О специфике своей работы рассказывает заведующий отделом офтальмоонкологии, радиологии и реконструктивно-пластической хирургии МНТК «Микрохирургия глаза» имени академика С. Н. Фёдорова, доктор медицинских наук Андрей Яровой.
Жить! Видеть!
Серафим Берестов, «АиФ»: Андрей Александрович, глазная онкология — редкие заболевания?
Андрей Яровой: По сравнению с катарактой или глаукомой онкология глаза — нечастая патология. И это очень хорошо! Потому что в результате таких нечастых заболеваний больные могут и погибать, и полностью терять зрение. Иногда, чтобы спасти человека, врач вынужден идти на энуклеацию — операцию по удалению глазного яблока. 
Больных с онкологическими заболеваниями глаза в стране немного. Но их достаточно в профильных медицинских учреждениях, занимающихся подобными проблемами. Например, у нас в МНТК. Мы один из тех немногих отечественных офтальмологических центров, которые занимаются офтальмоонкологией. В год проводим около 3500 онкологических операций различной сложности. Делают их и в наших региональных филиалах. В целом в год по всему комплексу МНТК получается около 11 тысяч онкоопераций. Много это или мало? Не знаю. Но каждый случай — исключительный. За каждым стоит не просто больной, а человек, который, во‑первых, хочет жить, а во‑вторых, хочет жить полноценно. Жить и видеть.
— Онкология вашего профиля — это...
— Это любые новообразования, опухоли — глаза, его орбиты, слизистой оболочки, век. Помимо новообразований, мы имеем дело и с некоторыми воспалительными процессами, которые требуют дифференцирования с опухолью, чёткого ответа на вопрос: «Это онкология или всё-таки нет?»
— Ваши пациенты обычно в возрасте?
— Опухоли и возраст не связаны между собой. Среди пациентов есть и очень маленькие дети. У них мы часто сталкиваемся с опухолью сетчатки глаза — ретинобластомой.
А вообще следует понимать, что все известные опухоли, присущие человеку, могут быть и глазными. Это связано с тем, что в глазу, в орбите присутствуют практически все ткани, имеющиеся в человеческом организме: мышечная ткань, кожа, нервы, сосуды... Поэтому опухоли различного происхождения и поражают глаз и окологлазное пространство.
Индивидуальный подход
— И всё-таки давайте вернёмся к статистике.
— Однозначных цифр нет, потому что пока у нас в стране нет учёта именно глазных онкологических заболеваний. В официальной медицинской статистике они входят в группу прочих опухолей. Поэтому одна из ближайших задач отечественных офтальмоонкологов — участие в создании единого всероссийского канцер-регистра, который давал бы и чёткую статистику по опухолям глазной локализации.
Дело здесь, подчеркну, не только в цифрах: в нашей области они будут прогнозируемо невысокими. Просто в данном случае чёткое понимание проблемы поможет её эффективному решению.
— Каким образом?
— Поясню. Сегодня проблемами офтальмоонкологии в стране занимаются лишь несколько профильных центров. К примеру, опухолью детского возраста, ретинобластомой, занимаются успешно и эффективно Институт детской онкологии и гематологии Онкоцентра имени Блохина, Московский институт глазных болезней имени Гельмгольца и наш МНТК имени академика Фёдорова. Не так давно мы объединили свои усилия и выработали единый протокол лечения ретино-бластомы. Теперь по этому протоколу обследуем, лечим, наблюдаем своих пациентов.
— Протокол — это ещё не стандарт.
— Наша область в принципе одна из самых нестандартных. Если патология хрусталика, катаракта, рефракционная хирургия стандартизированы и компьютеризированы, то в офтальмоонкологии стандартизация минимальна. Да, существуют типичные случаи. Но подчас опухоль настолько индивидуальна у разных больных, что каждый случай для врачей уникален!
Иногда приходится искать решения, которых нет не только в отечественной медицине. Их нет вообще! Прибегаем мы и к мнению коллег, в том числе зарубежных. Конечно, такие решения даются тяжело, ведь в наших руках не просто здоровье пациента...
При этом мы всё равно имеем чёткие рамки — опыта учителей и собственного. Подходы, выработанные медицинской наукой. Подчас и те же стандарты. Но до определённого момента: пока они не сдерживают необходимость оказания помощи вот этому, конкретному человеку.
Опухоль не ждёт
— Как самостоятельное направление офтальмоонкология существует давно?
— В отдельную отрасль она выделилась ещё в 1970‑х годах. У её истоков стоял и мой учитель, профессор Леонид Федосьевич Линник.
В МНТК «Микрохирургия глаза» офтальмоонкологическая служба организационно оформилась в начале двухтысячных. Просто специфика и, слава Богу, относительно небольшое по сравнению с другой глазной патологией количество пациентов ставят нас несколько в тень. Но это не мешает офтальмоонкологии развиваться. Во всяком случае для рядовых врачей-офтальмологов наш раздел медицины давно перестал быть экзотикой.
— Другими словами, их знаний хватает, чтобы грамотно поставить диагноз и вовремя направить больного в профильное учреждение?
— В подавляющем большинстве случаев — да. Наши коллеги-офтальмологи научились выявлять опухоли на ранних стадиях, когда ещё возможно успешное лечение, сохраняющее и зрение, и глаз.
Поверьте, мы нечасто сталкиваемся с проблемами диагностики у своих коллег на местах. Проблемы бюрократического свойства мешают куда чаще! Например, для того чтобы получить квоту на оказание высокотехнологичной помощи, нужно время. Но опухоль не ждёт. Бывает, пока пациент добирается до специализированного отделения, ситуация меняется не в лучшую сторону. И ты понимаешь: ещё 3–4 месяца назад можно было сохранить пациенту зрение. Или хотя бы глаз. А теперь приходится идти на самые кардинальные меры, чтобы сохранить больному жизнь. Яркий и частый, увы, в нашей практике пример: меланома сосудистой оболочки глаза. Любое промедление повышает риск метастазирования. А значит, смерти пациента. Максимально быстрое обращение всегда этот риск снижает.
Трудные решения
— У лечения глазных опухолей есть какие-то особенности?
— Как и в общей онкологии, здесь всё держится на тех же «трёх китах» — хирургии, лучевой терапии, химиотерапии.
— У ваших коллег в мире — те же подходы?
— Абсолютно! Самое главное, уровень оказания помощи примерно одинаков и в США, и в Европе, и у нас. Проблема в другом — в её доступности. Если подобных центров на Западе десятки, то у нас они наперечёт и сосредоточены в основном в Москве и крупнейших городах России.
— Хирургия в виде удаления глаза в вашей специальности — это метод «последнего шанса»?
— К нему прибегают только тогда, когда уже больше ничто не может сохранить человеку жизнь...
— Обычно опухоль затрагивает у больного один глаз?
— Да, в подавляющем большинстве случаев это процесс односторонний. Двусторонние внутриглазные опухоли нередко бывают у детей. И это самые драматичные ситуации... Как сохранить жизнь малышу? Как при этом сохранить глаз и зрение? Как оставить шанс полноценно развиваться? На эти вопросы врачам-офтальмоонкологам и детским онкологам приходится отвечать каждый раз.
