«О военном детстве ты не любил вспоминать, а если и вспоминал, то мрачнел и сразу закуривал, возвращаясь в памяти в промозглые детские дома».
Роберт Рождественский – легендарный поэт-шестидесятник. В 1941-м ему было всего 9 лет. Что помнит ребёнок о войне? А помнит, как выясняется, очень многое. Потому и написал о Великой Отечественной огромное количество стихов.
Каким запомнила его дочь – известный фотограф Екатерина Рождественская? Об этом она рассказала на творческом вечере «Династии», обращаясь к самому Роберту Ивановичу. Словно отец её услышать мог.
«Стало стыдно и обидно»
– Папа, твои фотографии и портреты в доме повсюду. Часто смотрю на твой любимый стакан с подстаканником. Но время, когда я наливала в него крепкий чай, клала три кусочка сахара и несла его тебе в кабинет, уже давно прошло. Пепельницы, которые вволю кормились вашими с мамой окурками, запрятаны в чулане, а пиджаки, утратившие твой запах, висят далеко-далеко в музее на Алтае, откуда ты родом. И пусть тебя физически нет рядом, я до сих пор питаюсь восхитительными воспоминаниями, которые ты мне оставил. Особенно воспоминаниями из детства.
Однажды в середине 1960-х ты взял меня на концерт на стадионе в Лужниках. У входа были толпы народу, милиция и даже несколько машин скорой помощи. Я сидела напротив сцены, которая была далеко-далеко, где-то на горизонте. Ты читал стихи и забыл строчку. На стадионе повисла неловкая долгая пауза. Мне стало стыдно и обидно. И вдруг с верхних рядов прямо через меня пронёсся шелест, шёпот подсказки. Он прошёл вниз через футбольное поле, на котором сидели люди, превратился в громкий гул, дошёл до тебя, ты подхватил эту подсказку и продолжил читать. Я была потрясена.
Кто-то мудро и очень вовремя дал мне понять, чем ты занимаешься на самом деле. Что тебя любим не только мы с мамой, а все эти люди на стадионе, а может быть, даже больше. И я решила, что, наверное, правильно ты сидишь у себя в кабинете и всё время печатаешь на машинке.
Гонорар – 13 рублей
Ты родился в маленьком селе Косиха на Алтае, где протекает речка Лосиха, и назвали тебя в честь революционера Роберта Эйхе. Так появился на свет Роберт Станиславович Петкевич. Когда тебе исполнилось 9 лет, началась война. Ты написал стихотворение, которое впервые было опубликовано во взрослой газете («С винтовкой мой папа уходит в поход» вышло 8 июля 1941 года в «Омской правде». – Ред.). Что было в душе, то и написал. А гонорар, целых 13 рублей, перечислил в фонд победы.
Родители сразу ушли на фронт. Мама – военным хирургом. Отец – в действующую армию. Его ты больше не увидел… Ты часто вспоминал, как плохо с ним попрощался: «Отец стоит у вагона, высокий, в новенькой военной форме, в хрустящих ремнях. Через 5 минут он уедет на фронт. Надо прощаться. А я дурак, мальчишка, вместо каких-то самых нежных, самых нужных слов, говорю ему: «Без ордена не возвращайся!» Отец меня не расслышал, спросил: «Что?» Я с упорством повторил: «Без ордена не возвращайся!» Этот орден Красного Знамени семье вручили уже после войны.
О военном детстве ты не любил вспоминать, а если и вспоминал, то мрачнел и сразу закуривал, возвращаясь в памяти в промозглые детские дома, холод, голод, детприёмник в Даниловско-Московском монастыре, половина которого была занята тюрьмой. А ещё ты помнил вечное ожидание. Вы постоянно в детском доме чего-то ждали. Ждали тепла. Ждали, когда в соседний магазин привезут хлеб или хотя бы жмых. Ждали писем. Хотя нет, писем ждал только ты. Остальным писем ждать было неоткуда. В 1944 году мама написала тебе, чтобы ты изменил имя в документах. Теперь ты не Роберт Станиславович Петкевич, а Роберт Иванович Рождественский. После того как твоего отца убили на фронте, мама снова вышла замуж.
То ли от безысходности, то ли от одиночества ты поступил в военное музыкальное училище и стал играть на тубе, самой большой неподъёмной трубе с самым глухим и низким голосом. Ты дул в эту трубу по 4 часа в день до темноты в глазах, а поскольку постоянно был голодным, то часто падал в обморок, прижатый этой грудой металла.
«Почту за честь под вас уснуть»
Однажды на антресолях я увидела чёрный чемодан. Позвала тебя, спросила, что это. Ты хитро улыбнулся, достал его, открыл – и там оказался удивительной красоты, инкрустированный слоновой костью, старинный, видимо трофейный, немецкий аккордеон. Ты развернул его и заиграл так, словно долго репетировал. В другой раз ты подсел к роялю и стал аккомпанировать кому-то из певцов. Ты на одном языке разговаривал с композиторами, хорошо знал музыкальную грамоту, песни давались тебе легко. Многие из них живут до сих пор…
Однажды к нам пришёл Магомаев. Вы вернулись после концерта, было уже поздно. И сразу же отправились в кабинет, где стоял рояль. Мама попросила играть не очень громко. Но через несколько минут весь этаж заполнился бархатным голосом Муслима. Вскоре в дверь позвонили. Открыла бабушка. На пороге стоял наш сосед, полуголый, завёрнутый в белую простыню: «Лидия Яковлевна, я всё понимаю, но уже 12 часов ночи. Я тоже люблю Магомаева, но мне завтра рано вставать. Сделайте, пожалуйста, радио немножко потише». Бабушка, лукаво посмотрев на него, громко позвала: «Мусик!» Открылась дверь кабинета – и бедный сосед покраснел с головы до пят и сказал фразу, которую мы вспоминали потом очень долго: «Пойте, пойте, Муслим Магометович, почту за честь под вас уснуть».
«Я тебя не забываю»
В Литинститут ты поступил со второго захода. В первый раз приёмная комиссия тебя не приняла. Сказала, что ты профнепригоден, и посоветовала поискать другое занятие. Ты приехал на второй год брать штурмом Литературный. Взял. И тут произошло самое важное событие в твоей жизни. В курилке ты встретил любовь. На 120 парней приходилось всего 5 девочек, и одной из них была она, красавица Алла Киреева, за которой отчаянно ухлёстывал расфуфыренный Евтушенко. Но тут появился ты, бедно одетый, скромный, с пронзительными голубыми глазами…
Вы с мамой были для меня единым целым. Всё время вместе. Тихие слова, лёгкие прикосновения, милые записочки друг другу, которыми обменивались все в нашей семье. Ты не мог пройти мимо мамы, чтобы не коснуться её, не поцеловать в шею. Что же такое ты ей шепчешь, думала я, но была слишком мала ростом и не могла услышать. А когда немножко подросла, услышала. «Любимая моя, Алёнушка, ластонька». У тебя вся поэзия пропитана любовью к единственной женщине, моей маме. Больше половины стихов посвящено ей, неважно, о чём они: о жизни и смерти, о войне и мире, о любви и ненависти.
Это была, я уверена, одна из самых великих историй любви XX века. История, о которой мало кто знает, потому что любовь такого высокого полёта не навынос, не напоказ. А мы с сестрой жили в этом счастье и думали, что так должно быть у всех. Вы прожили вместе 40 долгих и очень быстрых лет.
Всё оборвалось 19 августа 1994 года. Сестра постучала ко мне в окошко в 5.30 утра: «Пойдём, Роберту плохо». Ты сидел посреди комнаты, уже ни на что не реагировал, давление 80 на 40. Стали звонить в скорую, она долго не ехала, тебе становилось хуже. Ты уходил. «Девочки, я вас люблю». Это последние слова, которые ты произнёс.
Папа, скоро тебе исполнится 93. (Рождественский родился 20 июня 1932 года. – Ред.) Как же не хватает в наше время мудрых добрых людей, умеющих найти правильные слова и расставить их в правильном порядке! Ты бы нашёл эти слова, папа… В общем, я тебя не вспоминаю. Просто я тебя не забываю.
