Как-то раз, когда я еще не был таким вот великим и замечательным, на ум пришла поразительная мысль: а не стать ли великим или как минимум – замечательным писателем. Что уж тут скрывать: я, как никто иной, подхожу на эту роль. И в профиле есть что-то пушкинское, и в характере наберется достаточно гадкого и вредного. В общем, все, чтобы осенить родственников и соседей внезапно проснувшейся литературной гениальностью.
Только одна беда: я понятия не имел, как взяться за книгу, которая сразу подбросит эдак высоко, что и потолок не удержит. Новое придумывать было лень, переписывать чужие романы под своим именем – как-то боязно, вдруг вскроется невинный обман. В общем, стал я искать путь простой и во всех отношениях приятный.
Еда для будущего классика
И тут мне в голову пришла практически гениальная мысль. Вспомнилась мудрая французская поговорка «Ты то, что ты ешь», - как говаривал в восемнадцатом веке великий кулинар и разнообразный гений месье Брийа Саварен, автор «Физиологии вкуса». То есть стоит питаться, как великий писатель – и, считай, дело в шляпе.
Такой способ мне исключительно понравился.
В этот миг мне в голову забрела уже вторая мысль, и была она не хуже первой: а что там ели наши великие? Блюдо под названием «самоедство» я сразу исключил за ненадобностью. На вкус я не вкусный, да и была бы охота самого себя пережевывать. Нет. Это не по мне.
Чаек Ф.М.
Затем пришел на ум чаек Федора Михайловича Д., который он попивал в огромных количествах ночи напролет. Вот это уже интересно. Что может быть проще: глуши заварку и всех делов! А каков результат! Уж столько поколений школьников проклинают «Преступление идиота». Или как там правильно называется, давненько не перечитывал.
Короче говоря, запасся я приличным чайником чая, дождался полуночи и выхлебал полные три чашки. Чтобы не так противно – заел вареньем, колбасой, сыром и холодным котлетами, как полагается. Наверняка и Ф.М. тоже чай не пустым вкушал. Дальше должно было нагрянуть вдохновение.
В предвкушении гостьи я заранее расположился над чистым листом бумаги, тогда еще компьютеры были только в кино. И стал ждать. Озарение запаздывало. Возможно, оно и заглядывало во время моих неизбежных отлучек в соседнее помещение, но это осталось в тайне. Зато под утро, когда закончился третий чайник чая, холодильник опустел, а северная Аврора уж золотила красным заревом крыши домов, я повалился сытый, но несчастный на тот самый лист.
Помощь друга
Результатом творческой ночи стал оттиск щеки. Для начала литературной карьеры – не так уж много. Я был близок к отчаянию. Помощь пришла нежданно. Ближе к вечеру забрел мой друг. Друг был крупным во всех смыслах знатоком скандинавской литературы, а потому считал, что в такой ерунде, как русские писатели, разбирается, как в своих носках.
Узнав, что я вознамерился крепко потеснить стариков-классиков, друг неприлично обрадовался и заявил, что точно знает, как стать русским писателем.
– Если ты собрался быть писателем, извини, что такого балбеса называю этим священным словом… – добродушно пояснил друг, – …то ты должен вести себя как настоящий русский писатель, извини еще раз.
– И как же? – поинтересовался я, с тайной надеждой, что вот сейчас просияет истина во всем кошмаре.
– Обратись к главной кулинарной тайне наших писателей.
– Это какой же?
– Пить, – кратко, но емко подытожил друг.
In vino veritas???
Истина оказалась примерно такой, как я и ожидал. Честно говоря, я смутно догадывался, что нечто подобное и ведет к гениальности. Но все же вот так просто, прямо и цинично…
Для приличия я стал сомневаться и напоминать, что много было между нами выпито, а ничего не написано. Друг был непреклонен и совершенно уверен в успехе.
Что делать? Мы побежали в ларек. Тогда все необходимое для становления русского писателя продавалось именно в ларьках. В результате похода на столе оказались бутылки спирта, разбавленного чаем, с этикеткой коньяка, парочка склянок спирта, наполовину разбавленного водой, два сифона красной жижи, называемой почему-то вином, и литр лимонада «Дюшес», как дань ностальгии по нашей родине – счастливому советскому детству.
Оглядев запасы, друг заявил, что для рождения гения этого явно маловато.
– На ночь хватит, не больше…
– А сколько же надо? – с некоторой тревогой поинтересовался я.
– Ну, так чтоб на недельку, а то и две. Меньше не имеет смысла затеваться.
Перспектива провести во мраке от семи до четырнадцати дней моей прекрасной юности показалась не столь уж прекрасной. Может, ну его, это писательство?
– А короче нельзя? – спросил я, слабо надеясь на чудо.
– Слушай, ты кем хочешь стать? Каким-нибудь паршивым автором американских бестселлеров, которые мерзко и пошло продаются по миллиону экземпляров? Тогда хлебни глоточек-другой виски из бокала со льдом. Пожалуйста – давай, не задерживаю. Опускайся до этой мерзости пить без закуски… Или хочешь стать настоящим русским писателем, которого никто не издает, но все знают, что он гений?
– Хочу, но… – начал я неуверенно.
– Никаких «Но»! Вот именно! Тогда надо, брат, пить. И пить много… Ладно, на первый раз и этого достаточно.
Где нетленка?
На первый раз было ох как достаточно. Когда на следующее утро я продрал глаза в рвотном мареве, поднимавшемся от объедков и пустых стаканов, первое видение, посетившее меня, обозначилось смутным силуэтом друга, возлежавшего на фарфоровом блюде.
И тут в душе моей вспыхнула живая картина: как поднимаюсь я тенью, как хватаю кухонной нож и разделываю эту мерзкую личность на сочные кусочки… Картина была слишком яркой и волнующей. «Стоп!», сказал я себе. Зачем же резать его по-настоящему. Во-первых, он все равно в холодильник весь не влезет, а выбрасывать жалко, упитанный ведь. Да и рука после такой ночи твердости не имеет. Не лучше ли…
И я побежал. Вовсе не туда, куда человек несется после такой ночи, а за письменный стол. Внезапно, как-то само собой на бумагу излились сумбурные строчки будущего детектива. Дело было вот в чем: убийца совершает свои преступления исключительно ранним утром, руководствуясь высокими кулинарными мотивами. Как, например: приготовления печени или мозгов особо элегантным образом.
Каким – я еще не знал, но уже чуял аромат его преступно-детективной готовки. Оставалось совсем немного: придумать, как убийца будет скрывать свои преступления, запутывая следы, при этом вкушая близких и хорошо прощупанных знакомых, и кто его, в конце концов, поймает.
Тайну не раскрою!
Может быть, в то утро и вылилась бесподобная книга, не хуже худосочных ягнят, но тут раздался тяжкий кашель, мутным взором друг обдал раннее творчество и пробурчал:
– Крапаешь? Ну-ну… Тоже мне, гений пера… Ха!.. Ой как мне плохо…
Крепко обдумав, я все-таки решил не резать этого сонного ягненка на самом деле. Все-таки живым, хоть и нетрезвым, он мне нравился больше, чем хорошо прожаренным. Но в будущем гениальном детективе ему точно не поздоровится. Вернее, тому, кто станет его сочной тенью.
Бедный друг, не догадываясь, какие кровавые замыслы возбудил в моем похмельном рассудке, глянул на лихорадочные каракули и наставительно промолвил:
– Я же говорил: хочешь писать – пей… Ну что, продолжим?
Продолжил я без него. Первый опыт стал последним. Зачем надрывать организм горячительными смесями, когда есть средство куда проще, питательней и эффективней. Только вот что это – сказать не могу. Уж извините. Все-таки кулинарная тайна писателя, пардон, конечно. Чего доброго разболтаешь – все и бросятся вкушать, а после в великие писатели ринутся. А нам и так тесно. Вот.