Владимир Полупанов, АиФ.ru: Дима, ты с 5 лет занимаешься музыкой. У тебя детство полноценное было?
Дмитрий Маликов: Смотря, что подразумевать под «полноценным детством»...
— Было ли у тебя свободное время для детских развлечений?
— Меня в музыкальную школу отдали в бессознательном возрасте, поэтому единственное, о чём жалею, что не занимался в детстве спортом — хоккеем или футболом. Потому что таких навыков, которые ты, например, получил в спорт-школе, очень не хватает в зрелом возрасте. Это то же самое, что пытаться научиться играть на пианино в 20-30 лет. Можно, конечно. Но ты уже не будешь играть так, как если бы начал заниматься с 5 лет. Поэтому детство у меня было нормальное, советское... У нас было не так много развлечений. Но вместе с тем, не могу сказать, что я скучал. Общались, прыгали по гаражам — всё, как у всех нормальных детей.
— А помнишь свой самый хулиганский поступок?
— Помню. Он подлый. Я подставил подножку одному мальчику в школе, и он разбил себе голову. Почему я это сделал — не помню. Но он мне потом тоже, как следует, врезал. Мы квиты, но до сих пор переживаю.
— А самая большая авантюра в твоей жизни?
— Наверно, то, что начал петь. У меня это произошло случайно. Я не планировал. Володя Пресняков меня к этому немного подтолкнул и послужил примером. Мы с ним начали дружить, когда мне было 5, а ему 7 лет. И вдруг он в 12-13 лет стал популярным. Меня это «задело». Папа всегда агитировал меня за то, чтобы я стал пианистом. Но я в какой-то момент у меня стали получаться песни. Одну из них исполнила Лариса Долина, «Самоцветы» тоже спели «по блату» (ведь мой папа был руководителем группы). Надо сказать большое спасибо всем, кто тогда работал в «Самоцветах». Они правильно к этому отнеслись. Не капризничали, не отказывались и не говорили моему отцу: «Чего это ты своего сынка тащишь?» Может быть, и песни были не совсем уж плохие. Хотя первые мои песни, конечно, нельзя назвать удачными. Они никуда не пошли, в том смысле, что не крутились на радио, их пели только на концертах. А для некоторых моих песен не нашлось исполнителя. И мне пришлось попробовать самому. Вроде бы, не Бог весть, какой голос, но сочетание музыки, слов, исполнения и внешнего образа, скорее всего, совпали. Но это была в определенном смысле авантюра. Я не планировал себе такой судьбы.
— А сегодня следишь за тем, что происходит в популярной музыке?
— Слежу. Мне нравится, например, что делает Дэвид Гэтта. Последний год я занимался исключительно инструментальной музыкой. И всем зрителям, которые ко мне придут на концерт в день юбилея, подарю свой новый альбом, который называется «Кафе Сафари». Поп-музыка, увы, стала меня удручать. Поэтому ищу источники вдохновения в других жанрах, переключаюсь на классическую и инструментальную музыку.
Музыки сегодня стало так много, что она распалась на многообразные виды, поджанры и форматы, и, конечно, всё охватить невозможно. Просто не успеваю. Думаю, что и зрительский интерес падает, потому что слишком много информации. Когда я начинал, было всего несколько исполнителей на слуху: Пресняков, «Ласковый май», Белоусов... Пару десятков имен. А потом их стало 100, а сейчас тысяча. Люди не успевают на всё реагировать. Это большая проблема и для артистов, и СМИ, которые транслируют музыку. Не удаётся привлечь внимание. Поэтому у артистов и возникает потребность удивить любой ценой. Отсюда и большое количество фриков. Просто музыкой удержать внимание сегодня уже не удаётся. Это связано даже не столько с качеством музыки. Зрителю нужно не просто красивое пение, а чтобы ещё и в 3Д-формате.
— А, может быть, в эту сферу перестали стремиться личности? Помельчали люди?
— И внимание рассеивается, и артистов интересных стало меньше. Плюс, когда человек взрослеет, у него меняются приоритеты. Семья, дети, бытовые заботы и т.д. Он, в принципе, теряет интерес к музыке.
— Ты сейчас говоришь про нас с тобой или поклонников?
— Про поклонников. И про наш с тобой возраст. Мы ведь в подростковом возрасте хотели взять в руки пластинку, послушать целый альбом. Наши дети сегодня мыслят не альбомами, а отдельными песнями. И если мы музыку записывали, коллекционировали, то нынешним потребителям достаточно послушать песни в Сети и забыть их тут же. Плюс ко всему, получило мощное развитие такое направление, как караоке. В принципе, большинство телевизионных музыкальных программ — сплошное караоке. В них артисты просто перепевают чужие песни. Особенно на новогодние праздники. Увы, телевидение диктует нам, артистам, свои условия. Нам открыто говорят: нам неинтересны ваши новые песни. Старые песни мы можем использовать в определённом формате, например, чтобы ваш старый хит спел кто-то другой, а вы тоже споете чужую песню. И если ты отказываешься это делать, тебе просто говорят: «До свиданья». И приглашают другого артиста.
Всё это, конечно, обрубает крылья и отбивает желание творить. Тебе сегодня приходится сильно думать: как прийти к людям, с чем и где. Молодёжь радио не слушает. Радиостанций, которые могут раскрутить твою песню, очень мало. Поэтому основная проблема сегодня: как талантливому человеку доставить своё творчество до потребителя. Интернет с одной стороны помогает, с другой — навязывание, скорее, отпугивает. Если ты видишь в интернете рекламный баннер, призывающий послушать нового исполнителя или купить что-то, это, скорее, раздражает, нежели призывает кликнуть на него. Хочется отключить.
— Всё, о чём ты сейчас сказал, оказывает влияние на музыку?
— Конечно. Телевидение сегодня требует не музыку, а шоу. Поэтому сейчас для того, чтобы артисту обратить на себя внимание публики, нужна большая концентрация таланта, либо скандал. Если мы говорим о российской музыке, то сегодня в ней лидирует два направления (ни к тому, ни к другому я не имею отношения). Одно — это клоунада, типа группы «Ленинград» или Верки Сердючки. Это такой музыкальный вертеп. Я бывал на концертах Андрея Данилко, и могу сказать, что получал удовольствие. Особенно такой действо воспринимается, если ты немного выпил и уже весел. «Ленинград» — это такая социальная буффонада, при этом Шнур затрагивает довольно серьёзные темы, как в песне: «Злая певица Земфира желает нам всем добра...». А второе направление — истерическое агрессивное пение... Ирина Аллегрова, Григорий Лепс — люди с хорошими вокальными данными. На этом же построено всё караоке.
— Это эволюция музыки или её стагнация?
— Скорее, стагнация. Всё чуть-чуть буксует. Хотя в этой стагнации есть талантливые артисты и хорошие песни. Но в целом, область не на подъёме.
— Может, лучшие времена для музыки уже в прошлом?
— Конечно, такого внимания к музыке, артистам, как было в 60-е, 70-е и 80-е, уже не будет. Музыка стала чем-то второстепенным, фоном, как в кино. И даже в кино музыка стала какой-то заштампованной. Написать красивую мелодичную музыку для кино просто не дают продюсеры. Потому что она должна сопровождать кадры и не отвлекать зрительское внимание.
— Ты постепенно стал переходить на «тренерскую работу»...
— Намекаешь на просветительский проект «Уроки музыки», которым я занимаюсь уже два года? Я играющий «тренер». Этот проект благотворительный, для детей это всё бесплатно. Я проехался с мастер-классами уже в 90 городах, и ещё поеду в 10-20 городов. Он вдохнул в меня новый смысл. У меня есть партнёр (один известный банк), руководству которого я рассказал, что хочу поехать по стране и передать детям опыт. Меня поддержали финансово и организационно. Я даю возможность детям выйти со мной на сцену и вместе что-то сыграть. Хочу своим примером показать, как важно заниматься музыкой. Когда есть какие-то насущные проблемы (нужен ремонт в классе, инструмент какой-то, стипендии талантливым детям)... для этого у меня есть отдельный бюджет. Эта миссионерская деятельность возникла в моей жизни естественным образом. Проект очень правильный, и реакция на него позитивная. Делаю я это не для пиара. А просто потому, что, видимо, пришло время делать такие вещи. Потому что нет ничего более эфемерного, чем поп-слава. С возрастом все-таки хочется уже менять форму существования в профессии.
— В свои 45 лет чувствуешь «ретро-исполнителем»?
— Не то, что я чувствую. Возраст к этому подталкивает. Меня приглашают в программы, типа «Звёзды Ретро ФМ», «Дискотека 80-х и 90-х». И я с удовольствием пою там и «Золотые косы», и «Кортеж» и «До завтра». Конечно, сегодня эти песни кажутся наивными. Но когда я их писал, и время было другое, и мне было 19 лет. В 45 лет на полном серьёзе петь ТАКОЕ, конечно, неправильно. Но я не вижу в этих песнях ничего плохого. При этом не цепляюсь за свои старые заслуги, но и не отмахиваюсь от них. Я на сцене уже 27 лет. Это очень много. Поп-музыка всё-таки — удел молодых. Поэтому я хочу идти дальше.
— То есть молодёжью себя уже не ощущаешь?
— Ощущаю себя мужчиной в полном в расцвете сил (смеётся).
— Твоя дочь уже вышла из возраста, когда смотрят «Спокойной ночи, малыши». Для тебя ведение этой программы — тоже миссионерство?
— Это просто очередная страница. Я приобрёл, работая в этой программе, актёрские навыки, она и память развивает, так как там нет суфлеров и приходиться текст учить чуть ли не наизусть. В своё время я снялся в кино «Увидеть Париж и умереть». Перевернул эту страницу и пошёл дальше. Участие в «Фестивале света» — тоже очередная творческая страница. Была в моей жизни рекламная страница — я рекламировал шампунь.
— Сегодня не предлагают рекламных контрактов?
— Почему же. Не могу похвастаться контрактом с крупным брэндом. Но в прошлом году мы всей семьей приняли участие в рекламной космании одного из столичных торговых центров. Вообще, сейчас российский рекламный рынок сильно просел, уходят многие западные рекламодатели. Если ты обратил внимание, даже уличных рекламных биллбордов стало мало.
— Почти половина твоей жизни прошла в советское время. Не ностальгируешь по каким-то вещам из советского прошлого?
— Нет. Потому что тогда я не совсем понимал, что происходит. Был слишком юным и жил в своём мире. Мне особенно не по чему ностальгировать, разве что по детству, по ярким детским впечатлениям. С 88 по 92-й, когда ко мне пришла первая популярность, в стране происходили глобальные изменения, которые меня почти не коснулись. Билеты стоили 3-5 рублей. Всем это было по карману. Я объездил с гастролями всю страну, и по тем временам зарабатывал очень много. Но потом произошла деноминация, девальвация рубля, и эти деньги просто превратились в труху. Единственное, что я купил — это музыкальные инструменты. Когда тебе 19-20 лет, ты не думаешь о том, чтобы как-то приумножить капитал, вложить куда-то деньги, а родители мне не дали дельного совета. Но с другой стороны, если бы в тот момент я правильно распорядился деньгами (купил, например, несколько квартир в Москве), то, может быть, это отбило у меня желание и стимул работать.
— Как ты воспринимаешь то, что сегодня происходит со страной?
— Я считаю, что мир вступил в фазу не комфортную для жизни людей, но, как это ни страшно звучит, естественную. Всегда периоды мира сменялись периодами войны. И всегда находится тот, кто не доволен сегодняшним положением дел. Всегда находится повод для конфликта. Не все соглашаются с тем, что кто-то хочет единолично определять мировой порядок. И когда кто-то поднимает голову, в данном случае — мы, по этой голове бьют. Если посмотреть историю, то всегда у какой-то большой державы какая-нибудь страна поменьше пила кровь. У Индии — Пакистан, у Южной Кореи — Северная и т.д. Я не очень в этом разбираюсь. Но понимаю, что есть определенные силы, заинтересованные поддерживать нестабильную ситуацию. Наше поколение такой ситуации ещё не переживало. Поколение, жившее до нас, пережило — была война. Будет ли большая война сейчас — непонятно. Не дай Бог, конечно. Но предпосылки к этому есть. Обстановка очень напряженная. И мне кажется, что силы, которые расшатывают мировой порядок, не отдают себе отчёт в том, что можно так расшатать лодку, что самим не поздоровиться.
Конечно, хочется прожить жизнь в мирной комфортной обстановке, занимаясь любимым делом. Но этот год и следующий для всех будут очень тяжёлыми. Я не вижу, что есть какие-то возможности, чтобы договориться. У всех разные интересы. Помню, несколько лет назад Кондолиза Райс сделала заявление: мол, чего это Россия такая большая и такая богатая на ресурсы? Почему только ей они принадлежат? Тогда это прозвучало дико. А сейчас такие заявления становятся тенденцией, и кто-то привыкает к таким мыслям. Зачем-то пытаются переписать историю, связанную со Второй Мировой войной. Мы вдруг слышим какие-то дикие заявление, на которые, даже не знаю, как реагировать. На Украине поменялось отношение ко Дню Победы. Это же абсолютно дико.
— Понимаю твою точку зрения, но я её не совсем разделяю. Во-первых, я не вижу в нём антироссийской подоплеки. Я люблю кино многослойное. И пытаюсь разобраться в нюансах психологии человека. Мне этот фильм напомнил ленту моего любимого Ларса фон Триера «Рассекая волны». Во-вторых, во всякой мудрости много печали. Действительно особой любви к героям «Левиафана» не испытываешь. Но не потому, что они отрицательные. Все-таки Звягинцев говорит нам о двойственности человеческой натуры. О чём говорит и Достоевский. В принципе, об этом вся великая русская литература. В каждом из нас и ангел, и дьявол. Этот фильм вышел, когда обстановка вокруг очень накалена. Естественно, что мы очень болезненно относимся к отрицательному взгляду на самих себя. Звягинцев и сам говорит, что его фильм — это зеркало, в которое не очень хочется смотреть. Надеюсь, что западная публика видит в «Левиафане» не политический подтекст, а кинематографические плюсы. Как и многие, я увидел логические несостыковки в фильме, но мне, например, абсолютно понятна измена жены главного героя. Ей нужно самоутвердиться на фоне той безысходки: муж бухает, приёмный сын её не приемлет, дом отбирают. Другое дело, что мне не очень понятно, что её толкает к самоубийству. Вроде бы муж простил её за измену. И совсем уж жизненной катастрофы не произошло. Вот это нелогично. А еа измена логична. Об этом и фильмы Ларса фон Триера. Женщины иногда сами не могут объяснить, почему они так поступают. Мне не понравился образ священника, который получился очень трафаретным. Но, мне кажется, что Звягинцев против веры ничего не имеет. Он имеет вопросы к людям, которые на костях строят храмы. И вопрос Звягинцева в том: а нужны ли такие храмы?
— Но измены свойственны и мужчинам.
— Конечно. В каждом из нас это есть.