О том, как решают эту проблему московские кардиологи, рассказывает главный кардиолог Департамента здравоохранения города Москвы, директор Московского научно-практического центра интервенционной кардиоангиологии, доктор медицинских наук, профессор Давид Иоселиани.
– Мы действительно отстаем от западных стран по целому ряду очень важных показателей, таких как смертность от сердечно-сосудистых заболеваний, инвалидизация, количество операций и диагностических процедур на душу населения.
Однако в Москве ситуация с оказанием специализированной помощи гражданам, страдающим тем или иным сердечно-сосудистым заболеванием, более благоприятная, чем в других городах и регионах страны. В Москве сконцентрировано большое число лечебных учреждений федерального подчинения: Российский кардиологический центр, Научный центр сердечно-сосудистой хирургии им. А. Н. Бакулева РАМН, Центр хирургии сердца – все эти учреждения, находясь в федеральном подчинении, лечат кардиобольных, в том числе и москвичей. Тот дефицит, который пока еще есть в московском здравоохранении по операциям на сердце, восполняется федеральными учреждениями.
– Но в федеральных центрах больным, наверное, приходится платить за лечение?
– Ничего подобного. Все регионы имеют определенные квоты на лечение в учреждениях федерального подчинения. Имеет квоты и Москва, так что больным, которых мы направляем, например, на лечение в Бакулевский институт, это не стоит ни копейки. За их лечение платит город.
– То есть, если я правильно вас поняла, собственных клиник и имеющихся квот в федеральные центры достаточно для обеспечения москвичей высокотехнологичными методами лечения?
– Да, всех больных, которых к нам направляют поликлиники, мы обеспечиваем высокотехнологичным лечением, но это не значит, что все больные, которые в таком лечении нуждаются, его получают. Такой вот парадокс. Мы должны делать значительно больше операций и диагностических исследований, чем делаем.
– Что же вам мешает?
– Слабая профессиональная подготовка терапевтов и кардиологов в поликлиниках. С одной стороны, слава богу, что у нас нет огромного наплыва больных, нуждающихся в операциях на сердце, потому что мы бы с этим наплывом сегодня не справились, а с другой – чрезвычайно печально, что в наших поликлиниках не выявляют всех потенциальных кандидатов на эти операции.
Чтобы снизить смертность, нужны деньги
– Давид Георгиевич, в США смертность от острого инфаркта миокарда составляет 4-5%. В Москве этот показатель – примерно 13%. А в вашем центре, как и у американцев, те же 4-5%. Значит, мы можем работать не хуже, чем они?! Почему же в других наших клиниках такой высокий процент смертности? Может быть, у вас есть какой-то секрет?
– Секрет есть, но я не делаю из него тайны. Почему происходит инфаркт миокарда? Сосуд, несущий кровь к сердцу, постепенно сужается, и на каком-то его участке появляется так называемая бляшка, мешающая току крови. На последней стадии тромб (небольшой сгусток крови) окончательно закупоривает сосуд – именно в этот момент и случается инфаркт. Сочетание бляшки и тромба – вот основной механизм, который приводит к катастрофе. Судьба человека, у которого случился инфаркт, во многом зависит от того, насколько быстро будет оказана ему помощь.
Раньше «скорая» что делала? Вводила больному обезболивающее и быстренько старалась довезти его до больницы. Все правильно, и то и другое нужно делать. Но необходимо и третье. При инфаркте надо, не теряя ни минуты, начинать растворять тромб, который закупорил сосуд.
Если немедленно врач «скорой» введет растворяющее тромб лекарство, через 10-15 минут у больного восстановится кровообращение и в некоторых случаях развитие инфаркта можно вообще остановить, а в других он будет не таким обширным. Еще раз хочу повторить, поскольку это очень важно: от того, насколько быстро будет оказана первая помощь, в огромной мере зависит степень поражения сердца. Нельзя терять ни одной секунды! Начинаем спасать больного у него дома, продолжаем по пути в клинику. Всем больным, которые попадают к нам с острым инфарктом миокарда, мы в обязательном порядке в течение первых шести часов делаем коронарографию – исследование сосудов сердца, находим пораженный участок и полностью восстанавливаем кровоток с помощью ангиопластики (специальный метод расширения сосудов). Вот, собственно, и весь секрет.
– Почему же этого не делают в других клиниках? Почему вы, как главный кардиолог Москвы, не настоите, чтобы везде было так?
– Коронография – очень дорогое удовольствие. Аппаратура стоит миллионы долларов. Грех жаловаться на московское правительство – оно выделяет очень большие деньги на приобретение высокотехнологичного оборудования, в частности практически все кардиореанимационные блоки оснащены самым современным оборудованием. Но сразу оснастить все имеющиеся в Москве клиники невозможно. Да, наверное, и не нужно. Потому что на нем некому будет работать. Сначала нужно подготовить высококвалифицированные кадры, и этим мы сейчас как раз в рамках подготовки программы по борьбе с сердечно-сосудистыми заболеваниями усиленно занимаемся. Но помимо подготовки кадров существует еще одна, не менее важная проблема – безграмотность, граничащая с безответственностью самих больных. Некоторые больные почему-то считают, что проще и безопаснее слетать на луну, чем лечь на операцию шунтирования. Я больше того скажу: лет 5 назад многие кардиологи сами отговаривали пациентов от этой операции. Ситуация стала меняться только после того, как я начал заставлять кардиологов города, проходящих у нас курсы переквалификации, присутствовать на операциях, чтобы они своими глазами увидели, что ничего страшного или сверхъестественного в этих операциях нет – абсолютная рутина.
Почему «молодеет» инфаркт
– Давид Георгиевич, сейчас модно говорить, что инфаркт «помолодел». Действительно это так?
– Увы, и сердечно-сосудистые заболевания в целом, и инфаркт в частности «молодеют». Я сам оперировал и 20-летнего парня, и 29-летнюю девушку. У совсем молодых людей – обширнейшие инфаркты. Почему? Жизнь у нас нервная, стрессы стали почти обыденным явлением, плюс эмоциональные и физические перегрузки, плюс ухудшающаяся экология.
– Давид Георгиевич, что надо делать, чтобы как можно позже попасть к вам?
– Это вы хорошо сказали, но еще лучше не попадать к нам вообще. А для этого надо, как это ни банально прозвучит, вести здоровый образ жизни. Первое – заниматься физкультурой. Второе – категорически не курить. Я очень большой противник курения и везде, где только можно, воюю с курением. Если я увижу, что больной-хроник курит, я его тут же выписываю. И пишу в выписке: «за нарушение режима». Почему я должен делать ему дорогостоящую операцию, тратить на него свои душевные и физические силы, если он курением перечеркивает все мои усилия его вылечить? Лучше я потрачу их на другого больного, который действительно хочет выздороветь. Третье – умеренность в питании. Все мы любим и покушать хорошо, и выпить, но надо все-таки делать это разумно. Сердечную боль ни в коем случае нельзя терпеть. Если человек почувствовал, что у него появились боли в области груди, в области сердца, он должен немедленно обратиться к врачу. И кардиологам жизнь облегчишь, и себя убережешь от инвалидности. Всем – и мужчинам и женщинам я бы советовал после 35 лет ежегодно с профилактической целью посещать кардиолога. Кардиограмма, суточное мониторирование и проба с физической нагрузкой могут уберечь от очень крупных неприятностей.
Ну и что-то приятное тоже надо сказать, поэтому в качестве профилактики атеросклероза я всегда рекомендую небольшие дозы алкоголя: бокал красного вина или 50 г водки или виски в день. Но не более.
