В памяти миллионов зрителей Луспекаев остался таможенником Верещагиным из «Белого солнца пустыни» — и барственным, и в то же время мятежным и твёрдо уверенным, что своих в беде не бросают.
Он ушёл в 43 года. Поэтому и осталось после него так мало — пара десятков фильмов: «Тайна двух океанов», «Три толстяка», «Белое солнце пустыни», «Республика ШКИД». Да и в этих немногих роли порой приходилось сокращать.
Торопился жить
— В быту это был человек очень темпераментный — сказывалось смешение кровей. Мать — донская казачка, отец — армянин, — вспоминает актёр Олег Басилашвили. — Мы с Пашей служили в одном театре — ленинградском БДТ, жили на одной лестничной клетке. И были очень близкими приятелями. Друзьями я бы нас не назвал — слишком уж мы были разные. Паша — яркий, немного богемный, всегда бурно радующийся жизни. Это проявлялось и в общении с друзьями, и в застольях, и в отношениях с женщинами. Но во всём, что касалось театра, он был крайне пунктуален. Прийти в театр меньше чем за полчаса до начала репетиции считал для себя позором.
Всё то, что Луспекаев сыграл в Большом драматическом театре — а сыграл он немного, — было на грани гениальности. Он торопился жить, торопился играть. И переживал из-за того, что многого уже не успеет. Паша, к примеру, мечтал сыграть Отелло. Рассказывал мне, что понял, как Отелло убивает Дездемону: он её душил не руками, а поцелуем. Такая смерть в любви. Он мечтал о роли Бориса Годунова. Как-то долго объяснял мне, что монолог Годунова «Достиг я высшей власти...» — это не просто слова, а разговор с Богом, который, как простой собеседник, сидит рядом с царём.
Когда стало ясно, что после операции Паша не сможет работать в театре, Товстоногов подошёл ко мне и сказал: «Ну вот. Мы лишились гениального артиста!»
Семечки вместо наркотика
Болезнь Луспекаев переживал очень тяжело. Да и заболевание было страшное — сказалось военное прошлое. Его родной Луганск оккупировали немцы.
16-летний Паша сбежал к партизанам. Как-то в разведке он был вынужден несколько часов пролежать в снегу, сильно обморозил ноги. Обморожение напомнило о себе, когда Луспекаеву исполнилось 30. Началась гангрена ног. Врачи до последнего тянули с операцией. Но ампутации избежать так и не удалось. Сперва отняли пальцы на одной ноге, потом — на другой. Затем настала очередь ступней.
Рассказывает Олег Басилашвили:
— Боль, которую он испытывал, была непереносимой. Его спасали уколы. Кололи ему пантопон (потом Луспекаев запишет в дневнике: «В течение суток вколол около 16 кубиков. Я погряз в этой мрази и хочу, чтобы побыстрее наступил конец». — Прим. авт.). В конце концов Паша, запертый болезнью в своей квартире, почувствовал, что постепенно превращается в наркомана. А он не хотел умирать — он страстно желал вернуться в театр. Однажды, сидя на своём диване, уже после ампутации ступней, он сказал мне: «Знаешь, я иногда вижу, что стою на сцене. Занавес ещё закрыт. А там, по ту сторону, шуршит, шумит зрительный зал. И вот наконец последний звонок. Колечки на занавесе начинают расходиться, стукаясь друг о друга. Я чувствую это так ярко, словно всё происходит на самом деле. И я всё равно на неё вернусь!» И этими культяшками — без ступней — начал плясать по полу, демонстрируя мне и прежде всего себе, что ещё встанет на протезы и продолжит работу.
Именно жажда работы помогла ему преодолеть начинавшуюся наркотическую зависимость. Он понимал, что уколы снимают боль, но при этом разрушают его. И перестал колоться. Пашина жена Инночка приносила с базара мешок семечек. Он сидел, сложив ноги по-турецки, на своём диване, грыз семечки, чтобы таким образом отвлечься и заглушить боль. Всё вокруг было усыпано шелухой. Но уколы больше не требовались.
Вот только боль не отступала. В «Белом солнце пустыни» он играл исключительно на силе воли. Паша настоял на том, чтобы во всех сценах драки на корабле снимались без дублёров. В то время он ходил на специальных металлических протезах. Работать же надо было на качающемся корабле, где палуба постоянно уходит из-под ног. А до корабля ещё надо было дойти — несколько километров по тяжёлому песку, в котором вязли колёса машин, не то что ноги. Лишь в одной сцене его заменил каскадёр — там, где Верещагин ногами сталкивает бандитов в воду.
«Белое солнце» принесло Луспекаеву оглушительную славу. Но в фильмы его по-прежнему приглашали редко — режиссёры боялись, что он не сможет довести работу до конца. Луспекаев переживал страшно. Как вспоминает актриса Татьяна Ткач, Павел мечтал о роли генерала Чарноты. Но его забраковали — всё из-за тех же ампутированных ног. Вместо него утвердили Ульянова. А Луспекаев звонил Татьяне, огорчённый: «Неужели они действительно променяли Луспекаева на Ульянова? Скажи им, что только я смогу ходить по Парижу в кальсонах!»
