Одни из самых загадочных болезней — аутоиммунные. Но наши ученые постепенно преодолевают эту проблему. На днях первый пациент с болезнью Бехтерева получил новый лекарственный препарат. Теперь идет работа над лекарством от диабета первого типа. Об этом aif.ru рассказал ректор РНИМУ им. Н. И. Пирогова Минздрава России д. б. н., академик РАН Сергей Лукьянов:
— В нашем университете последние годы мы активно искали стратегию лечения в целом аутоиммунных заболеваний. Аутоиммунные заболевания — это огромная группа заболеваний, куда входит диабет первого типа как одна из важнейших болезней. Но все эти заболевания объединены единой причинно-следственной связью, платформой.
Собственные лимфоциты, которые должны нас защищать, клетки иммунной системы вследствие какой-то ошибки принимают одну из тканей человека за чужую, зараженную, опасную и начинают ее уничтожать. В зависимости от того, какая ткань уничтожается, возникает пул этих абсолютно различных на первый взгляд заболеваний. Это сахарный диабет или рассеянный склероз, это ревматоидный артрит или системная красная волчанка. Но корень он схожий. Появляется группа клеток, которые атакуют собственный организм. Система обладает памятью, пожизненной памятью, и раз совершенная ошибка остается с нами на всю жизнь.
То есть вот эта надежная система, которая нас охраняет всю жизнь, она же становится причиной неизлечимости данного типа заболеваний. И последние годы мир шел по пути либо воздействия в целом на эти лимфоциты с помощью НПВП, гормонов, метатриксата, колхицина их душили. Но иммунная система привыкла к тому, что бактерии, вирусы ее обманывают, инактивируют. Она учится в ходе терапии тому, чтобы выбрасывали клетки из себя препарат, чтобы они активнее делились, и идет привыкание.
Новое поколение терапии, антицитокиновая терапия, — это перехват сигналов. Мы не позволяем клеткам общаться между собой, собираться для воспалительных процессов. Очень мощная система. И для многих болезней она, по крайней мере, спасает людей от нахождения в инвалидном состоянии, снимает болевые эффекты.
Но вот теперь я хочу подойти к сахарному диабету. Там ситуация еще сложнее, чем с большинством других заболеваний. Если суставы могут болеть всю жизнь, то при диабете течение болезни гораздо быстрее. И при этом человек не чувствует боли. Мы работали до этого с болезнью Бехтерева, где мы научились опознавать Т-клетки по их рецепторам, по их уникальным последовательностям. А каждая Т-клетка несет последовательный на поверхности рецептор, и вы представляете, в организме 100 миллионов разных рецепторов позволяют нам защищаться от всего. Но это замечательно с точки зрения терапии.
Если вы нашли какую-то группу рецепторов, связанных с болезнью, вы можете создать лекарство, убивающее только ту группу клеток, которые вызывают эту болезнь. И вот это отличает от НПВП или химиотерапии, которые действуют на все лимфоциты, от антицитокиновой терапии, которые прижимают всю иммунную систему. А здесь очень таргетное воздействие. Наши разработки воплощены в препарате, который называется Трибувиа. Он вышел в гражданский оборот буквально несколько недель назад. Но в принципе это вот видно по работе с болезнью Бехтерева этого препарата, насколько глубоко идет ремиссия благодаря тому, что уничтожаются клетки, вызывающие заболевания.
По сути, прогрессирование останавливается, как замораживается болезнь, что даже на антицитокиновой терапии прогресс болезни не остановит только замедляется. Нет побочных эффектов типа инфекций там осложнений, связанных с ослаблением иммунной системы. Вот мы очень хотим, верим, что можно создать такую терапию, найдя Т-клеточные рецепторы для тех клеток, которые вызывают диабет, которые атакуют бета-клетки. И у нас есть наработки. Но есть, конечно, и проблемы.
Проблема стоит в том, что препарат не может убить все клетки мгновенно, что работает он достаточно медленно, потому что начатое воспаление не останавливается мгновенно. Это не антивоспалительный препарат. То, что начало разрушаться, там подключаются макрофаги, НК-клетки, целый сонм сложных, вызывающих воспаление и агрессию клеток, кроме тех, которые неправильно узнают бета-клетки по ошибке.
На западе появились первые работы, в которых, если до этого, кроме инсулин-замещающий терапии или терапии, которая помогает уже людям, у которых начались проблемы с глазами с ногами, с сосудами, как-то их преодолеть, но как таковой терапии для диабета первого типа вообще не было, то вот сегодня стали появляться работы по аналогии с антицитокиновой терапией, когда против Б-клеток всех используются антитела, а Б-клетки являются антиген-презентерами, они помогают Т-клеткам в их работе в атаке Б-т-клетки являются антиген-презентерами, они помогают Т-клеткам в их работе в атаке бета-клеток. Или против непосредственно Т-клеток, но не таргетно. И мы видим, что да, такие препараты не могут остановить болезнь, но на год, на полтора-два идет замедление ее развития. Зато они очень быстро включаются.
В перспективе, я думаю, если мы создадим сложный конгломерат технологий, когда мы сможем создать антитела, убивающие клетки, вызывающие диабет, то одновременно поможем им, чтобы в момент старта диабета заморозить эту ситуацию и потом вести ее очень аккуратно. Возможно, мы выйдем на то, что эта болезнь начнет курироваться.
Клетки — ресурс низкий, но сейчас ведутся работы по репрограммированию других клеток, по попытке создать бета-клетки из других типов клеток. Тоже намечаются успехи. Пока не настолько энергично производится инсулин, не настолько ярко, да, с регуляцией, но я вижу, как выходящие работы, и в том числе в нашем университете они ведутся, уже нащупали тропинку. Там есть штучное количество генов, включив которые можно заставить клетки производить. И это такая совсем далекая надежда для тех, кто уже потерял, и может быть путем пересадки и репрограммирования их собственных клеток и пересадки удастся вернуть эту способность регулировать сахар, потому что прогресс в области инъекций, дозированного, медленного растворения, тоже огромный, но нет полного воспроизведения той тонкой структуры, которые дают живые бета-клетки...
Я все-таки хочу от врачей поддержку, потому что они с пациентами работают, они их чувствуют, я больше теоретик. Но здесь я считаю, что у нас сегодня в России одна из наиболее динамично развивающихся областей. Здесь мы чувствуем себя лидерами. И думаю, на горизонте не месяцев, конечно, но лет я ожидаю появления препаратов, пока в рамках клинических исследований, которые тоже займут годы, но все-таки надежда есть. Я верю в нее.
