О прошлом, настоящем и будущем кинематографа aif.ru поговорил с режиссером Владимиром Хотиненко, который в эти дни возглавляет жюри ХII Забайкальского международного кинофестиваля.
Татьяна Уланова, aif.ru: Владимир Иванович, четвертый год идет СВО, за это время появилось несколько новых кинофестивалей. Проводятся конкурсы, вручаются премии. Столь насыщенная светская жизнь уместна в такое время?
Владимир Хотиненко: Может быть, и много всего. Но... Все зависит от того, как проходят мероприятия. И для чего. Во время Великой Отечественной и кино снималось, и театры работали. Конечно, когда слишком пышно и празднично, внутри немножко скребёт.
Но тут иная еще тема возникает: подчинять ли все войне? Это ведь не вся жизнь, только часть ее. К сожалению, перманентная. Ну, тут ничего нового. Сколько существуют люди, столько и воюют. Это природа человеческая. И наша беда. Ну, может, когда-нибудь дозреем до того, чтобы прекратить междоусобицы. Сколько уже фильмов об этом снято, музыки и книг написано...
Спекулировать на теме СВО нельзя!
— Вы уже во второй раз — председатель жюри Забайкальского киносмотра. Надеетесь на появление героя нашего времени?
— Риторический вопрос. Быть председателем жюри — не очень благодарная обязанность. Все равно чьи-то струны заденешь, кто-то обидится, кому-то станет больно. Я даже зарекался, что не пойду больше в жюри. Но к Забайкальскому фестивалю у меня отношение особое. В прошлый раз (в 2013 году — прим. ред.), например, главный приз взяла очень хорошая картина Вячеслава Росса «Сибирь. Монамур». Хотя это не моя заслуга — решали все члены жюри.
Конечно, любопытство у меня есть — как у режиссера, педагога. Каждый смотр — будто лакмусовая бумажка. Ты представляешь, как в определенном контексте решаются творческие задачи. И на любом фестивале, прежде всего, ждешь интересного кино.
У Забайкальского фестиваля уже есть свое лицо, он занял свою нишу. И в этом году очень разнообразная программа. Хочется посмотреть, какое кино снимают коллеги во время драматических событий. Ведь пока это в основном журналистика, документальное кино. Чтобы появились художественные фильмы, должно пройти время, надо все осмыслить. Таков закон, много раз подтвержденный.
Хотя есть и очевидная проблема — для многих сочинение на тему СВО превратилось в конъюнктурную задачу. А спекулировать на такой теме никак нельзя!
Не слишком ли много развлечений, веселья, спрашиваете вы. А давайте вспомним замечательную картину «В бой идут одни старики». Страшная война, а там песни поют. И зрители, и критики хорошо приняли фильм. Потому что война войной, а жизнь продолжается. Просто серьезные ленты и делать должны серьезные, талантливые люди. Чтобы их труд был полезным, а не нанес вред.
— Алексей Балабанов не был конъюнктурщиком и снял «Брата», Данила Багров уже четверть века остается героем. Хотя бойцы СВО — определенно герои нашего времени.
— Конечно. И о них снимают документальное кино. Мои ученики в том числе. Это серьезный и интересный опыт. Надо только отделять зерна от плевел. Вот то, что сегодня требуется.
— СВО показала отношение деятелей искусства к Родине, к соотечественникам. Уехали и те, с кем Вы работали...
— Отъезд всегда был личным выбором человека, его поступком. И неважно, изменил я к уехавшим отношение или нет. Да, с кем-то снимал кино, общался. Но теперь у них другая жизнь. Они сделали такой выбор. В любом случае — драматический. Независимо от того, хорошо им там живется или плохо.
С Вишневской пел «Черного ворона»
— Года два назад Вы мне говорили, что думаете и о фильме про Данте Алигьери, и про оперу «Кармен». Но, похоже, оставили эти темы и обратились к нашим персонам. Например, к Галине Вишневской.
— Надеюсь, я оставил эти темы не навсегда. Всему свое время. В моем пространстве они есть. Но сейчас в работе — сиквел фильма «Макаров»...
— И Вы — туда же! Сначала сиквел, потом — приквел?
— Это очень интересно! Актуальнейший проект, так или иначе связанный с искусственным интеллектом. Мальчик вырос, стал продвинутым айтишником. И ему в первый раз приснился отец. А что он сказал, парень не запомнил. Вот и создает его аватар, чтобы пообщаться и попытаться понять, а можно ли в нейропространстве вернуть чувства к отцу.
— И модная тема, и байопик о Вишневской?
— Снимать биографический сериал отказался. Мне хочется понять, из чего она выросла (как у Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи...»), как пришла к славе. Во всех смыслах, одним из которых был Ростропович. В определенной степени это будет нереалистическая картина «Зачарованный голос» (тоже выражение Анны Андреевны). Сколько я слушал интервью Вишневской — она всегда вспоминала детство. Вот я и хочу переплести ее детские фантазии (первые шаги, предчувствие того, что должно произойти) и уже взрослые.
Искусство, оно ведь вообще нереалистично. Сама Галина Павловна об этом хорошо говорила — искусство начинается там, где заканчиваются правила. Вот и интересно, из чего выросла эта необычайная персона. Кто-то не признавал ее как певицу, другие не выносили характера Вишневской. А образ, очевидно же, мощный. И судьба невероятная.
— Были с ней знакомы?
— Да, повезло. Когда судьба свела нас на мероприятии, я даже спел ей.
— Неужели арию?
— Не, «Чёрного ворона» скричал, как говорили на Дону. Вишневская так растрогалась, что подарила мне свою книгу. Теперь хочу прикоснуться к этой персоне. О подобных судьбах надо говорить, не педалируя, без дидактики.
— Уже знаете, кто будет играть певицу?
— Пока рассматриваю варианты, буду пробовать. Можно, конечно, подложить фонограмму. Но в кадре-то все равно должна быть Вишневская. С характером. Постановочно, может, и несложная работа, но технически — непростая. Требующая серьезной актерской работы. Нужно, чтобы возникла аура.
«Разогревалась сковородка для грядущего сумасшествия»
— Последним Вашим проектом был триптих про Ленина шесть лет назад. И вдруг Вы пришли к Чехову, сделав о нем документальный фильм.
— Ну, к Чехову можно прийти когда угодно. Хотя до этого пространство моих интересов занимал Федор Михайлович, потом — Владимир Ильич с полнометражной лентой «Ленин. Неизбежность» в центральной части триптиха. Мне всегда было интересно то, что происходит в стране. То, что зовется запахом времени.
«Патриотическую комедию» я снимал, когда случился путч. Сделал «Макарова» — произошел второй путч. За «Мусульманина» взялся — началась чеченская война...
Знакомые стали интересоваться: что дальше собираешься снимать? Я не пророк, не Нострадамус. Просто делаю портреты России в разные периоды ее жизни. И пытаюсь осмыслить эти портреты эпохи. Но, когда началась пандемия, запах времени аллегорическим образом пропал. Начались такие процессы в мире — будто разогревалась сковородка для грядущего сумасшествия. И сейчас в самом деле мир немного сошел с ума.
— И сегодня по-прежнему никакого запаха времени?
— Сейчас — «Макаров». Параллельная невероятная реальность искусства. Кто-то боится искусственного интеллекта. А чего бояться? О нем надо знать. Чтобы быть готовым.
— Вы же понимаете, что ИИ никогда не сможет заменить ни Вас, ни Михалкова, ни Гайдая. И как бы гениально ни рисовали компьютеры Никулина, настоящим он будет только в старых фильмах.
— Именно об этом я и снимаю. Если человек считает себя индивидуальностью, его никто не заменит. Хотя, уверяю вас, искусственный интеллект способен написать сценарий лучше, чем 80% людей, которые сейчас это делают. ИИ может создать актера, который сыграет лучше, чем 50% живых актеров. Но никогда ИИ не заменит истину, силу прикосновения, ту человеческую сущность, что была и пока еще есть в фильмах. Пока человек сам ощущает себя этой сущностью.
Не все ее ощущают. И не все переживают чувства, которые были у Ромео и Джульетты. Словом, вопрос интересный, противоречивый. Но это уже реальность. Как и общение по мобильному телефону.
— Раньше режиссеров киношедевров знала вся страна. Их имена гремели — Калатозов, Чухрай, Панфилов, Бондарчук. Сейчас процессом заправляет чуть ли не шоураннер — «ноунэйм», который, как выразился Ваш коллега, объясняет режиссеру, про что тот снимает. Ну не бред ли?
— Да, да, да, это бред!
— Боюсь спросить, у вас есть такой человек?
— У меня не может быть никакого шоураннера! Это знают все, кто собирается мне что-либо предложить. Во время пандемии, когда начались процессы безымянности, я словно напророчил, сказав, что теперь в кино придут энергичные, не очень талантливые люди. Так и произошло.
Да, тогда кинематограф немного просел. Ну, мало ли, какие периоды он переживал! И в нашей стране, и в том же Голливуде. Все перемелется. Это как культурный, наполненный ценностями, сосуд. В какой-то период он иссякает, чтобы потом снова наполниться. Так же и с кино, наверное. Есть у меня такое предчувствие.
Лишь 20–30 % с дипломом режиссера остаются в кино
— Идет 25-й год ХХI столетия. Какие-то ленты имеют шанс попасть в золотую коллекцию российского кино?
— Даже если хорошо просеять, думаю, за четверть века что-то хорошее найдется.
— Никого не назовете? Боитесь обидеть тех, кто не попадет в список?
— Действительно, никогда не делал этого, чтобы ненароком не обидеть кого-то. Человек потом скажет: «А что ж ты меня не вспомнил?». Зачем же ранить? Тем более это только моя точка зрения. Хотя когда-нибудь, может, и составлю такой список.
Вопрос в другом. Время титанов, о которых вы говорили, безвозвратно ушло. Недавно после занятия я провел со студентами любопытный экспириенс. «Посмотрите на лица в старых фильмах, — сказал я. — Смотришь — и сразу открывается перспектива. В лицах есть смысл. Они имеют значение. Это не только актеры, но и режиссеры, поэты, художники.
А сейчас что? Безликость. Проклятая пандемия — все-таки мистическое событие. Будто надели все маски, и никак не могут снять. Запах времени исчез. Тот период породил новые процессы, которые нам не нравятся. Но не думаю, что это навсегда. Все проходит.
— В советское время на режиссерский курс нельзя было поступить сразу после школы. Туда шли вернувшиеся с фронта. Те, кто что-то пережил, успел чему-то научиться. А теперь кто идет в режиссеры?
— Разные люди. Не стоит посыпать голову пеплом: ох, какая у нас молодежь, то да сё... У меня есть ребята и насмотренные, и компетентные, и мыслящие. Но большого количества талантов в нашей сфере никогда не было. Есть даже статистика: из тех, кто получил режиссерское образование, лишь 20%, максимум 30%, остаются в кино. В этом смысле у нас жестокая профессия. Особенно сейчас, когда можно снять фильм телефончиком.
Это ничего не меняет. Все равно происходит природный отжим, как молоко превращается в сливки, потом — в масло. Мы про него ничего не знаем, не понимаем. Но этот отжим происходит и в кино.
— Вы пришли в кино дипломированным архитектором. Стало быть, хорошим режиссером не рождаются?
— Всё из детства. А вот куда человек как личность направится — это уже вопрос судьбы. Надо слышать ее звуки: куда она тебя зовет. И не пропустить нужную дверь.
То, что взял от родителей, твоя общая культура, наполнение — все влияет на судьбу. Утверждать, что хорошим режиссером рождаются, было бы слишком поверхностно. Происходит по-всякому. И в разном возрасте. Да, во ВГИКе боялись принимать молоденьких. Но бывало же — приходили без жизненного опыта и становились замечательными режиссерами.
«Посмотрел на жену — и, считай, день удался»
— Много лет назад в Свердловске Вы, солдатом в увольнительной, попали на творческую встречу с Никитой Михалковым, и он стал вашим крестным отцом в кино. Вот это судьба!
— После архитектурного я не мог понять, куда идти. Идей не было совсем. Как сейчас у многих во всем мире. Чтобы не отрабатывать три года, я ушел служить. А там за год накопилось столько впечатлений! К тому же на встрече с Михалковым я выгодно отличался... солдатской формой. Словом, делюсь с ним историями — веселыми, драматическими. И вдруг он говорит: «Слушай, может, тебе в кино?..».
Тот год на службе я ни на что не променяю. Это действительно был знак судьбы, хоть и выбранной мною добровольно. Только пройдя этот путь, я оказался у двери, в которую следовало зайти.
— Вы не одно десятилетие снимаете фильмы. А зачем кино людям вне этой профессии, нам всем?
— Беседуя со студентами, я говорю: «Ребята, вы должны понимать: сказанное мной — не абсолютная истина. Это моя точка зрения. А вы имеете право на свою. И они, между прочим, имеют право высказываться, а не просто кивать и поддакивать. Это очень важный момент.
Кино, как все искусство, предназначено для того, чтобы кошмарную сторону человеческой сущности уравновешивать. И религия — для того же. Хотя, казалось бы, это все абстрактно, и есть более полезные специальности — врачи, хлеборобы... Но без искусства человечество пропало бы.
Когда Леонардо или Микеланджело творили, в Европе происходило бог знает что. Сколько всякой резни было! А они создавали шедевры, которыми люди восхищаются уже не одно столетие. Этим и ценно искусство. В том числе кино. Хотя оно и не такое древнее, как живопись.
— Нынешний фестиваль в Чите посвящен теме семьи. А для чего она нужна, Вы, как человек, в четвертый раз женатый, поняли?
— Сколько семей — столько разных историй. Универсальной формулы нет. Главное — мы сеем зерна человеческой жизни. От природных законов никуда не деться. А семья — один из них. Птицы и животные тоже спариваются, хотя, казалось бы, дикие существа, без интеллектуального подтекста.
Мы с Танечкой давно вместе, а для меня до сих пор радость с утра видеть ее. Посмотрел на жену — и, считай, день удался. Мелочь вроде? Но нет!
— Вашему браку, по-моему, лет 30. Как удается сохранять свежесть чувств?
— В послании апостола Павла есть глава о любви (первое послание апостола Павла к христианам Коринфа называют «Гимном любви» — прим. ред.). И вот как мы каждое утро чистим зубы, так же ежедневно нужно читать эту главу.
Когда написавший Апокалипсис Иоанн Богослов состарился, ученики просили: дай нам завет, как жить? Он говорил: любите друг друга! Те изумлялись: что, все так просто? А он опять: любите друг друга!
— Не у каждого получается.
— Но стремиться к этому нужно.
