистом воздухе, чтобы недалеко был храм. Вот я так и отдыхаю! Больше того: давно мечтала съездить в Оптину пустынь, поговорить с монахами – так что вы думаете, вчера я ела с ними арбуз, прямо тут, во дворе церкви в Крымске. Братья гуманитарную помощь привезли. А в Оптиной-то мне вряд ли бы довелось так вот запросто с ними арбуза поесть!».
Обед готов, за столами собираются волонтеры из разных городов и весей. Максу, Святославу и Ване, жителям Краснодарского края, лет по 15-16. В Крымск они приехали одни, отпросившись у вечно занятых родителей. «А если полиция спрашивала, мол, куда и откуда, мы отвечали – к бабушке едем». Парни расчищают соседние дворы, а девушки, их ровесницы, по всем правилам – в косынках и защитных масках – пересыпают из больших мешков по пакетам гуманитарную помощь – сахар, крупы. Кругом коробки с бытовой химией, мылом, средствами гигиены, пачки памперсов, бутылки питьевой воды. За помощью приходят многодетные матери, среди них есть беременные.
Прихожанка, мать троих детей, работает добровольцем: раздает еду, убирает столы. Ее младшие дети – у бабушки, старший, 16-летний, - разгребает грязь во дворе своего затопленного дома. «Жизнь продолжается, - рассказывает одна из обедающих женщин. – У нас знакомые свадьбу на 7 июля назначили, так у них вся свадьба утонула: и еда, и выпивка, и машины, и невестино платье. Да и какая свадьба, когда кругом такое... Но они все равно пошли в ЗАГС, зарегистрировались - очень замуж надо было, невеста уже на таааком сроке... – моя собеседница обводит рукой живот, демонстрирует срок невесты. - Беременная. Хорошо, что еще беременная осталась: от такого и родить можно раньше времени…»
«Затопленцы» у столов рассказывают страшные истории потопа и счастливые истории избавления. Одну семью спас сын, пришедший в ночь наводнения из армии: едва успел разбудить родных и вместе с ними взобраться на чердак. Молодую маму Свету – ее дочке Кате всего год – спас муж: он уехал в гости и успел дозвониться до жены ночью, когда вода уже подступала к окнам их квартиры на первом этаже «хрущевки». «Электричества нет, я с ребенком на руках взбежала на третий этаж, стучу к соседям, а сама думаю – а если вода и сюда дойдет? Соседи впустили сразу: конечно, говорят, конечно, заходите. Уложили ребенка, а я стою у окна и все думаю – дойдет вода или не дойдет до третьего этажа?..» Мужики вспоминают погибшего подполковника полиции Вячеслава Горбунова – он утонул, спасая детей. Полицейский был одним из энтузиастов, поддерживавших любительский футбол в Крымске. Стадион затоплен, Горбунов погиб – кто будет возиться с юными спортсменами, где будут гонять мяч после работы любители спорта?
По словам повара Миши, на десятый день после наводнения обедать приходит уже куда меньше пострадавших – кое-как налаживают быт, готовят на газовых туристских плитках и едят дома. Спускаюсь на подтопленную, покрытую засохшей грязью и мусором улицу, захожу в один из домов: он выглядит сравнительно неплохо по сравнению с почти полностью разрушенными старыми домиками соседей. Двор заставлен на вид новой, но безвозвратно погибшей в потопе бытовой техникой: холодильники, стиральная машина, плоский красивый телевизор. Хозяйки – мать Инна, дочь Вера и их родственница – отмывают плитки двора немецкой портативной автомойкой. На террасе пахнет стоячей водой и илом. Тут же бродит кошка, которой вот-вот придет пора котиться.
«Мы и забыли про нее, - говорит хозяйка дома. – А она первой кинулась спасаться, на крышу влезла – как только и смогла?». Валя ставит на газовую походную печку чайник. Молодая красивая женщина вся забрызгана грязью, ногти с некогда роскошным маникюром стерты почти до мяса, на плече – пластырь на месте прививки: местных жителей бесплатно прививают от столбняка и других инфекций, которые может спровоцировать тяжелое загрязнение города. «Вот, видели ручки? Не до хорошего – все отдраиваю». Меня приглашают к чаю и рассказывают о тяжести положения крымского «среднего класса» - работящих, экономных людей, владельцев малого бизнеса, которые в одночасье лишились всего нажитого. «Мы всю жизнь работаем, я в новороссийском порту работаю – езжу по 100 километров каждый день на машине, встаю рано, возвращаюсь поздно, - говорит Вера. – Некогда даже познакомиться с кем-нибудь, а очень хочется семьи, детей. Я все училась, работала, копила, вот мне тридцать – думала как раз на будущий год родить себе ребеночка, раз уж замуж не судьба. А теперь, видно, уже не до детей – мы после прежнего наводнения дом и хозяйство восстанавливали несколько лет, а оно было куда легче этого. Видите, где вода стояла?». Полуметром выше дорогой стальной двери – «ватерлиния» грязи, на ней намертво прилипла к стене огромная улитка.
«Десять тысяч нам дали, да, а за остальной помощью надо побегать, собрать документы – некогда. Сосед наш мебелью торговал и одеждой, у него павильоны были, - подхватывает Инна. Все утонуло, все в грязи, у него полный двор мебели погибшей теперь. На три миллиона убытков, говорит, - как теперь с долгами рассчитываться?». Я говорю, что Роспотребнадзор обратился к банкам с просьбой простить долги пострадавшим от наводнения – ситуация вполне подпадает под гражданско-правовую норму о форс-мажоре. Но женщины властные инициативы привыкли воспринимать скептически.
«Даже про жертвы не знает никто точно – сколько их, - снова вступает Вера. - Во-первых, за каждого утонувшего по миллиону обещали – вот и пишут, что человек от сердечного приступа умер, особенно если он старый. Поди докажи теперь, что раньше было – сердце или утонул. Еще у нас говорят, что если жертв больше 100, снимают главу администрации района, Крутько вон сняли, а если 200 погибло, есть негласное распоряжение губера снимать. А его снимешь, поди! У нас вот родственница утонула, старушка, одна жила, когда поняла, что дверь не откроет – стала детям звонить, прощаться. Ведь вода за 15 минут у нас поднялась на три метра, бывает так от дождя, сами посудите? Так вот, потом мы эту бабушку нашу шесть часов на развалинах искали, а в морге ее записали под номер 386. Откуда этот номер? Кто-то говорит, мол это общий список за месяц, но кто знает? Вот вернусь на работу – если не уволят, уже два отгула пришлось взять - доберусь до интернета, напишу все как есть. Хотя друзья говорят – тем, кто пишет в интернете правду, потом звонят, угрожают. Вы в Москве об этом не слышали?»
На мой вопрос, почему Инна с дочерью и семьей сына (он с женой и детьми живет в том же доме) не переедут в другое место, хотя бы на холм куда-нибудь в том же Крымске, Инна грустно отвечает – хотели бы, да нет денег. «Нам ведь за наш дом никто другого жилья не даст, - поясняет она, - вот соседи некоторые в своих саманных домишках и не жили, жили на горе, а дом смыло – дадут квартиру. А у нас дом крепкий, строили как следует, вложились, ремонт сделали, – так только стены пошли трещинами. Кому такой дом продашь, чтобы новый купить? Да еще и в низине, где его уж два раза затопило». Хозяйки сетуют на высокие цены на ЖКХ в крае, на то, что о наводнении не предупредили заранее, хотя в городе говорят, что власти были в курсе надвигающейся беды.
«Не знаю, что правда, что нет, но говорят мои друзья, я им верю, что вечером перед наводнением ехали они в город, а навстречу одна за другой дорогие машины – администрация, бизнесмены. Говорят еще, что воду из водохранилищ все-таки спускали – говорят, с Атукаевского, там рядом нефтебаза, людей потопили, чтобы нефть сберечь».Тут Вера осекается, молчит минуту и говорит: «Имена все-таки измените, мало ли кто в интернете прочтет, что я тут наговорила».
Я обещаю изменить имена, выхожу на улицу. На грязных деревьях висят грязные спелые сливы. Волонтеры и МЧС-ники в масках тащат из дворов грязные, исковерканные обломки людского уюта – столов, бытовой техники, игрушек. На одних воротах надпись краской от руки: «Мы живы» и номер телефона. По соседству – хороший кирпичный трехэтажный дом, кирпичные же столбы ограды вымыты наводнением из бетонированного фундамента и повалены – словно танки прошли. Во дворе крепкий кубанский мужик с загорелым торсом выволакивает из грязи, несет к гаражу кусок снесенных водой ворот-жалюзи. Проходит желтый школьный автобус с надписью по борту: «Губернатор детям».
Жизнь продолжается.
Все фото автора
