Шрэк и Паша

Я воспользуюсь моментом, когда вы, как распоследнее дурачьё, разглядываете штырь в становом хребте разнесчастного Плющенко, и расскажу вам, почему Руни — не очень, а Паша Ростовцев — пацан.

Я не настолько низок, чтобы писать про то, что Руни кажется парнем, поражённым деменцией, хотя отчаянно похож на имбецила, да. Нет же, я о футболисте и человеке.

Раз в несколько лет я читаю о том, как клуб переподписывает с этим реднеком контракт, и не просто продлевает, а заходится от восторга. И никакой столастики в этом нет, токмо закономерность: великий, дескать, игрок; начать, дескать, разговор о нём — и не исчислишь заслуг.

Правда, весь период до того, как пупс выбивает новый умопомрачительный контракт, я вижу его игру, чуть лучше, чем сычевскую, и слышу, и читаю (каждый год!): «Это сезон не нашего "wondеr-боя", играет он бледно, попадает редко, выпендривается много.

Ну, вот такая трансцендентная, якобы важная птица, переоценённая, как Леди Гага. В мире больше нет великих игроков в футбол; есть те, кого назначили и таковыми обзывают.

Но в мире ещё есть большие парни, пацаны — не в криминальной интерпретации, а те, что не потеряли согласия с собой.

Там, где уродливый Руни, прикидываясь патриотом, проваливая матч за матчем, все последние сезоны выцыганивает себе новые контракты и трильон дополнительных преференций, сочетая наглость с остатками дара, наш Ростовцев сочетает брутальность с душевной красотой.

Трёхкратный чемпион мира, олимпийский медалист, он стал с жаром и азартом тренировать барышень-биатлонисток.

Любопытно, что покамест британский Шрэк старел в статусе вундеркинда, наш Павел шесть лет работал чиновником, и, судя по нему сегодняшнему, даже там, в кабинетах, не плесневел, а рос, ему не дано обрасти мхом, у него большое сердце.

Когда накануне Олимпиады Ирину Старых уличили в приёме допинга, Ростовцев под всеобщее улюлюканье, добивавшее девушку, нашёл для неё самые нужные слова, которые, когда нужны здесь и сейчас, бывают самыми простыми, но в простоте своей величавыми.

О том, что в спорте рождаются лишь однажды, а вот умирают по многу раз, и надо уметь держать удар, потому что, как бы страшен ни был допинг, рядом с человеческой жизнью и её самоценностью он — ничто, пустой звук.

На самой Олимпиаде он заступился за третируемую всеми заслуженную биатлонистку Ольгу Зайцеву: как можно быть такими неблагодарными и жестокими?

А сразу после Олимпиады, обойдясь без высокопарностей, он сообщил, что уходит; кокетство ни при чём: он три года без семьи, а всё, что без семьи и без детей — вздор; старшему, между тем, уже 14, он нуждается в отце. Никакие деньги не заставят его остаться.

Два типа, два подхода, две морали, две группы, два мира.

Это противофаза мира ущербного рвача и мира нашего Павла, благодаря которому мы и не сходим с ума в мире ущербных.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции