115 лет исполняется со дня рождения Андрея Платонова — писателя, поэта, драматурга, журналиста, чьи самые значимые произведения, написанные в 20–30-х годах, так и не были опубликованы при жизни автора. Его прозу принято сравнивать с романами Джойса и Кафки, пьесы — с абсурдистской драматургией Ионеско и Беккета, однако настоящий аналог трудно отыскать как в мировой, так и в советской и российской литературе. Трудный для восприятия, гротескный платоновский язык неотделим от содержания его произведений — сюрреалистических, пространных и остросатирических историй, в которых строительство нового мира и социалистического общества выглядит утопией, как строительство Вавилонской башни.
Жизнь самого писателя была не менее трагичной и страшной, чем та, которую он описывал в своих книгах. Андрей Платонович Климентов, в 20-х годы переделавший своё отчество в творческий псевдоним, родился в Воронеже, в семье слесаря-машиниста. Как вспоминал позже сам писатель, ему пришлось повзрослеть довольно рано — оставить школу и устроиться на работу, чтобы помогать своей семье, где он был старшим ребёнком. Платонов успел поработать литейщиком, слесарем, помощником машиниста — описание заводских будней можно встретить в ранних рассказах писателя. Несмотря на это, своё образование Платонов продолжил и в 1918 году поступил в железнодорожное училище. В эти годы начали появляться первые публикации: сперва фронтовые репортажи, сделанные автором во время Гражданской войны, позднее — критические очерки, заметки и статьи в нескольких газетах. Там же публиковал Платонов и свои стихи, а поэтический сборник «Голубая глубина», вышедший в 1922 году, заслужил похвалу Валерия Брюсова. Впрочем, литература стала для Платонова основным делом жизни лишь после переезда в Москву. До этого в течение нескольких лет он работал инженером-мелиоратором. Решение отказаться на время от писательской деятельности Платонов принял под впечатлением от засухи 1921 года и последовавшего голода в деревнях: «Будучи техником, я не мог уже заниматься созерцательным делом — литературой».
Поселившись в Москве в 1926 году, он наконец полностью посвящает себя литературе. Первыми серьёзными публикациями стали повести «Епифанские шлюзы» и «Сокровенный человек», рассказ «Антисексус». В 1929 году в печати появляется рассказ «Усомнившийся Макар», в котором автор сатирически описывает всю несостоятельность коммунистических идей и социалистического общества. Его герой — Макар Ганнушкин — на первый взгляд, недалёкий, но на деле сообразительный рабочий, изобретатель с золотыми руками, который всячески пытается облегчить труд себе и другим, но вместо этого получает штраф от руководителя Льва Чумового — за проявление индивидуальности. Чтобы заработать денег на оплату штрафа, Макар отправляется в Москву. Здесь его идеи также остаются невостребованными, однако герой знакомится с Петром — человеком не работающим, а думающим. Вместе они приходят к выводу, что в социалистическом обществе трудом не заработаешь, и устраиваются на службу в Рабоче-крестьянскую инспекцию — говорить с народом и решать все дела в уме.
Прочитавший «Усомнившегося Макара» Сталин назвал рассказ политически вредным и вынес Платонову свой «приговор»: «Талантливый писатель, но сволочь». Позднее о том, что рассказ был опубликован, сожалел главный редактор журнала «Октябрь» Александр Фадеев: «Я прозевал недавно идеологически двусмысленный рассказ А. Платонова «Усомнившийся Макар», за что мне поделом попало от Сталина… — рассказ анархистский…» А руководитель Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) Авербах в своей статье, посвящённой «Макару», выносил Платонову предупреждение: «Писатели, желающие быть советскими, должны ясно понимать, что нигилистическая распущенность и анархо-индивидуалистическая фронда чужды пролетарской революции никак не меньше, чем прямая контрреволюция с фашистскими лозунгами. Это должен понять и А. Платонов». Настоящая травля Платонова началась чуть позднее, после публикации повести «Впрок» о жизни в колхозах под Воронежем, в которых писателю довелось побывать. Её, как и «Макара», напечатал в журнале «Красная новь» Александр Фадеев. Однако после того, как Сталин внимательно ознакомился с этим произведением и вновь назвал автора «сволочью», Фадеев, пытаясь оправдаться, написал статью «Об одной кулацкой хронике», где уже сам обвинял Платонова во всех возможных литературных преступлениях.
И повесть «Котлован», и роман «Чевенгур» — самые значительные произведения Платонова — впервые были изданы в СССР лишь в конце 80-х годов, спустя много лет после смерти автора. Платонов скончался в 1951 году от туберкулёза. Болезнью писатель заразился ещё в начале 40-х — от сына Платона, арестованного по доносу в 15 лет за «антисоветскую агитацию», прожившего в заключении 2 года и скончавшегося в 20-летнем возрасте. Платонов так и не оправился после смерти любимого сына, был физически измотан болезнью и практически лишён возможности заниматься литературой из-за постоянных цензурных нападок и обвинений в клевете — во время войны Платонов вернулся к корреспондентской работе, а после её окончания вынужден был зарабатывать на жизнь обработкой сказок для детских журналов.
АиФ.ru публикует отрывок из рассказа «Усомнившийся Макар».
***
Макар отвлёкся взором на московский народ и подумал:
«Люди здесь сытые, лица у всех чистоплотные, живут они обильно, — они бы размножаться должны, а детей незаметно».
Про это Макар сообщил Петру.
— Здесь не природа, а культура, — объяснил Пётр. — Здесь люди живут семействами без размножения, тут кушают без производства труда…
— А как же? — удивился Макар.
— А так, — сообщил знающий Пётр. — Иной одну мысль напишет на квитанции — за это его с семейством целых полтора года кормят… А другой и не пишет ничего — просто живёт для назидания другим.
Ходили Макар и Пётр до вечера; осмотрели Москву-реку, улицы, лавки, где продавался трикотаж, и захотели есть.
— Пойдём в милицию обедать, — сказал Пётр.
Макар пошёл: он сообразил, что в милиции кормят.
— Я буду говорить, а ты молчи и отчасти мучайся, — заранее предупредил Макара Пётр.
В милиционном отделении сидели грабители, бездомные, люди-звери и неизвестные несчастные. А против всех сидел дежурный надзиратель и принимал народ в живой затылок. Иных он отправлял в арестный дом, иных — в больницу, иных устранял прочь обратно.
Когда дошла очередь до Петра и Макара, то Пётр сказал:
— Товарищ начальник, я вам психа на улице поймал и за руку привёл.
— Какой же он псих? — спрашивал дежурный по отделению. — Чего ж он нарушил в общественном месте?
— А ничего, — открыто сказал Пётр. — Он ходит и волнуется, а потом возьмёт и убьёт: суди его тогда. А лучшая борьба с преступностью — это предупреждение её. Вот я и предупредил преступление.
— Резон! — согласился начальник. — Я сейчас его направлю в институт психопатов — на общее исследование…
Милиционер написал бумажку и загоревал:
— Не с кем вас препроводить — все люди в разгоне…
— Давай я его сведу, — предложил Пётр. — Я человек нормальный, это он — псих.
— Вали! — обрадовался милиционер и дал Петру бумажку.
В институт душевноболящих Пётр и Макар пришли через час. Пётр сказал, что он приставлен милицией к опасному дураку и не может его оставить ни на минуту, а дурак ничего не ел и сейчас начнёт бушевать.
— Идите на кухню, вам там дадут покушать, — указала добрая сестра-посиделка.
— Он ест много, — отказался Пётр. — Ему надо щей чугун и каши два чугуна. Пусть принесут сюда, а то он ещё харкнет в общий котел.
Сестра служебно распорядилась. Макару принесли тройную порцию вкусной еды, и Пётр насытился заодно с Макаром.
В скором времени Макара принял доктор и начал спрашивать у Макара такие обстоятельные мысли, что Макар по невежеству своей жизни отвечал на эти докторские вопросы как сумасшедший. Здесь доктор ощупал Макара и нашёл, что в его сердце бурлит лишняя кровь.
— Надо его оставить на испытание, — заключил про Макара доктор.
И Макар с Петром остались ночевать в душевной больнице. Вечером они пошли в читальную комнату, и Пётр начал читать Макару книжки Ленина вслух.
— Наши учреждения — дерьмо, — читал Ленина Пётр, а Макар слушал и удивлялся точности ума Ленина. — Наши законы — дерьмо. Мы умеем предписывать и не умеем исполнять. В наших учреждениях сидят враждебные нам люди, а иные наши товарищи стали сановниками и работают, как дураки…
Другие больные душой тоже заслушались Ленина, — они не знали раньше, что Ленин знал всё.
— Правильно! — поддакивали больные душой и рабочие, и крестьяне. — Побольше надо в наши учреждения рабочих и крестьян, — читал дальше рябой Пётр. — Социализм надо строить руками массового человека, а не чиновничьими бумажками наших учреждений. И я не теряю надежды, что нас за это когда-нибудь поделом повесят…
— Видал? — спросил Макара Пётр. — Ленина — и то могли замучить учреждения, а мы ходим и лежим. Вот она тебе, вся революция, написана живьём… Книгу я эту отсюда украду, потому что здесь учреждение, а завтра мы с тобой пойдём в любую контору и скажем, что мы рабочие и крестьяне. Сядем с тобой в учреждение и будем думать для государства.
После чтения Макар и Пётр легли спать, чтобы отдохнуть от дневных забот в безумном доме. Тем более что завтра обоим предстояло идти бороться за ленинское и общебедняцкое дело.
Отрывок из рассказа Андрея Платонова «Усомнившийся Макар»
Хулио Кортасар. Рассказ «Заколоченная дверь» 
«Остров Крым». Отрывок из романа Василия Аксёнова 
«Любовь к трём цукербринам». Отрывок из нового романа Виктора Пелевина 
«Двое на телеге». Первый рассказ Василия Шукшина 
Фёдор Достоевский: у нас явилось политическое единство, беспримерное в мире 
