Тайно проникла в реанимацию
Ольга Шаблинская, «АиФ»: Тамара Петровна, вы надолго выпали из поля зрения и только недавно снова стали сниматься, выходить в люди...
Тамара Сёмина: Я никогда не жалуюсь, какие бы повороты ни выписывала судьба. 10 лет прошло, как я рассталась с Володей. (Актёр Владимир Прокофьев играл в кино и более 30 лет дублировал фильмы на Киностудии им. Горького. — Ред.) Как говорю: «Переехал на Ваганьково в квартирку». Прихожу и разговариваю с ним: «У тебя компания очень хорошая, просто потрясающая!» Он лежит рядом с Володькой, с которым они дружили и бог знает что вытворяли в 8-9-м классе. Я имею в виду Высоцкого. На чердаках играли на гитарах, папиросы курили, портвейны пили... Влад Листьев тоже рядом. В общем, там много наших.
6 лет после смерти Володи я вообще ничего не хотела, видеть никого не могла. Но мне все говорили: «Тамара, ну, пожалуйста, снимайся!» И я потихонечку начала работать.
— Насколько я знаю, когда у супруга случился тяжелейший инсульт, доктора приговорили: «Не жилец». Но вы не сдались.
— Да, врач сказал: «Больше месяца не протянет. Смотрите, как он выглядит: утро наступило, а он унылый, глаз потухший. Он ничего не хочет». «Доктор! — сказала я (говорит громко и решительно). — Всё будет хорошо!» (Пауза.)
У нас ведь было несколько реанимаций. Когда пришла в первую, естественно, никто не пускал меня туда. Смотрю — висят врачебный халат и колпак. Я — халат на себя, бахилы на ноги, сумку — под халат... А в палате реанимации пять человек лежат... Все в трубках, никого не узнать. И я, как княгиня Ольга, на поле боя искала своего (водит рукой перед собой): «Где, где он там, где?» К мужу подбираюсь, а у него лицо безжизненное. Я ему (говорит громким шёпотом): «Володечка, это я. Только ничего не говори!» А он и разговаривать-то не мог. «Посмотри, какой я тебе купила свитер! Венгерский!» Достаю и показываю. И на его лице что-то типа улыбки образовалось... Кивнул... Я снова: «Очень красивый, тебе пойдёт! Оставлю его в палате». Потом Володя мне рассказал: «Лапуль, когда ты пришла в реанимацию и сказала, что купила новый красивый свитер, я подумал: «Господи, она думает, что я выкарабкаюсь из этого? Фантастика... Но надо что-то делать». И с этой секунды, по его признанию, всё пошло, пошло... После этих его слов я всем, у кого в семье тяжелобольные люди, советовала: «Говорите только оптимистичные вещи!» Человек всё равно захочет жить.
Я приходила в больницы, развлекала Володю, смешила. А потом меня таскали по всем этажам, чтобы я и с другими больными поразговаривала. Больные начинали хорошо есть, переставали говорить, что еда — г...о, а врачи — ужас один. (Смеётся.) Доктора ко мне подходили: «Тамара, что ты с ними делаешь? Слушай, тебя терапевтом надо взять к нам».
А однажды я знаешь какую штучку устроила? (Смеётся.) В очередную больницу пришла: «Володенька, что я тебе приготовила!..» И достаю трусики. Я их смастерила из своего потрясающего японского сарафана, не умея шить. Сарафан был цвета чайной розы — красоты невероятной... И я всё думала: как бы мне так выкроить, чтобы на двух половинках были розочки? Чтобы, если он встанёт и пойдёт, розочки — бух-бух-бух...
И вот я Володе показываю сшитые для него трусы, а он: «Лапуль, ты за кого меня принимаешь вообще?! Ты кому сшила?» Я: «Володька! Утром придёт медсестра, скажет: «Владимир Николаевич! Доброе утро, будьте любезны, укольчик». А ты отвернёшь простыночку и скажешь: «Мариночка, так как я не могу выйти в цветочный магазин, наслаждайтесь пока этой розой». Девчонки-медсёстры подыхали со смеху. И он тоже. Володя мне потом говорил: «Ты что наделала, паразитка! Ко мне со всей больницы приходят: «Владимир Николаевич, покажите трусы!»
Когда Володька дома лежал, я, чтобы он в телик не смотрел, приучила его к классической музыке. Сначала он говорил: «Да уйди ты, ей-богу, не буду я эту симфонию слушать». А я ему (говорит очень вкрадчиво): «Володенька, пожалуйста...» И уломала. Потом муж сам говорил: «Слушай, лапуль, что-то я неважно себя чувствую. Музычку поставлю». Включал, глазки закрывал... 40 минут проходило — другой человек. Глаза другие... «Слушай, как я отдохнул!» Я бесконечно пропадала в магазине «Мир музыки» на Садовом — все девчонки, заведующая меня знали и домой звонили: «Тамарочка, появилось то-то, мы отложили вам».
Потеряла сына
— Благодаря Вам Владимир Николаевич прожил вместо месяца 17 лет. А вам-то самой каково было в тот период?
— (Грустно улыбается.) Я была одна, разрывалась... Вообще никого рядом — ни-ко-го. Денег ни копейки. Всё по нулям и больной Володька... Включала музыку на полную громкость и душу отводила — выла в ванной. Или на пустырь, чтобы никто не слышал, выходила и орала...
Домой возвращалась всегда с улыбкой. А как иначе? Показывать своё состояние нельзя. Однажды пришла с подарком: «Так, Володя, смотри, с кем я!» Достаю из куртки комочек пушистенький: «Когда я ухожу в магазин тебе всякие вкусности покупать, вот тебе дружочек, который научит тебя улыбаться».
— Щенок?
— Котёнок! Как я вообще выжила тогда, не знаю. Я приходила в больницу, а Володя: «Лап, умоляю, не надевай эти джинсы. Ты такая худая в них». Я: «Володенька, хорошо!» Юбку в пол стала носить. Я же весила 43 кг. Не ела ничего — всё Володьке отдавала. Чтобы повкуснее ему было. Он ест и спрашивает: «Лапуленька, а ты?» — «Володенька, я не хочу». Я тогда курила. Сигарета и чашка кофе — вся еда. Завтрак — чашка кофе и две сигареты. И вперёд, и пошла...
— Как же вы выходили из положения?
— На рынки продовольственные ходила и поглядывала, где что подешевле. Тётки все меня там узнавали. Они такие хитрые, такие тактичные, особенно белоруски. Не просто говорили: «Возьми вот это», — а издалека начинали: «Слушай, Тамар, а твой муж любит то-то?» Я: «О да!» — «Ой, Тамарочка, разреши его угостить, а? Ну пожалуйста! Смотри, какие у нас молочные и мясные изделия... Скажи ему, от такой-то вашей поклонницы». Я беру все эти подношения, домой прихожу: «Володя, тебя вот угостили». Он как начинает меня ругать: «Томуль, как тебе не стыдно, ты зачем это берёшь?!» — «Володя, это не мне. Это тебя угостили. Тебя! Ты попробуй, не обижай женщин». Я потом этим продавщицам сказала: «Бабоньки, миленькие! Я вас очень люблю, но, пожалуйста, не надо мне дарить ничего. Я сама сколько смогу, немножечко, но куплю, ладно? Володька очень ругается». — «А чего это он ругается? Да ты его обмани!» — «А я всё равно проговорюсь». Я такая балда — с потрохами тут же через 5 минут себя выдам. Не умею врать. Недостаток страшенный.
— Насколько я знаю, однажды ради кино вам пришлось принести страшную жертву...
— Я никакой жертвы не приносила, так просто получилось... Я в проточных ледяных водах снималась в картине «Инженер Прончатов». Это категорически нельзя при беременности. Потеряла сына...
— Тамара Петровна, я смотрела телепрограмму, как вам делали ремонт в одной из комнат. Вы тогда признались, что в течение нескольких лет не хотелось ни убирать, ни ремонтировать ничего.
— Ничего не хотелось... Абсолютно. Потому что не могла никак понять, что я в квартире одна. Вхожу, говорю: «Привет, ребята». Ребята — это Володька и кошка. И вдруг никого нет... Знаешь, как в песне: «Крикну, а в ответ тишина...»
— И тем не менее я вас недавно видела на съёмочной площадке — вы всегда бодрая, озорная, весёлая...
— Как режиссёр Лариса Шепитько говорила, «живу на скудеющем чувстве юмора». (Смеётся.) А кто мне ещё поможет? Без юмора ни-ку-да... Я не позволяю себе раскисать. Это преступление.
Читайте также: Лариса Шепитько: история восхождения и прощания
