Фильм Эльдара Рязанова «Служебный роман» вошёл в культурный код как минимум старшего поколения — это утверждение давно уже стало общим местом. Но в том-то всё и дело, что привычные вещи иногда таят в себе массу загадок.
Кто кого бросил?
Нам действительно кажется, что мы знаем о героях фильма всё. Ну, или почти всё. Собственно, они сами о себе рассказывают достаточно подробно. Помните эпизод, в котором неприятный чёрствый директор по прозвищу «Мымра» внезапно превращается в несчастную одинокую женщину? «А я совсем одна. Вот этот кабинет и всё это практически и есть мой дом. А вечера!.. Если б вы знали, как я боюсь вечеров! Если бы вы знали... Конечно, у меня есть друзья, есть знакомые, но у всех семьи, дети, домашние заботы... Вот видите, превратила себя в старуху. А мне ведь только 36...» Впоследствии мы узнаём о ней уже совсем душераздирающие подробности. Оказывается, у Людмилы Прокофьевны был любимый человек, который совершил подлость — женился на её подруге...
История, конечно, печальная. Но ничего экстраординарного в ней нет. Дело, как говорится, житейское. Гораздо любопытнее другое. Все эти излияния слушает человек, который говорит о себе крайне мало и неохотно. Между тем история его личной жизни может представлять особенный интерес, поскольку товарищ Новосельцев — а это именно он — в некотором роде уникальный случай.
Все мы помним, что у него двое детей: «Мальчик и... м-м-м... де... тоже мальчик». Более того, он воспитывает их один. То есть он — отец-одиночка. И если мать-одиночка для СССР в 1978 году, когда фильм появился на экранах, явление печальное, но почти что фоновое, то одинокий отец с двумя детьми — нечто из ряда вон выходящее.
На чьей стороне был закон?
Вариантов тут несколько. Первое, что может прийти в голову, — он вдовец, и тогда всё логично. Однако это не случай Новосельцева — секретарша Верочка, которая знает всё и обо всех, даёт ему такую характеристику: «Холостяк с двумя детьми».
А это уже интереснее. В Советском Союзе ещё на этапе создания этого нового государства были приняты беспрецедентные для мировой практики законы об охране материнства и детства. Впоследствии эти законы пересматривались, улучшались и к моменту выхода фильма на экран были доведены почти до совершенства. По идее, и мать, и отец были равны. Но матери, как говорится, были «равнее». При разводе супругов в 99% случаев детей оставляли именно матери, каким бы замечательным ни был их отец.
Оставшийся один процент выпадал на случаи совсем уже мрачные и даже зловещие. Скажем, мать пьёт, да не просто, а до зелёных чертей и белой горячки. Либо физически истязает детей. Либо... Тут можно найти много таких вот «либо». Ясно одно — в подобных случаях суд при разводе оставляет детей отцу, а мать лишает родительских прав.
Могло такое произойти с Новосельцевым? Теоретически — да. Мы ведь ни разу не видим, чтобы мать «мальчика и мальчика» хоть раз навестила своих детей. Похоже, её вообще нет в пределах досягаемости. А, стало быть...
«Светленькая такая...»
А вот и нет. Кое-какие подробности всё-таки до нас долетают. Во-первых, сам товарищ Новосельцев в кратком разговоре с Юрой Самохваловым и Олей Рыжовой сознаётся: «Нет, детей я сам у неё отобрал... Не дал...» Но тут же сам себя обрывает: «Дело не в этом». Ну и, разумеется, всезнающая Верочка даёт «Мымре» небольшую справку о том, что не отражено в личном деле Анатолия Ефремовича: «Вы Лизу Леонтьеву помните из строительного отдела? Такая... Светленькая такая... Смазливенькая такая... С косой. Она сейчас у нас не работает... Ну вот, она была его женой, родила ему двух детей, а потом... закрутила».
Вообще-то выражение «закрутила» очень обтекаемое. Но есть характерный момент. После того, как оно вылетает, между Людмилой Прокофьевной и Верочкой происходит обмен понимающим мычанием. Буквально:
— У-у-у...
— Угу.
Фигура умолчания — очень важная вещь. Особенно в советском обществе конца 1970-х. Были некоторые моменты, которые старались не афишировать, а как-то обойти. Но при этом намекнуть. Ни в коем случае не словом, а выражением лица и подобными вот многозначительными междометиями. В частности, одной из таких вот тем, окутанных понимающим молчанием-мычанием, была тема эмиграции советских евреев в Израиль.
Вообще-то такой отъезд — при наличии родственников в Израиле — был разрешён ещё в 1965 году. Но до начала семидесятых ручеёк покидающих СССР был совсем жалким. А начиная с 1971 года, с того самого момента, как был взят курс на разрядку, он вырос, и вырос значительно. Советским властям надо было продемонстрировать миру свою добрую волю, и квоты на выезд были расширены. Так, в 1970 году в Израиль выехало всего 999 человек, а в 1971-м — уже около 13 тысяч. И на протяжении всех семидесятых этот поток только увеличивался — в 1979 году в Израиль выехало более 51 тысячи советских евреев.
А теперь вспомним, что фильм Эльдара Рязанова был поставлен по пьесе «Сослуживцы», которую он и его соавтор Эмиль Брагинский написали... Правильно — в 1971 году. Кстати, там, в отличие от фильма, упоминается, что жена Новосельцева ушла от него к конкретному человеку — некоему ревизору, который заходил в «статистическое учреждение».
Если допустить, что этот самый ревизор имел родственников в Израиле и подал документы на выезд, то странности вокруг статуса Новосельцева снимаются сами собой. И понимающее молчание пополам с недомолвками, которыми окружена фигура его бывшей жены. И то, что она не навещает своих мальчиков. И всеобщее сочувствие к Анатолию Ефремовичу. И, разумеется, то, что он смог «отобрать детей». Да. В случае если мать не просто ушла к другому, а ещё и собирается уехать с ним в Израиль, советский суд с очень большой вероятностью оставил бы детей отцу.
