Александр Ширвиндт: я влюбился в корову и попутно в будущую жену

Постоянство — редкое качество для актера. Только не для Александра Ширвиндта. С 1957 года — преподает в Щукинском училище. С 1970-го — актер, а с 2000-го — худрук Московского театра Сатиры. Но главное — в 1951 году он познакомился с будущей женой Натальей Белоусовой. И больше уже с ней не расставался... 

Статья по теме

Александр Ширвиндт: хотелось бы совмещения шикарных ног и интеллекта

Даже странно, что на экране он бывал «бабником». Что прославившаяся книгой об Андрее Миронове актриса Татьяна Егорова «прошлась» и по Александру Ширвиндту, вытащив на свет белый его увлечения. Наверное, по нему сохли поклонницы. Скорее всего, встречали у театра, провожали до дома. Он же всегда утверждал, что испортил жизнь только одной женщине. «К сожалению, однолюб», — иронизирует Ширвиндт. «К моему счастью», — парирует супруга. 

Александру Анатольевичу и Наталье Николаевне повезло родиться в интеллигентных семьях. Его родители были связаны с театром и музыкой. Она — внучка главного архитектора Москвы Семенова, который спроектировал поселок НИЛ для творческих людей. Там, на подмосковной даче, Саша и Наташа и познакомились. Несколько лет дружили. Писали друг другу письма, скучали, переживали. Пока однажды Кис не принес Татке бумажный сверток в десять слоев. Она развернула. А там — белоснежная сирень! 1957 год. Январь! Откуда? Оказалось, начинающий актер уломал сотрудниц Ботанического сада — они приняли близко к сердцу ситуацию жениха. И была свадьба, и жизнь в большой коммуналке Ширвиндтов, и рождение сына... 

Он стал известным актером, она — успешным архитектором. Дальше — все так или иначе известно. О себе и близких актер написал несколько книг. В названии и содержании каждой — ирония, юмор, шутки. Без них это был бы уже не Ширвиндт.

Статья по теме

Михаил Державин: «Думал, до восьмидесяти не дотяну»

А вот как рассказывал Александр Анатольевич о любви и семье много лет назад, когда не было еще сумасшедшей моды на книжные мемуары. Мы встретились с ним тогда в его гримерке Театра Сатиры, которую он всю жизнь делил с другом Михаилом Державиным...

— Любовь — это привычка. Он нужна. Латиняне говорили: «Консуетудо эст альтера натура». Я в школе учил латынь. Это была образцово-показательная школа, где на нас пробовали все, в том числе и латынь. «Привычка есть вторая натура». Любовь — это привычка, которая становится натурой. 

Любимая женщина должна уметь готовить фаршированную рыбу, гречневую кашу и вареный лук. Больше ничего не должна. Хотелось бы, чтобы она была не очень черная. Беленькая такая. Шатенка. Но не жгучая брюнетка.

Статья по теме

Разговоры о жизни. Дружба, любовь и одиночество Лидии Смирновой

Я влюбился впервые не в девушку, а в корову. У моей будущей жены на даче была корова. И я обожаю молоко до сих пор. А женился потому, что меня этим молоком угощали. Я влюбился в корову и попутно в будущую жену. Как только я женился, корову отняли. Советская власть. И вот я остался с женой, без коровы. И до сих пор мы живем без коровы. Сейчас вот появилась какая-то маленькая надежда... Если б было чем кормить, я бы купил корову. Чтобы замкнуть круг своей влюбленности. В кино я был влюблен в Лидию Смирнову. Когда я учился в 8 или 9 классе и жил рядом с Михал Михалычем Державиным у Никитских ворот, в старой Москве, то всегда ходил после школы в Театр киноактера на улице Воровского. Часами стоял и ждал, когда появится Смирнова, давал ей какие-нибудь полцветочка. А сэкономленные от завтрака деньги тратил на ее фотокарточки и просил подписывать.

А с женой... Это было так давно. Она училась в восьмом классе, а я в девятом. Учился очень плохо. Больше делал вид... А она обращалась ко мне за помощью — задача какая-то вечная была. И я был в полной панике. Искал всегда отличников, которые практически за нее «заканчивали» школу. Потом она случайно где-то... Не она, а мой сын наткнулся на плохо спрятанный мой дневник, и понял, что все, что мы ему говорим, как надо учиться и т.д., — туфта. Этот дневник сыграл плохую роль в воспитании моего сына.

Мы тогда ухаживали как-то по-другому. Катались на катке, например. Но это был атрибут, необходимость: «Догони, догони...» На лодке плавали по прудам. Танцевали под патефон на даче. Один раз в месяц были какие-нибудь бальные вечера, девочки танцевали с... девочками. Стеснялись и боялись. А я не очень стеснялся. Это были падеграс, падепатинер...

Я не понимаю слова «счастье». Довольство — это не счастье. Счастье — это все-таки какой-то атрибут глупости. Человек, который более или менее что-то думает и переживает, счастлив не бывает. Он бывает доволен, ему кажется, что он счастлив. Тут начинают подключаться другие органы чувств типа мозга и т.п. И счастье тут же рушится.

У нас профессия такая, что мы нос в нос не сидим. Гастроли, кочевая жизнь. Приезжаешь — вдруг что-то новое? Обрадуешься... А потом успокаиваешься: все то же самое.