- Театральные мэтры сетуют, что у молодых актёров сегодня — доллары в глазах, а понятия «театр-дом» для них уже не существует.
— Я москвич и люблю не только архитектуру, но, так сказать, и то, что внутри, то, что прячется за московскими стенами. Это способ жить вместе, по-коллективистски, по-дружески. Театр — редкое место, где Искусство может соединить людей, но для этого он сам должен быть родным «нашим домом» — и для зрителей, и для актёров. Вспоминаю неповторимый «Наш дом» с трепетом и благоговением — там не только возникали «убойные» спектакли, на которые ломилась вся Москва, но и была чудодейственная атмосфера студийного братства, бессребреничества, лихая свобода и доброта переплетались со служением Высшему. Разве можно отказываться от такого счастья?! Что же касается долларов в глазах у молодёжи… Хочется, чтобы Артист получал за свой труд достойно. И это не противоречит служению Высшему. Но у нас сегодня всё то же, что и в обществе, — есть богатые, есть бедные… Бедных значительно больше. У нас, я бы так сказал, есть театры-олигархи и есть театры — нищие, театры-бомжи. Причём «олигархам» государство помогает грантами и субсидиями, а нуждающимся — шиш. Как и везде.
- А что вы говорите актёрам, которые из-за московских пробок задерживают спектакль?
— Нет и нет. Умри, но приди вовремя. Такое уж у нас дело — требует живого участия. Поэтому никакие аргументы не принимаются. Знаешь, что пробки в Москве, — значит, выходи загодя, имей ответственность. Даже болезнь — недостаточное основание для срыва спектакля. Играй с температурой! Сцена — это фронт, а актёр — это боец на фронте. Не вышел — значит, дезертир. Больной актёр — плохой актёр, а больной режиссёр хуже больного актёра. Не болеть — входит в нашу профессию. Поэтому кутайся в шарфы, чтобы не простудиться. Cледи за собой. Ведь отмена спектакля есть преступление. Перед зрителями. Перед Богом, наконец.
- Ну а если несчастный случай?
— Сами определили: этот случай будет несчастьем.
- К следующему сезону ваш театр обретёт новое пристанище?
— Да, счастье близко. Открытие нового помещения — цель жизни, я к ней шёл начиная с 60-х гг. Конечно, потребуется новая репертуарная политика, ведь скоро мы начнём работать на двух сценах. Новый большой зал на 300 мест и старый — на 100 — это уже совсем другая история театра начнётся. Но мы не замерли в ожидании. Уже сейчас готовимся к «новоселью» — началась работа над двумя постановками, в основе которых два великих автора — титаны литературы ХХ века Борис Пастернак и Владимир Маяковский: откроемся «Слепой красавицей» и «Новой мистерией-буфф» одновременно. Далее пьесы современных драматургов-«классиков»: «Будь здоров, школяр» Булата Окуджавы и «Знаки» Александра Кабакова — мощные и глубокие по своему осмыслению картины нравов и современной жизни. В общем, откроется занавес — и мы полетим к небу.
- Какие пьесы актуальны сейчас для московского зрителя?
— Мои последние премьеры — «Носорог» Ионеско, «Живой труп» Толстого. Приглашённые режиссёры поставили «Входит свободный человек» Стоппарда, «Полицию» Мрожека и «Конец игры» Беккета. Все эти вещи, разные по жанрам и формам, объединяет тема защиты личности в её многозначных и противоречивых изъявлениях, попадающих в контекст реальной истории с её катаклизмами, кровопролитиями и метаморфозами. В этом плане ничего не изменилось и измениться не может. Моя «платформа» — прежняя, зиждется на противостоянии пустоте и интересе к психологии человека как носителю огромного духовного мира. Сегодня быть верным этой традиции и означает быть «авангардистом», ибо такие подходы становятся, к сожалению, редкостью.
Наша справка. По данным Департамента культуры, сегодня в репертуарных театрах Москвы работают 3,7 тыс. актёров. Среди них молодых (до 35 лет) только 800. За последние 15 лет произошло заметное «старение» театральных трупп. Ежегодный приток молодых актёров в каждый московский театр составляет в среднем лишь 1-2 чел.
Марк Розовский: «Мне довелось пережить не только закрытие театра» 
Александр Лазарев: «Наш семейный рецепт – меньше есть» 
Валерий Гаркалин: «Хотелось показать зрителю молодых актеров» 
