Никита Михалков: у меня нет врагов. И Ксюша мне не враг!

Мировая премьера нового фильма Михалкова «Солнечный удар» на днях состоялась в столице Сербии, а сейчас его картина выходит в широкий российский прокат.

Эйфория отрезвления

Сергей Грачёв, «АиФ»: Никита Сергеевич, ваша картина выходит в прокат, минуя мировые кинофестивали и конкурсы. Никуда не взяли, не пригласили?

Никита Михалков: Я посылал фильм на Венецианский фестиваль, но ее не взяли ни в конкурсный, ни в информационный показ. Может я очень самонадеян, но мне не верится, что уровень картины настолько плох, что она не могла быть показана на этом фестивале. Ну не нравлюсь вам я или моя работа, так покажите фильм журналистам и критикам. Пусть они разорвут меня, скажут, что я снял бездарное кино! Это тоже решение. Но мне отборочная комиссия не ответила вообще! Я могу завышать свою значимость, но если человек дважды получал призы в Венеции, то можно придумать хотя бы формальный повод для отказа. Есть же какие то приличия! Я принял всю эту ситуацию с удовольствием. У меня развеялись все сомнения, которые были по поводу хваленой европейской справедливости, по поводу отсутствия политики в спорте и в искусстве, о чем так любят рассуждать зарубежные коллеги. Как говорит один мой друг генерал: «не надо бабушку лохматить».

У меня нет обиды, а есть удивление. Если твоя позиция, выраженная в фильме, становится главной причиной, по которой этот фильм европейская комиссия отказывается показывать зрителю, то о какой вообще цензуре в России нам рассказывают?! Я вспоминаю фразу одного диссидента из восточной Европы после падения Берлинской стены. Он сказал так: «все что социалистическая пропаганда рассказывала нам было ложью, но то что она говорила про капитализм оказалось чистой правдой». И это действительно так. Это именно у них настоящая цензура. И самое противное, что она трусливая и молчаливая.

Но все что ни делается, к лучшему. Я рад, что мировая премьера состоялась в Сербии, а российская в Крыму и Севастополе. В этом есть очень важный символический смысл. Именно Сербия во время гражданской войны приняла десятки тысяч русских воинов. Именно Крым стал для них последним российским берегом.

— Когда вы начинали работу над фильмом, Крым еще не был российским...

— Я мог бы надуть щеки и сказать, что я такой умный и все предвидел. Кто-то, наверняка, будет писать, что эта картина заказ Кремля или тому подобный бред. Все не то. Просто часто бывает так, что художники в своих работах интуитивно опережают время. Я убежден, что моя картина «12» заглянула далеко вперед. Что фильм «Утомленные солнцем-2» вышел лет на восемь раньше времени. Так и с «Солнечным ударом»... Человек художественного мышления способен интуитивно ощутить движение времени, предвидеть возможные последствия этого движения. В моем фильме расставлено довольно много видимых и невидимых реперных точек, которые могут помочь зрителю попытаться ответить на вопрос «почему случилось то, что случилось в начале 20 века?», и «что нужно сделать, чтобы подобного с нами не произошло в начале 21 века?».

— Начало и прошлого, и нынешнего веков для России связано с серьезными переменами. Меняется в том числе и настроение людей. Что, по-вашему, в наибольшей степени способствовало этому? Что изменилось?

— Изменилось очень многое. А главное — то, что вольно или невольно совершили Горбачев и Ельцин, со временем стало пониматься как преступление. Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии — писал поэт. Наша искренняя эйфория, с который мы приняли перемены, надеясь на то, что за ними счастливое будущее, сменилась на тяжелейшее разочарование. Но, слава богу, отрезвление пришло не так поздно. Сегодня меняет вектор, настроение общества. Огромное количество русских людей сегодня с надеждой смотрит в будущее. И это меняет самосознание народа, повышает чувство самоуважения и ответственности. И самоуважение это растет не от того, что мы живем в огромной стране, обладаем невероятными богатствами и у нас есть ядерное оружие, а от осознания того, что у нас есть великая истории и великая культуры. Надежда для русского человека очень важна, и, слава богу, что за последние два-три года она появилась. Но к этому был долгий путь полный проб и ошибок. В том, что произошло на Украине во многом наша вина. Вина в том, что мы по своей славянской наивности и лени думали: «Куда, мол, от нас денутся украинцы. Мы к ним в гости ездим, они к нам. Есть сало, есть горилка. Они шутят про москалей, мы шутим про хохлов. Все хорошо!» Мы были убеждены, что нас с Украиной поссорить невозможно. А между тем. Все эти годы, каждую минуту с украинцами работали, меняли их менталитет. 

— Может, вы знаете, кто с ними работал?

— (Удивлённо.) Как это кто?! Американцы работали! Они делали и делают огромную кропотливую работу. Американские специалисты, которые всем этим занимались, очень хорошо знают историю. Отлично понимали и понимают как это делается, они знают слов Бисмарка, например, который говорил о том, для того чтобы ослабить Россию, надо разделить ее с Украиной. Это системная рутинная работа, и только так можно добиться того чего ты хочешь, воспитав новый, угодный тебе народ. 

— Вы так уверенно об этом говорите. Неужели не думали, что можете ошибаться?!

— Я художник, а не двигатель государственной политики, поэтому говорю ровно то, что думаю. А уж ошибаюсь я или нет — не мне судить. Кто-то меня услышит, кто-то отмахнется и скажет, что я чушь несу. Но я был благодарен тому, кто смог бы мне доказать, что я ошибаюсь.

Аплодисменты развращают

— Вы сказали, что людям вернули надежду, и это очень важно. А нет ли в этой надежде какого-то самоутешения, самообмана, в конечном счете, мазохисткого долготерпения, которое так свойственно русскому человеку?

— Может быть и есть. Наверняка есть. Но мы же фольклорный народ. Мы с самого детства заслушивались сказками о ковре-самолете, о царевне-лягушке, о волшебной щуке. Но, даже будучи такими, в критический момент мы все расставляем на свои места. И тогда мы готовы к жертве. И мы ее совершаем — безоглядно, с верой и надеждой, что жертва эта ненапрасна. 

Однако, наша склонность к самообману, которая порой продиктована излишней надеждой, приводит к тому, что мы ведемся на ложные аплодисменты и улыбки. Я помню, как со слезами на глазах смотрел выступление Горбачева в ООН. Я любовался нашим лидером, который говорит без бумажки, и ему стоя аплодируют. Это было счастье. Нам многое обещали за наше присоединение к «цивилизованному миру», но договоренности выполнялись только нами и больше никем. Точно также лет пять назад аплодировали Ющенко, также сейчас аплодируют Порошенко. Но мы знаем и понимаем чем это заканчивается. Аплодисменты развращают. Это одно из самых сильных и действенных оружий. Человек начинает думать, что поймал Бога за руку.

— Нашей власти сегодня тоже очень громко аплодируют...

— Я не про нашу власть говорю. Секундочку, я просто хочу вас понять: вам хочется, чтобы люди ненавидели человека, которого избрали?

— Было бы странно желать этого. Я говорю к тому, что не только Горбачев и Ельцин, как вы сказали, закармливали народ пустыми обещаниями. Нынешняя власть тоже далеко не все претворила в жизнь из того, что обещала.

— Конечно! Более того, в каких-то вещах мы и вовсе откатились назад. Я же с этим не спорю! Но давайте смотреть правде в глаза. Деторождаемость увеличивается? Увеличивается. Хорошо это? Хорошо. С другой стороны, у нас просто беда с образованием. Беда-а-а! То, что делает Министерство образования — это катастрофа! Допускать существование пяти, десяти, пятнадцати учебников истории — это преступление. Это ведет к разжижению у людей понимания того, в какой стране они живут. У детей в голове формируют совершенно разные представления о родной стране и ее истории. Из пяти классах, где дети учатся по разным учебникам истории, в жизнь выйдут люди, живущие в совершенно разных странах. С этим надо бороться. Как говорил мой отец: «Сегодня дети, а завтра народ». Я, как президент Российского фонда культуры, пытаюсь что-то делать для изменении ситуации. Например, мы разработали программу, объединяющую работу краеведческих музеев по всей стране. Человеку с малых лет нужно прививать понимание значения малой родины и то, почему из нее вытекает родина большая. Это долгий путь и рутинный путь. Но он необходим. Я недавно встречался с директорами краеведческих музеев. Какие у них лица! Как они говорят! Как живут! Вот такие люди должны являться предметом государственной заинтересованности. Как это не странно, но именно они являются опорой единства страны. Но в то же время кого могут испугать забастовки учителей или музейных работников? Никого! Именно поэтому государство должно внимательнейшим образом отнестись к работе тихо делающих свое дело людей.​

— Поднимать национальное самосознание можно и с помощью пропаганды, которая вновь расцвела пышным цветом. Как вы к этому относитесь?

— А что в этом плохого? Нужно расставлять акценты. У людей напрочь запудрены и разжиженны интернетом мозги. Вся эта чушь, которая вываливается на людей бурным потоком, рождается полное неведение и непонимание происходящего. Достаточно кому-нибудь написать, что в мавзолее сдается раскладушка, чтобы переночевать рядом с Ильичем, тут же найдется сотня комментаторов, которые также серьезно напишут, что знают где именно ее выдают и сколько она стоит. И пошло-поехало! Вот вы мне ответьте: что такое пропаганда? Это ложь?

— Скорее полуправда, передергивание акцентов.

— Секундочку, а то, что делаю я — это пропаганда?

— Конечно. Ваши фильмы — субъективный взгляд на вещи, но вы, как художник имеете на это полное право. Я говорю сейчас о том, что людям вдалбливают в головы через разные информационные источники.

— А что им вдалбливают? Что на Украине фашисты? А разве это не так?!

— Я не знаю. Чтобы иметь объективную точку зрения, нужно смотреть с двух сторон.

— Ну зайдите в Фейсбук и почитайте, что пишет министр внутренних дел Украины. Или посмотрите, как там депутатов в мусорные баки забрасывают. Посмотрите на сотни убитых и раненых. Вот вам взгляд с другой стороны! Но не-е-ет... У вас есть сомнения: а может, они сами себя похоронили, сами себя сожгли в Одессе. В своей видеопереписке с Ксенией Собчак я показал и рассказал, как из лоскутков правды шьется одеяло лжи. 

Два свидетеля, два министра культуры — Владимир Мединский и Сергей Капков — подтвердили, что Собчак лжет.

Студент, барин, император: эволюция кинообразов Никиты Михалкова

Подробнее

— Кстати, а зачем вы вообще стали оправдываться?! Зачем стали показывать, как выглядит ваша баня, дома для гостей, ваши угодья? Зачем стали рассказывать, что у вас нет слуг, а есть помощники, которые практически являются членами вашей семьи? В конце концов, зачем стали под запись по громкой связи звонить Мединскому и Капкову, и спрашивать о том, чем их так поразила ваша баня? Вам не кажется, что это мелко, не статусно?

— Желание правды и ее поиск не может зависеть от статуса. 

— Для вас так важно кто и что о вас думает?! Что плохого в том, что вас считают в каком-то смысле барином?

— Плохо в этом то, что это ложь! Я доказал, что Собчак говорит неправду. Или вы хотите слышать ложь? Для меня действительно важно было разобраться во всей этой ситуации. Завтра Ксюша напишет что-то еще, а я уже последовательно отвечу: «А давайте проверим!» Я показал, как лепится подобная ложь. Раскрыл механику этого дела. А они, такие как Собчак, не привыкли к тому, что подобные вещи раскрываются. Она ведь почему приплела Мединского и Капкова? Не рассчитала, что кто-то сможет им позвонить и спросить напрямую: «Чем вас так поразила баня и угодья Михалкова?» Не подумала курочка-ряба... Но для вас моя правда — это пропаганда. А ее ложь — это мнение оппозиции.

Врагов у меня нет!

— Давайте про ваших врагов поговорим...

— Ксения Собчак не враг мне! Господь с вами! У меня она вызывает только улыбку и ощущение бесстрашной наивности и безнаказанности. Она по горячим следам написала и опубликовала свое письмо с надеждой, что, прочитав его, все скажут: «Ох отхлестала Ксюшка Никитку! Ой молодец какая! Так и надо Михалкову!» Ну промолчал бы я, оно бы и дальше так пошло. В конце концов, я мог бы иметь дворец и армию прислуги! Я не ворую деньги, я могу зарабатывать. Но речь то не об этом! А что касается Ксюши, то она не может быть мне врагом. После всей этой нашей переписки мы с ней встретились в театре, поцеловались, я пригласил ее на свой фильм. У меня врагов нет.

— Вы лукавите!

— Ну назовите мне имена моих врагов.

— Это вам лучше знать. Я не хотел бы пересказывать сплетни.

— Послушайте, я бы очень не хотел, чтобы моим врагом стал человек, который меня хорошо знает, именно потому, что меня хорошо знает. Это было бы ужасно. А тот кто пытается меня оскорбить или написать какую-то глупость или хамство, не зная меня, какой же он мне враг? 

— Я не знаю, и не в этом суть. Давайте о врагах глобальных — тех, которых мы так усиленно ищем за рубежом. Зачем они нам нужны? Может мы сами себе главные враги?

— Согласен! Исторически так сложилось, что во многом мы сами себе враги лютые. Только сейчас мы начали как-то просыпаться. Но с другой стороны, как не видеть врагов извне, когда госсекретарь США Мадлен Олбрайт говорит: «Это несправедливо, что такая огромная и богатая территория, как Сибирь принадлежит только одной стране».

— Эту фразу уже затаскали! Может, она по глупости сболтнула.

— Хорошая мысль! Сболтнула, и сболтнула. Но, она же не грибами на рынке торгует, она же госсекретарь, те министр иностранных дел великой страны. Вот с этого все и начинается. Тут пропустили, там не заметили...Какие бендеровцы, они же дети. А потом эти дети сжигают живых людей в прекрасном городе Одесса. 

​— В начале беседы мы говорили про патриотизм, про ощущение малой родины, из которой вырастает ощущение родины большой...

— Это не про патриотизм! Я говорил про естественное состояние души человека, который живет там где он живет и любит все то, что его окружает там где он живет. 

— Тогда что такое патриотизм?

— Это высшая степень этой естественности. Это как дышать, как чистить зубы. Если вам вообще требуется произносить слово «патриотизм», значит, для вас это вещь не естественная.

— А патриотизм может носить патологический характер?

— Все может носить патологический характер. Даже разговор с журналистом (смеется). Одно дело орущая толпа, которая не понимает о чем она орет, а другое дело люди, которые делают свою работу на благо родины, выполняют свой долг, следуют своему призванию. Я тоже патриот, но я не ору об этом на каждом углу, а просто делаю свое дело. Кому-то мое нравится, кому-то нет, но все, что я делаю я делаю, как русский человек, живущий в России, воспитанный на русской культуре, традициях, в русской семье. Я точно понимаю, что то кино, которое я снимаю про Россию не снимет ни один американский, французский или итальянский режиссер. Также как и я не смогу снять французскую, итальянскую картину. 

— А любить родину больше, чем себя — это нормально?

— Может быть, для вас это не нормально, а для меня, для русского человека это нормально. Мой французский продюсер как-то сказал: «Моя родина там, где меньше налоги». Нормально?! Для него нормально... Для меня не нормально. Патриотизм — это не когда ты пьяный размахиваешь флагом в фонтане. Патриотизм — это когда ты точно понимаешь, что где родился, там и сгодился. И никогда не страдаешь, от того, что родился именно здесь.