Про Прилепина теперь и не скажешь сразу, кто он. Офицер? Да. Рокер со стажем? Есть и такое. Документалист? И это тоже — в канун Всемирного дня писателя он представил докфильм «Записки о горных нравах», в создании которого принял участие. Но всё же мы ценим его именно как писателя — что подтвердила вручённая ему награда «За сохранение традиций русской литературной школы».
Юлия Шигарева, «АиФ»: Захар, скажите, писатель — он сегодня кто? В XIX в. он был тем, кто совести у читателей не позволял засыпать, в XX в. вдохновлял на свершения. А нынче? Тот, кто развлекает?
Захар Прилепин: Ну, развлекательная литература существовала и в прошлые века. И Вербицкая, сочинявшая романы о свободных женщинах, по тиражам обыгрывала Бунина, Шмелёва и Зайцева, вместе взятых. Поэтому не стоит думать, что сейчас популярная литература для людей (как это сказал наш гарант: «С пониженной социальной ответственностью»?) стала основной. Наоборот, за последние 10 лет произошло отдавливание развлекательной литературы серьёзными книгами. Евгений Водолазкин, Марина Степнова, Алексей Иванов и другие по продажам обыгрывают любую «популярку». Неожиданно за 10-15 лет вдруг выросло поколение, которое жаждет, ищет серьёзного разговора. Поэтому писатели сегодня претендуют и на совесть нации, и раны бередят, и лишаи расчёсывают, и формулируют самые важные вещи.
Пришли как к равным
— Вы приняли участие в создании фильма «Записки о горных нравах», проехали по Кавказу. Нравы, которые вы там увидели, они какие?
— Нравы эти я увидел не впервые — сталкивался с ними раньше в разных обстоятельствах. Бывал там в форме и с оружием в руках. Но впечатления, что сейчас получил в Чечне, Дагестане, Осетии, Ингушетии, они все были удивлённые и радостные. Там есть серьёзная культурная прослойка, есть порядок. А главное — есть ощущение того, что ты находишься в культурном и политическом пространстве своей родины. Нормальный Кавказ я увидел (смеётся).
— Среднестатистический житель русской глубинки к жителям Кавказа относится сегодня со сложной смесью раздражения, высокомерия и страха. А на ваш взгляд, нам есть чему у них поучиться?
— Есть. Солидарности — внутривидовой, внутрицеховой, культурной, социальной. Это сильные, гордые народы, которые тем не менее совершенно осознанно живут в контексте России. Я наблюдаю, что в последние 3 года происходит в Донбассе. Вижу, с каким героизмом ведут себя там ребята из Осетии и Чечни. И у меня в батальоне есть ребята с Кавказа, которые фору дадут любому. Однако совершенно очевидно: это люди Русского мира. Другой вопрос, что кто-то сталкивается на рынках или ещё где-то с такими кавказцами, которые могут и не понравиться. Но вы оглянитесь вокруг и заметите, что на улицах стало в разы меньше этого полукриминального элемента, в тонких ботинках и кожанках, которые слушают свои громкие гортанные песни и ведут себя как хозяева. Произошли взаимные адаптационные процессы. Мы сумели найти общий язык и можем работать вместе.
— Представляя фильм, вы сказали: хочу донести до молодых людей вещи, которые мы сами для себя сформулировали, только работая над этой картиной. Что именно?
— Там много разного... Понимаете, нам кажется, что процессы, которые мы сегодня проходим, случились впервые. А на самом деле во времена Лермонтова, Пушкина или Грибоедова ситуация на Кавказе была куда драматичнее. Они казались нам людьми с другой планеты. Но когда эта русская аристократия получше узнавала горцев, она проникалась к ним симпатией и в каком-то смысле адаптировала для русской культуры их местные персонажи, их нравы. Мой друг Герман Садулаев, писатель чеченского происхождения, уверяет, что Лермонтов — это первый чеченский писатель. И в этом, безусловно, величие России и русской культуры: что мы смогли прийти туда не в качестве людей высшей расы, как европейцы к индейцам, а пришли туда как к равным. В книге «Взвод» я подробно описываю, как правой рукой Дениса Давыдова, героя Отечественной войны 1812 г., стал чеченец. Я знаю огромное количество историй, как они узнавали друг в друге похожие черты: русские аристократы, воины, офицеры и кавказские джигиты. Они вдруг видели: у нас одни и те же представления о чести, достоинстве.
«Здесь Пушкина изгнанье началось». Великие поэты и писатели о Кавказе
48 раз победить
— С одной стороны, мы через культуру учимся видеть в других народах равных. С другой — посмотрите, какие войны сегодня бушуют именно в культуре...
— (Перебивает.) Так всегда было!
— Но не настолько же остро! Когда предпринимаются попытки выдавить из страны книги, фильмы, запретить язык.
— Подобные процессы уже имели место на территории нынешней Украины, отчасти Польши, на юго-западе России — вспомните времена разделов Польши, польских восстаний, реакцию на них Пушкина и Чаадаева.
— Но за прошедшие века народ должен был как минимум поумнеть и увидеть, что подобные действия бесполезны!
— Ну, слушайте! «Люди поумнели...» Первое объединённое нашествие Европы на Древнюю Русь было в 1014 г. Тысячу лет назад они заходили, получили по сусалам и ушли обратно. И что? Это что-то изменило? Ничего не изменило! Татаро-монгольское нашествие помните?
— Ещё бы!
— Так вот, Мамай тогда шёл на Русь при поддержке, как сегодня бы сказали, европейских финансовых корпораций, и генуэзский полк там, скорее всего, был. Хотя, казалось бы, какое дело генуэзцам до Рязани, Владимира, Москвы?
— Вот и меня это удивляет: что мы Европе покоя не даём? У них море, солнце, вино — у нас снега и медведи. Чем им наши снега помешали?
— Безусловно, изначально имел место компонент религиозный: христианство римское и византийское. Рим ненавидел Византию, а Русь — ребёнок Византии, поэтому мы воспринимались как потенциальный агрессор. А когда начали появляться географические карты, европейцы увидели — о, какая огромная страна! Почему это у них земли в 6, 8, 18, 289 раз больше, чем у нас?! Один из будущих президентов Франции сказал недавно своим избирателям: имейте в виду, Россия в 48 раз больше Франции. Он зачем об этом сообщает французам? Что имеет в виду? Что мы 48 раз должны Францию победить? Если даже в XXI в. такое говорится, представьте, что про нас говорили в XVIII в.
— Сейчас большое давление испытывает не только российская политика, но и русский язык. Одни бывшие республики СССР переходят на латиницу, другие заявляют, что будут использовать русский язык как оружие против русских.
— Ответ на все эти вопросы очень простой: в прямом столкновении русский язык и русская культура обыгрывают не украинскую культуру и не казахскую — они обыгрывают квазиукраинство и все их псевдоисторические концепции. Русская культура всё равно переиграет. Да, они пытаются от неё максимально дистанцироваться либо, если дистанцироваться нельзя (на Украине 70% населения говорят на русском языке и на русской культуре воспитаны), пытаются её переформатировать. Но это не удастся, потому что Пушкин, Достоевский, Чехов всё равно обыграют всё-всё на свете. Это борьба, обречённая на провал.