Он оборачивается и жестко кидает:
– Забудь этого идиота!
* * *
Не знаю другого, такого честного возраста. Взгляд мимо, улыбка горькая, смех вызывающий, иногда истерический. Челка до глаз, чтобы никто не прочитал, что написано у них на лбу. А если лоб вдруг открыт, то уши закрыты и не слышат глупостей, которые говорят эти медленные люди среднего возраста.
Другие приходят в школу с оружием, стреляют, попадают в учителей, в товарищей, таких же, как они, честных и безжалостных. Получают свое: газеты, портреты, известность, тюрьма. Лучше уж так, чем быть никем – так думают они.
Много говорят и мало знают, часто ошибаются от любви к справедливости и симметрии:
– Разве у нас не две печени? Я всегда думала, что две. Ведь почки – две, легких – два, руки, глаза, уши – все парные. А печень нет? Не понимаю!
– Мексиканский залив ведь в Мексике, да? Как, в Америке… Это нечестно!
Иногда со сна или от усталости бурчат слоганы, которые никогда не напишут на рекламных щитах:
– Жить можно до 35…
– Толстые должны худеть!
– Война – это новости.
– Деньги – самая лучшая вещь на свете.
Иногда я соглашаюсь, иногда нет.
Порой они врут: «Я родом из Италии, мой папа князь», но неправду жизни не могут видеть, отворачиваются, кособочатся. Могут повернуться спиной к даме в шляпе, которая всего лишь спросила: «Ну как у тебя дела в школе, милая?»
Заходя в магазин, вижу их, работающих во время каникул. Толкают тележки с лицами революционеров, готовящих заговор против мира, где обязательно надо быть кем-то, а собой – не обязательно.
– Можно, я буду никем? – плачет дочка, и смутная тень колледжа, будущего материнства, будущих обязанностей, кредитов, страховок и страхов ложится на ее лицо.
