У Захара Прилепина выходит новая книга — «Истории из лёгкой и мгновенной жизни». Как поясняет писатель, это «книжка по большей части про меня самого. В последние годы сформировался определённый жанр: вопросы в форме утверждения. Например: да кто ты такой? Да что ты можешь знать? Да где ты был? Да что ты видел? Мне порой разные досужие люди задают эти вопросы. Пришло время подробно на них ответить. Кто я такой. Что я знаю. Где я был. Что я видел. Как в той, позабытой уже детской книжке, которую я читал своим детям».
«Надеюсь, что мы поумнели»
Юлия Шигарева, «АиФ»:— Захар, издатели к вашей новой книге добавляют своеобразный подзаголовок — «Исповедь счастливого человека»...
Захар Прилепин: — Там нет такого подзаголовка. Мне сложно назвать себя счастливым человеком, я слишком много людей похоронил за последние годы.
— И тем не менее вы мало похожи на человека, который способен так вот широко душу открыть — перед всеми. Почему вдруг решили выговориться?
— Я всегда был очень откровенен и писал крайне откровенные книги. Более откровенные, чем нужно было бы. Чересчур откровенные. Надеюсь, что это последняя откровенная книга.
— В книге вы много вспоминаете детство, пришедшееся на советское время. Сегодня те времена — 1970–1980-е — оказались на пике интереса. Даже у тех, кто в ту эпоху и родиться не успел. Почему вдруг советское прошлое, от которого мы так старательно пытались избавиться в 1990-е, сегодня интересует нас много больше, чем наше капиталистическое настоящее (а ведь реалии капиталистического сытого общества в те советские времена были предметом тихой зависти) и уж тем более чем будущее?
— Человеку свойственно сравнивать и взрослеть. Иногда — идеализировать. Иногда — умнеть. Надеюсь, что мы поумнели.
Несмотря на то что СССР был страной в чём-то скучной, в чём-то ханжеской, в чём-то жестокой, суть не в этом. Суть в том, что человек хочет оставаться человеком. Советский человек стремился стать лучше, умнее, чище. Советский человек хотел быть лучшим товарищем своим друзьям, лучшим сыном своим родителям, он хотел уважать себя за труд и за подвиг. Он не хотел быть б.... Мир, где всё продаётся, — противен сути человеческой. По крайней мере пока мы люди.
«Живём в кредит»
— Вы очень вкусно описываете мужские посиделки — когда приятели приходили в гости к вашему отцу. Просто так, без повода. Почему сегодня мы практически перестали приходить друг к другу в гости? И ладно бы только в гости ходить перестали — мы разговариваем-то друг с другом даже в семье всё меньше. Это атомизированное существование когда-нибудь в нечто иное, коллективное, назад перерастёт?
— Надеюсь, что да. Верю в это.
Почему мало ходим в гости — потому что живём в кредит, бежим за собой завтрашним, не в силах себя нагнать. Когда-нибудь придётся остановиться и оглядеться. Очень хочется остановиться. Я сам бегу.
— Я этого не говорил, что важнее. Я говорил, что важнее для меня, но это моя личная история.
— СССР (вернёмся опять-таки в те времена) давал возможность нормальному человеку реализоваться: тут БАМ, там целина, там Севера, тут Саяно-Шушенская ГЭС. А сейчас: там офис, тут банк, там виртуальная реальность, тут отпуск в Турции. И куда здоровому мужику деваться? Может, они поэтому в Донбасс и рванули? Или возможности для реализации и сегодня есть? Просто я не туда смотрю?
— Есть, конечно, и сегодня. Мир разноцветный, сложно свести к одному знаменателю. Вопрос по большому счёту не о том, можно ли, главный вопрос — зачем.
Реализация была направлена на сверхцели: вырваться за пределы человеческого, освоить космос, создать мир без насилия, унижения и угнетения, спасти тех, с кем испытываем солидарность. Нынешняя самая распространённая реализация: записать самый тупой ролик в ютьюбе и хапнуть миллион, кого-нибудь обхамив.
Или: накачать губы, добиться 10 млн подписчиков в Инстаграме и переезжать с континента на континент, фотографируя свой силикон.
Есть, конечно, и стройки, и наука, и музыка — но это всё находится в маргинальном положении по отношению к этому вот бреду. А тогда было наоборот. Вопрос приоритетов, короче.
«Самые нормальные вернутся»
— «Левада-центр» озвучил цифры: 53% россиян в возрасте 18–24 лет готовы переехать в другую страну. И на вопрос: «Зачем? Кто вас там ждёт?» — они отвечают: «А мы и тут никому особо не нужны». Такие ответы — это уже приговор стране или пока только диагноз?
— Я предложил бы купить им всем билеты и отправить на Запад. Они просто не понимают, что такое Запад. Они не понимают, отчего Англия выходит из Евросоюза, отчего Америка голосует за Трампа, а 30 тыс. французов выходят и разносят центр Парижа в хлам.
Наивные, инфантильные существа. Пусть едут. Самые нормальные из них вернутся и расскажут своим детям, что их обманули. Иначе это никогда не кончится.
— Борис Гребенщиков сказал: «Дело культуры — воспитывать людей, которые создадут будущее страны». У неё, у культуры, это получается? Или воспитание — это всё-таки задача папы с мамой?
— У нас с Гребенщиковым разное будущее, разные страны, разные дети и, увы, разная культура. Но если от этого абстрагироваться — он прав.
Страну спасут люди, умеющие читать, писать, слушать музыку, думать. А также — водить космические корабли, стрелять из всех видов оружия, выживать в лесу и тундре, ну и заодно пользоваться гаджетами. Но не для того, чтобы делать четыре тысячи селфи в день.
Хотя иногда и селфи делать можно, чего нет-то.
— Есенин, безусловно, самый известный поэт крестьянского направления. Тем не менее своё место в литературе есть и у Николая Клюева, и у Сергея Клычкова, издаются их книги, изучаются биографии. Что до Есенина, тут слишком многое совпало: дар, судьба, обаяние, которое и через 100 лет чувствуется... Красота, наконец. Кроме прочего, Есенин был, конечно же, куда больше крестьянской ниши. Он и христианский поэт, и кабацкий, и советский. И много ещё какой. Слишком многое отзывается в нас, когда мы читаем Есенина.
— Вёл себя Есенин тогда, как многие звёзды шоу-биза сегодня: женщины, загулы, шикарные костюмы... Это в нём бродила крестьянская суть, «из грязи в князи»? Или талант, который он сам до конца ни осознать, ни выразить не мог, так его мучил?
— Талант — вещь трудная, зачастую неподъёмная. Ему было тяжело. Он чувствовал себя «божьей дудкой», и все его ставки были на поэзию, на удачу, на то, чтобы спеть так, как никто до него не умел. А женщины и загулы — «для того, чтобы ярче гореть».
Михаил Боярский: «За государство жизнь не отдашь, а за Отечество – можно» 
Валентин Гафт: «Да к чёртовой матери всё, лишь бы был мир!» 
Дмитрий Хворостовский: «Играю в компьютерные «игрушки»!» 
Андрей Смоляков: «Родина - это мама!» 
